Девятый день, отметил Клайв в записной книжке. Завтра был выходной, но облегчения это ему не приносило, потому что их должны были навестить родители, а всё, что он о них знал – это имена. Он даже не знал, как они выглядели. Что, если Клайвен был больше похож на дедушку или бабушку, нежели на маму с папой? Будет очень неудобно, если он их не узнает.

Кроме того, он не знал, чем ему заняться потом. Закрытая в выходной библиотека не оставляла ему шанса скоротать время за чтением (на руки книги ученикам не выдавались), а больше занятий особенно не было.

День тянулся медленно, но неумолимо. На занятиях его не трогали, ничего интересного не происходило, отчего ему было не только тревожно, но и скучно – смесь чувств, доставлявшая ему дискомфорт даже несмотря на то, что ждать он умел. К отбою он перебрал почти все известные ему виды ожидания из доступных; если бы у него имелись сигареты, было бы, пожалуй, легче. Самый приятный – сон – он отодвинул в конец очереди, чтобы потом не маяться, проснувшись среди ночи уже выспавшимся.

Следующим утром он, воспользовавшись тем, что все спешили в обеденный зал, подошёл к зеркалу в коридоре. Собственное отражение снова ему не понравилось. Вместо худощавого, немного сутулого парня с чуточку растерянным, но мрачноватым выражением лица, каким Клайвен запомнился ему в первый день, в зеркале отражался поджарый широкоплечий тип с внимательным и слегка голодным взглядом. Разумеется, только он сам точно знал, что он ещё больше похудел и начал наращивать мышцы, окружающие этого пока что видеть не могли, но общее впечатление теперь было иным. К тому же, мимика Клайвена начала уступать его собственной; черты лица от этого заострились, приобретя некоторую жёсткость, отчего он наконец стал воспринимать отражение как себя самого.

Он угрюмо улыбнулся отражению и, отметив, что и у этого тела клыки довольно внушительные, убрал улыбку с лица. Не стоило ему улыбаться, пребывая в дурном настроении, если только он не собрался целенаправленно кого-то пугать.

После завтрака ученики не разбежались по домам и прочим делам, оставляя Академию почти пустой, как в предыдущий выходной, а остались ждать полудня. Кто-то так и остался сидеть в обеденном зале, болтая, кто-то вышел на улицу подышать свежим воздухом и, опять же, поболтать. Клайв же улизнул в комнату, не желая общения с кем-либо.

Заслышав странный, необычный звук с улицы, он приник к окну, выглядывая наружу, и увидел двойку лошадей, тащивших что-то вроде кабины на больших колесах. Этот транспорт напомнил ему одну из моделей джипов, тоже угловатую, крупную и квадратную; чужая память вяло подбросила ему почти примитивное слово «повозка». Двое пассажиров из неё направились к крыльцу башни, уже не попадавшему в его поле зрения, и он, подметив, что начали прибывать и другие, приблизился к двери, прислушиваясь: судя по нараставшему шуму, ученики, в конце концов от нечего делать тоже разошедшиеся по комнатам, начали выбираться наружу. Он же немного выждал, рассчитывая, что за это время остальных родителей, которые не были Клайвена, разберут, и ему будет проще определить.

На крыльце он немного задержался, окидывая взглядом собравшихся, нашёл преподавателей, уже курсировавших между родителями и о чём-то с теми переговаривавшихся, и зацепился им за пару, тоже смотревшую на него. Женщина – блондинка в длинном платье с широкими рукавами, небольшая, хрупкая, даже на расстоянии выглядела несколько болезненно. Встретившись взглядом с мужчиной, Клайв без особых раздумий приподнял ладонь в приветственном жесте, сдвинувшись с места. Задачка-то оказалась проще простого...

Приблизившись к ним, он осторожно улыбнулся:

– Привет.

И сходу нарвался на вопрос от матери Клайвена:

– Сынок, солнышко, ты что же, не ешь?

А он-то надеялся, что завтрак на какое-то время скроет его голодный вид... Женщина (Фрида Мортео, насколько он помнил) потянула его за запястье, понукая наклониться, чмокнула в щёку и ойкнула; он несколько смущённо потёр лицо, поняв, что, нервничая, забыл побриться.

– Ем, конечно. На самом деле, нас тут кормят, как на убой, – он снова улыбнулся, переводя взгляд на отца Клайвена – Фатуса. Тот не улыбнулся в ответ, и Клайва посетило чуточку тревожное ощущение. Что-то было не так?

– Я слышал, что тебя отстранили от занятий на неделю, – вкрадчиво произнёс Фатус. Клайв испытал облегчение, вместе с этим с некоторым удивлением узнав почти свой же тон, на который он переходил порой при ссоре.

– Это не моя вина, – ответил он. Фатус слегка склонил голову набок, внимательно глядя на сына.

Клайвен сильно походил на отца. Тот был высоким, выше, чем он сам был сейчас, крепко сбитым; в нём чувствовалась определённая закалка, в движениях – тихая опасность. Больше всего походило на то, что этот человек бывал не просто в драках, а именно в сражениях. Клайв мог такое распознать. Однако Фатус, по всей видимости, уже ушёл на покой.

– Кроме того, на шестой день я уже вернулся к занятиям, – добавил Клайв, ощущая, что от него чего-то ждали.

Фатус бросил взгляд ему за спину.

– Это и в самом деле не его вина, – услышал Клайв голос Гвеналя, подошедшего неслышно в окружающем шуме. Весьма своевременно появившийся преподаватель встал рядом с ними, протягивая руку отцу Клайвена для рукопожатия. – Мы проводили занятия по предвиденью, и увиденное, кажется, его сильно потрясло, поэтому я дал ему немного отдохнуть. К сожалению, мы так у него и не выпытали, что же это было.

– Похоже на него, – согласился Фатус. Клайв смутно припомнил, что говорить с кем-то о детях так, словно этих самых детей не было поблизости, – в общем-то, часто встречающийся обычай у родителей. – Ещё пробовали?

Преподаватель лаконично (и немного печально для проформы) покачал головой. Увидев это, Фрида обхватила руку Клайва обеими ладошками, обеспокоенно глядя на него, и он неловко улыбнулся в ответ в попытке изобразить успокаивающую улыбку.

– Он утерял способности. Тем не менее, господин Корсан и господин Эрфус весьма им довольны. Последний, правда, слегка озадачен, – Гвеналь ехидно улыбнулся, и Клайв понял: тому рассказывали (возможно, даже в юмористическом ключе). – Но это уже тонкости, сопутствующие процессу. Таланты у него в любом случае имеются.

– Огонь и Воздух? Помнится, вы ожидали от него способностей к магии Земли, – Фатус бросил внимательный, цепкий взгляд на сына.

– Да, – не стал отрицать Гвеналь. – Возможно, что-то поменялось с утратой дара к предвиденью. Мы всё ещё не знаем, каким именно образом способности зарождаются и насколько наличие одних связано с наличием других. Пока что мы лишь наблюдаем за их проявлением.

Лжёт, без труда определил Клайв. Однако Фатус понимающе кивнул, проницательно глядя на Гвеналя, и по точно такому же ответному взгляду Клайв понял, что это просто-напросто не обсуждалось – иначе его просто спровадили бы ненадолго или вовсе затронули тему в переписке вместо разговора. Скорее всего, снова политика. С ней он не любил иметь дело, хоть и знал и понимал методы, которыми оперировали в этой сфере; они вызывали у него отвращение.

– Ну, я вас покину, – улыбнулся Гвеналь, и родители кивнули.

– Ты не приезжал домой на выходной, – укорила его Фрида, когда преподаватель отошёл.

– Это был третий день после того, как я... – Клайв немного замялся, пытаясь сообразить, как бы это назвать. Потом пауза затянулась, и он просто не стал заканчивать фразу. – Я почти всё время спал.

Фрида погрустнела. Клайв отметил, что она была в большей мере встревоженной и печальной, что было довольно странно. Впрочем, судя по тому, что отец Клайвена выглядел спокойно, можно было предположить, что матери попросту не нравилась вся эта учёба.

Под его взглядом Фатус вытащил из кармана небольшой матерчатый мешочек и протянул ему:

– Трать с умом.

– Спасибо! – искренне обрадовался Клайв. Он подозревал, что скоро, особенно если судить по росту Фатуса, ему понадобится одежда большего размера. Правда, он ещё не был в курсе, где её искать, но с этим разобраться было несложно.

Фатус коротко обнял его и, отстранившись, несильно сжал его плечи, с любопытством разглядывая, словно изначально ожидал изменений.

– Мясом обрастаешь, – одобрительно сказал он.

– Не только, – Клайв с хрустом почесал щёку, изображая юнца, довольного появлением по-взрослому жёсткой щетины. У Фатуса-то внимательный взгляд – это самое мясо рассмотреть...

После этого родители распрощались с ним – Фрида снова поцеловала его в щёку, только уже более осторожно, – и уехали; судя по краткости визита, его целью было не повидать учеников, а пообщаться именно с преподавателями, возможно, и на темы, которые нельзя было доверить письму. Или же что-то сугубо традиционное.

Клайв задумчиво проводил повозку взглядом. Он не уловил в родителях Клайвена настороженности, но отец смотрел очень внимательно и с интересом. Так инсектолог наблюдает за куколкой, которая начала дозревать. Тем не менее, он собирался вернуться к своему прежнему состоянию, насколько вообще было возможно, а значит, эта куколка только завернулась в кокон.

На следующий день им огласили, что теперь их могли вызвать дважды в день для проведения практических занятий, и что они должны были следить за этим самостоятельно, как и за собственным состоянием. От второго занятия можно было отказаться. И вот тут Клайв задался вопросом: а как тому, кто ещё не освоил медитацию и ничерташеньки не прочувствовал касательно собственных резервов, определить, возможно ли ещё раз истратить силы? Вообще, у него создавалось такое впечатление, что тут сохранялось некоторое подобие естественного отбора, будто бы после обучения их работа была сопряжена с определённой опасностью, для столкновения с которой следовало располагать полным набором из развитых способностей, мышления, реакции и чутья.

Напрашивался у него и логично вытекавший из этого всего другой вопрос, о том, для чего именно их обучали. Ничего определённого он пока не слышал, но мысли у него поднимали на поверхность напоминание об экспедициях на Атеот, о которых он не узнал ровным счётом ничего. Если это было связано (в чём он не сомневался, потому что чутьё у него ошибалось редко), расспрашивать Гвеналя было бесполезно; оставалось ждать, надеясь, что Уилл и в самом деле найдёт его через неделю, потому что уж того можно было расспросить о чём угодно. Забавно выходило: давнишний напарник снова, хоть и ненадолго, станет его инструктором, как уже когда-то было. История склонна к повторению...

Неделя эта протекала рутинно, но почему-то очень долго, хотя жизнь при устоявшемся укладе обычно проходит быстро. Возможно, потому, что он с нетерпением ждал занятий у Эрфуса, который взял за правило вызывать его каждый день первым. Клайва это более чем устраивало: так у него было время забежать на кухню, перехватить чего-нибудь перед следующим занятием и отдохнуть.

Задание у Эрфуса не менялось; видимо, оно использовалось как для определения наличия способностей, так и в качестве упражнения. Клайв после первого же дня этой недели начал смотреть на тренировочный отрезок ткани с неприязнью: чёртова тряпка не желала взлетать. Вместо этого у него начинали приподниматься короткие полы одежды, волосы, рукава начинали задираться, под локти упруго что-то толкало, всё, что угодно, но не то, что нужно было. Это вызывало смешки не только у учеников, но даже у преподавателя. Клайву и самому уже начинало становиться смешно.

– Ладно, попробуем поступить по-другому, – предложил улыбавшийся Эрфус, подняв тонкую ткань за углы. – Попробуй толкнуть.

Клайв сосредоточился, частью сознания уже привычно отслеживая собственное состояние, чтобы не переборщить. Итак, воздух движется из зоны с более высоким давлением в зону более низкого, образуя воздушный поток, – но как, чёрт побери, это устроить? Да, ветер около него всё это время каким-то образом возникал, но от чего? Всего лишь оттого, что он вспомнил ощущение полёта?..

Точнее, представил. Может, в этом было дело?..

Последняя мысль вывела его из состояния концентрации. Может, именно это вовлекали в себя механизмы возникновения взаимодействий из ниоткуда?.. Логика отсутствовала, конечно, но против уже имевшихся фактов выставить было больше нечего. К тому же, всё это каким-то образом потребляло ресурсы организма.

Нахмурившись и почти чувствуя себя дураком, он представил ткань колышущейся, словно от сквозняка. Ничего не произошло. Он повертел кистью, стряхивая с неё напряжение, и снова направил на ткань раскрытую ладонь, не понимая, что делать; ощущение полёта было, в конце концов, всего лишь субъективным ощущением, воспоминанием, и он не представлял, как это вообще помогало. Потом он, ещё сильнее нахмурившись и подвинув в сторонку осознание полнейшего идиотизма ситуации, подключил к делу воображение, заставив себя почти увидеть какое-то незримое, но ощутимое движение воздуха от его ладони, и то, что должно было произойти вследствие этого.

По его предплечью словно бы прошёл сквозняк. А затем от его ладони повеял слабый, едва ощутимый ветерок, заставивший легкую ткань задраться и, завернувшись, мягко лечь на удерживавшие её пальцы преподавателя.

– Вот так бы сразу, – довольно протянул Эрфус. – Молодец.

Клайв ответил усталой улыбкой и ушёл перекусить.

Во время ненужных ему (а оттого свободных) занятий он долго раздумывал о том, как теперь относиться к таковым у Корсана. Чуть ранее он решил, что ему и без магии Огня хорошо жилось, но после недавних выводов он уже не был так в этом уверен; если его поджидало что-то опасное, то иметь лишний козырь в рукаве было бы неплохо. Особенно учитывая то, что огнестрельного оружия здесь не было (да и то, что у него пока что никакого другого не было). Тем не менее, серьёзно налегать на магию Огня он не стал – он и так уставал на занятиях с Эрфусом, так что на последующих пытался выдавать минимальный результат.

Результат неожиданно оказался весомым: нащупав то минимальное усилие, которого было достаточно для произведения эффекта, он также нащупал то, как именно он это вообще делал, так что теперь он разжигал угли, даже не задумываясь и почти не напрягаясь, словно исполнял базовое упражнение.

На пятый день недели Корсан, всё это время пристально всматривавшийся в него, положил на угол короба сухую травинку.

– Жги, – велел он с чётко слышимой в голосе крупицей задора. Клайв внимательно на него посмотрел; казалось, преподаватель был совершенно уверен в том, что у него получится. Но это-то не были угли...

Он задумчиво ощупал взглядом стебелёк. Обычно его мысли начинали крутиться, быстро разбирая новую ситуацию по полочкам, но на этих занятиях он успел привыкнуть подключать свой новый медитативный режим, и сейчас мысли перестали маячить, освободив поле для деятельности, из-за чего он, не раздумывая, попросту повторил упражнение с углями.

Стебелёк дрогнул, сжался посредине, затем на этом же месте зародился крохотный язычок пламени, тут же взявшийся кормиться податливым сухим растением, и травинка, сложившись пополам, соскользнула вниз. Обалдеть, подумал Клайв, сообразив, что локально температура достигла температуры воспламенения.

– Отлично! – довольно оценил Корсан. Ученики зашептались. – На сегодня ты свободен.

Клайв благодарно кивнул.

Время до ужина он провел наедине с собственными мыслями. Он думал о том, что либо чего-то он всё-таки не понимал, либо задатки у него были распределены неравномерно, и, судя по всему, способностей к магии Огня у него было куда больше, чем к магии Воздуха, хотя на занятиях последней он прикладывал значительно больше усилий. Быть может, нужно ещё больше практики...

– Ребята шепчутся, – в своей обычной манере проронила Эрив за ужином. Клайв, на мгновение прекратив с аппетитом уплетать свою порцию (он почти спокойно дотерпел без перекуса до ужина, что тоже давало ему кое-какую пищу для размышлений), поднял на неё взгляд.

– О чём?

– О тебе. Они спрашивали, когда они тоже попробуют что-нибудь зажечь, и Корсан сказал, что не раньше, чем через неделю.

Видимо, это было уже после того, как его отпустили.

– И что же они говорят?

– Завидуют, наверное. Огонь – это здорово, – ответила девушка. Клайв поморщился (он предпочитал на прямой вопрос получать прямой ответ), но переспрашивать не стал. – Клайвен?

– Ну?

– М-м... Нет, ничего, – Эрив спрятала взгляд. Клайв медленно и беззвучно вздохнул, спуская раздражение от общения, посещавшее его во всё большей мере. Мало того, он недавно начал чуять в ней что-то фальшивое, но пока ещё не уловил, с чем это было связано.

После ужина он, вернувшись в комнату, раздумывал, чем бы себя занять, а потом вспомнил, что собирался, вообще-то, сделать что-то с волосами, потому что долгая просушка его тоже немного раздражала, как и периодически лезшие в лицо пряди. Поэтому он нашёл в вещах Клайвена ножницы, похоже, для этого и предназначенные; лезвия, во всяком случае, у них были довольно сносными. Постричься самостоятельно он умел, потому что с того момента, как ему чуть не раскроили черепушку, ему разонравилось подпускать к голове кого-либо с чем-либо острым. Сложного-то ничего не было – остричь всё одной длины, и готово; такая стрижка ему шла, так что он, наловчившись её делать, без раздумий сделал ручкой посещению парикмахерских.

Закончив, он, немного поразмышляв о том, что делать с тем, что осталось на полу, сгрёб состриженное с себя в кучку, тихонько открыл окно, сложил пряди на подоконник и попросту сжёг. Затем, вполне довольный собой, сдул пепел с подоконника и лёг спать.

Наступил выходной. Точнее, у них было два выходных в этот раз: как объяснил Гвеналь, первый день следующей недели праздновали, отмечая завершившийся сбор урожая, который в это время давали большинство сельскохозяйственных культур.

Настоящий же день близился к полудню, и ему было совершенно нечем себя занять. Из-за этого он поймал себя на том, что начинал скатываться в тоску по былым дням; ещё чуть-чуть этого безделья – и он затоскует по космосу, и ему снова станет здесь тесно. Он поэтому и старался не смотреть на небо, особенно безоблачное, казавшееся далёким и бесконечным, потому что знал: на самом деле до него рукой подать, и только за ним начиналось по-настоящему бескрайнее пространство. Однако на улицу он всё же выбрался, рассудив, что иногда нужно было и проветриваться, чтобы одна и та же обстановка, да ещё и чуждая ему, не начала его угнетать.

Снаружи он зацепился взглядом за небольшую рощицу под окружавшей башню стеной, и решил прогуляться до неё – деревья посмотреть. Одно из наиболее чётких и ярких его ранних воспоминаний – ощущение гладкого ствола живого дерева под ладонью, которые ухаживавшие за растениями работники позволяли детям потрогать, чтобы те удовлетворили свой интерес и не лезли к трепетно оберегаемой растительности сами, без присмотра. Клайв даже не помнил, как именно оно выглядело; память сохранила в целостности только ощущение коры под его пальцами.

А теперь он бродил по роще с почти детским любопытством, рассматривая деревья и осторожно трогая кору. У некоторых та тоже была гладкой и здоровой на вид, на другой части стволов она была шершавой и будто бы потрескавшейся, отчего он заподозрил, что эти деревья могли быть чем-то больны. По листьям определить что-либо было достаточно сложно, потому что они уже начали по-осеннему желтеть, но вот форма листа у разных шершавых деревьев была схожа и отличалась при этом от листьев гладких, и Клайв остановился на мысли о том, что такая кора – скорее всего, просто особенность вида, отгоняя от себя другую, о мутациях, которая, в общем-то, неплохо объясняла похожесть местных видов флоры и фауны на бринийские...

Рассматривая кроны, он задрал голову, и некоторое время наблюдал за лучами света, пробивавшимися сквозь листву. Небо было видно крохотными кусочками, и вся эта странная мозаика немного покачивалась, повинуясь легкому ветру и топчущимся где-то наверху птицам, создавая затейливый, причудливо двигавшийся узор. В отличие от ничем не прикрытого неба, это зрелище привело его в некоторое умиротворение.

Он прогулялся ещё немного, с интересом разглядывая те деревья, которые были изогнутыми, извёрнутыми, словно что-то мешало им на каждой стадии роста. Некоторые ветви были столь замысловато перекручены, что и вовсе не поддавались описанию.

Подобрав одну из таких веток, утолщение на которой что-то ему напоминало, Клайв ощупал её взглядом. Если тут и вот тут срезать... Он встряхнул головой, прогоняя мысль: в Империи деревья трогать было нельзя. Но, с другой стороны, это была уже отломившаяся ветка, из которой ничего уже не вырастет, уже мёртвая ветка. А в этом месте, судя по всему, деревья и вовсе пускали на мебель и прочие нужды ещё живьём. А ему самому было жутко скучно.

Вернувшись в башню, он отыскал у себя небольшой ножик, очень удобно ложившийся в руку, и спустился обратно на крыльцо. Если припомнить, у кого-то из офицеров высшего ранга он видел на столе крохотную деревянную фигурку птицы с распростёртыми крыльями – наверняка чей-то подарок... Он задумчиво поскрёб лезвием ножа ветку, затем опёрся на перила, нависнув над коробом для мусора, стоявшим сбоку от крыльца, и принялся потихоньку соскабливать кору, оголяя гладкую древесину.

Через некоторое время он отломал мешавший кусок ветви, чтобы можно было спокойно вертеть интересовавший его участок в пальцах, и продолжил аккуратно отделять мелкие стружки, оформляя что-то немного вытянутое, плавно сужавшееся к концу. Иногда он задумчиво царапал древесину кончиком ножа, раздумывая, стоило ли срезать в каком-то месте.

Светило на небосводе уже пару часов назад вышло из зенита и начало потихоньку спускаться к горизонту, но Клайв, увлечённый процессом, этого не замечал. То, что он держал в руках, в конечном итоге начало походить на плоскую змеиную голову с большими выпуклыми глазами. Один из них получился немного больше другого, отчего у змеи был забавный и слегка ироничный вид.

Кто-то кашлянул. Клайв, уже принявшийся выцарапывать чешуйки, вздрогнул, едва не уронив всё в мусор, и поднял голову. Сначала его взгляд выхватил серебряную застёжку плаща в виде лисьей морды, в который неслышно подошедший к нему человек был укутан, затем усмешку на видимой из-под капюшона части лица. Очень знакомую усмешку.

– Рукоделием развлекаешься? – поинтересовался тот, снимая капюшон.

– Развлекаюсь.

– Дерево?

– Я не отламывал, – объяснил Клайв, расслышав в чужом тоне что-то среднее между сомнением и подначкой. – Просто подобрал.

Шагнув ближе, Уилл облокотился на нижнюю часть перил, глядя на него снизу вверх, и он задержал на том взгляд: при свете дня уже можно было толком всё рассмотреть, и в глаза ему бросился другой цвет волос и глаз. Раньше волосы у Уилла были тёмно-русыми, теперь сделались тёмно-пепельными, да такими, будто из них просто убрали цветной тон. В радужках же от ясно-голубого остался только след, и сейчас этот холодный цвет напоминал металл, слабо отражавший небо. Это Уилл теперь был монохромным?..

Зрачки того, бывшие до этого маленькими – Клайву на несколько мгновений показалось, что те ещё и не совсем круглые, как им полагалось – вдруг дрогнули и слегка расширились, и к нему вернулась мысль о том, что у Уилла что-то не то с глазами.

– Мы так и будем торчать на крыльце? – неожиданно нетерпеливо прервал Уилл его мыслительный процесс, словно отчего-то занервничал.

– А что мы будем делать? – поинтересовался Клайв, окидывая его взглядом целиком. Раньше одетый с иголочки Уилл выглядел аккуратно, а вот сейчас лоска у того поубавилось; видимо, решил, что простой и лишённый изящества фасон, присущий здешним вещам, даже дорогим и наиболее качественным, был слишком скучным для того, чтобы его ещё и прилизывать. Теперь вид у того был небрежным, но, пожалуй, даже ещё более эффектным, чем раньше. На это же играла вынужденная смена причёски (вот Уилл мог здешними парикмахерскими побрезговать, если они тут вообще были), от которой Уилл казался слегка встрёпанным, что вкупе с присущей ему нахальной и самодовольной ухмылкой даже Клайва, давным-давно привыкшего к его внешности, могло навести на некоторые вполне определённые мысли.

Клайва, впрочем, занимала более интересная мысль: из-под залихватски кривовато завязанного пояса у Уилла выглядывал кожаный ремень, куда более крепкий. Потёртость на нём около пристёгнутых ножен с ножом, никак не казавшимся бытовым, давала основания полагать, что обычно там было прицеплено ещё что-то, причём чуть более внушительное: на бедре под тем же местом защёлкнут ещё один поддерживающий ремешок, явно не для красоты. Ну да, Гвеналь говорил о Уилле что-то насчёт экспедиций. Интересно, по старой памяти в какую-то силовую структуру втёрся, или в полупринудительном порядке туда приставили, как с ним самим и Академией этой дурацкой вышло?

– Обедал? – поинтересовался тот, чуточку щурясь.

Клайв коротко взглянул на тени и покачал головой. Обед-то он пропустил, увлёкшись.

– Тогда пообедаем, – Уилл даже не предлагал, просто принимая решение за обоих. Клайв, впрочем, уже привык. – Вообще, для обеда уже поздно, для ужина ещё рано, так что... в таверне сейчас народу не слишком много. Самое время, если хочешь спокойно посидеть.

Оставив его на минутку, Клайв унёс в свою комнату поделку и ножик, прежде чем идти. Терпеливо ждавший снаружи Уилл почему-то не стал язвить, хотя обычно подначивал всех, кто заставлял его ждать (исключая, разумеется, начальство), и просто повёл его уже знакомой ему дорогой в город.

– Скучно? – поинтересовался тот по дороге, поймав на себе несколько долгих взглядов: Клайв всё пытался привыкнуть к тому, что Уилл теперь выглядел иначе, в чём не преуспевал; его немного стопорило от визуальной разницы в десяток лет. У него всё никак не сходился возраст.

Он просто изобразил вопросительный взгляд, надеясь, что тема замнётся сама собой (конкретных мыслей или догадок, которыми можно было поделиться, у него всё равно пока не было), и Уилл взялся за прядку около виска, объясняя, о чём спрашивал:

– Раньше это всё в цвете хоть каком-то было.

– Непривычно, – коротко ответил Клайв. Чего греха таить, цветовая гамма его тоже слегка беспокоила, учитывая, что Гвеналь упоминал о неизвестном внутреннем строении монохромных.

Уилл как-то странно задержал на нём взгляд, – зрачки у того снова немного расширились, – и они замолчали. Они и раньше не особенно беседовали на ходу; другое дело – сесть где-нибудь и уже обстоятельно поговорить.

Когда они добрались до окраин, Клайв сосредоточился на городе. В прошлый раз он, впечатлившись общей картиной, хорошо запомнил только путь, которым его вёл Гвеналь; сейчас он уже куда более внимательно рассматривал дома и улицы, обрисовывая себе схему, по которой город был устроен.

На рынке они замедлились: Уилл, где-то по дороге снова накинувший капюшон, навис над одним из прилавков. Охранник торговца сначала напрягся, но торговец покачал головой, и тот расслабился, продолжив наблюдать за толпой. Клайв отметил себе этот момент, припомнив к тому же, как Гвеналь говорил о том, что Эрласа – то есть, Уилла, – здесь многие знали.

Пока тот что-то выбирал, Клайв, больше увлечённый наблюдением за людьми, рассматривал всех подряд, снова непроизвольно выхватывая взглядом монохромных. Затем он зацепился им за женщину, стоявшую около соседнего прилавка; он даже не обратил внимания на то, что на нём лежало, рассматривая. Пышные каштановые волосы, сперва и привлёкшие его взгляд, были собраны то ли в волнистый хвост, то ли в очень свободную косу, нижнюю часть её лица вместе с носом скрывала непрозрачная чёрная мягкая ткань, конец которой скрывался за высоким стоячим жёстким воротом жилета. И за чёрной тканью что-то было...

Женщина весьма заинтересованно отправила ответный взгляд, и в её карих глазах заплясали тревожащие красные искорки.

– ...Не поверишь, раздавить умудрился, – уловил Клайв конец фразы Уилла, чей голос слился для него с общим шумом, пока он рассматривал это существо. А затем Клайв увидел перед собой и его плечо: Уилл шагнул вперёд, почти перекрыв его. На это женщина только смерила их обоих взглядом и, потеряв интерес, отвернулась к прилавку, и вот тут-то Клайв заметил, что вся её одежда отличалась от той, которую можно было увидеть на людях вокруг: жилет жёсткий и облегающий, а вот рукава и штанины – мягкие и очень просторные, прямо-таки призванные что-то сокрыть. – Пойдём.

Но Клайв продолжал смотреть, потому что женщина решила взять что-то с прилавка, и то, как она подняла руки, показалось ему странным. И он, так и не сумевший за прошедшее время перестать искать у окружающих оружие (для него, привыкшего к службе, страннее было его не иметь, чем свободно носить), всё-таки досмотрел, несмотря на то, что его уже тянули за рукав. Из широких рукавов вынырнуло по паре лапок. Паучьих лапок. Его взгляд метнулся по рукаву к плечу женщины, целиком непроизвольно попытавшись представить себе, как выглядело соединение этого с человеческим... ну, по крайней мере, гуманоидным телом. Затем он вспомнил, что здесь не было синтетизации, и ему стало дурно. Что это, чёрт возьми, такое?

Его запястье крепко сжали, опуская его руку, и Клайв сообразил, что потянулся к оружию, которого на нём, разумеется, не было. А он полагал, что уже избавился от этой привычки...

– Пойдём уже, – Уилл коротко потянул его за собой, прежде чем отпустить, и Клайв, поёжившись, последовал за ним, пытаясь избавиться от мыслей о том, что ещё могло быть скрыто у этого существа под одеждой. До таверны было всего ничего, но этот путь показался ему куда дольше, чем в прошлый раз.

Когда они вошли в таверну, Уилл, приветственно махнув рукой человеку за стойкой, снова потянул за рукав Клайва, который наконец отвлёкся от мыслей о случившемся на рынке и ошалело рассматривал помещение. Пол, стены, столы, лавки, стулья и табуреты, стойка, всё деревянное. Сколько же они угробили дерева, задался он вопросом, следуя за Уиллом. Тот провёл его за незаметный столик в углу, кивнул на стул, призывая садиться, затем снял плащ и почти демонстративно набросил на спинку стула напротив, слегка при этом наклонившись к нему, и негромко произнёс, словно прочёл его мысли:

– Это ты ещё кораблей не видел, – и, видя, что Клайв вопросительно взглянул на плащ, добавил: – А это – потому что это мой столик.

И ушёл к стойке. Клайв, в общем-то, не слишком удивился: Уилл любил комфорт и был достаточно наглым, чтобы заполучить себе свой личный столик в часто посещаемом заведении, пусть и небольшой.

Вернулся Уилл с двумя большими кружками.

– Еду уже принесут, – уведомил тот, садясь напротив, и пододвинул к нему кружку. В ней оказалось тёмное пиво. Вообще, он больше любил светлое, но Уилл брал на своё усмотрение. А когда тот брал на своё усмотрение, то выбирал вещь, хорошую именно со своей точки зрения. Так как мнения у них не всегда совпадали, а Уилл так делал всегда, когда он не успел заказать себе что-то раньше, иногда они по этому поводу ссорились, когда у него накапливалось раздражение; однако в итоге картина всё равно не менялась, потому что кое-кто мнения, отличного от своего, в упор не видел.

– Сколько?

– Ты, насколько я понимаю, в ресурсах пока что ограничен, – отмахнулся Уилл, поступив так же и с попыткой возразить: – Потом сочтёмся. Мне хорошо платят, могу себе позволить.

Клайв даже не удивился. Удивительно было бы, если бы тот взялся за низкооплачиваемую работу.

– Что это было? Там, на рынке, – Клайв пригубил пиво. Оказалось куда хуже того, к которому он привык. Может, и хорошо, что светлое не попробовал, а то разочаровался бы основательно...

– Не хочешь поесть сначала?

– Нет.

– Ну, как хочешь, – Уилл пожал плечами. – Это была куффа. Куффы – здешняя раса паукообразных.

– Паукообразных... в целом? – не удержался Клайв от вопроса, хоть и предчувствовал, что ответ ему не понравится.

– Точно. Ну, так говорят, во всяком случае. Я не видел всего, что у них под одеждой – как-то и не очень хотелось, – но знаю, что у них под масками.

Клайв мог только пытаться предполагать, очертания чего именно он увидел под чёрной тканью, прикрывавшей нижнюю часть лица, поэтому он решил всё-таки узнать и перестать об этом думать.

– А что там?

– Нос почти обычный. А ниже – характерный для пауков рот. С хелицерами.

– Хе... что? – Клайва передёрнуло.

– Повадки у них, кстати, те же. Так что поаккуратнее, – посоветовал Уилл, отпивая из кружки. Клайв вспомнил взгляд той... куффы, и у него по спине пробежал холодок. К паукам он относился индифферентно: если он случайно приносил домой кого-то из них с собой на волосах или одежде, то просто выпроваживал в окошко, после чего на всякий случай включал электромагнитный отпугиватель, от которого насекомые бежали, как от огня. А вот этот сплав человека с пауком вызывал у него неприятие.

Им принесли еду, и он с облегчением отогнал от себя все эти мысли.

– Ещё есть фелны, – добавил Уилл.

– Ещё? – напряжённо переспросил он, не донеся до тарелки вилку.

– Ага. Кошкообразные. Но это надо видеть... – Уилл загадочно блеснул глазами.

Затем они некоторое время молчали, не отрываясь от еды.

– Хорошо, – Уилл довольно зажмурился, отставив тарелку в сторону. Клайв, пропустивший обед, склонен был с ним согласиться. – Знаешь, что забавно? Теперь я старше, а не ты.

– Получается, что так, – задумчиво согласился Клайв, глядя тому в глаза. Освещения было, конечно, маловато, но не настолько, чтобы зрачки были так расширены. На несколько секунд, прямо перед тем, как он спросил, у него возникло нехорошее предчувствие. – Что у тебя со зрачками?

Его это почему-то всё ещё беспокоило. Странно, что такая мелочь вообще вызвала у него подобную тревогу, но он, глядя на Уилла, из-за этого очень остро ощущал, что что-то было неправильно.

– Глаза теперь очень чувствительны к свету, – Уилл пристально на него уставился, почти что упёршись в него взглядом.

– Нет, почему они сейчас большие? Света вроде достаточно. У тебя зрение село? – Клайв решил всё-таки докопаться до истины. Чувствительность к свету такое не особенно объясняла (не был же Уилл кошкой, в конце-то концов), зато это походило на результат воздействия некоторых наркотических веществ.

– Нет, – в голосе Уилла проскользнула странная решительность. – Ты ведь знаешь, что зрачки расширяются, когда видишь то, что нравится?

Насколько Клайв понимал, «нравится» было в контексте «радует глаз». То есть, эстетически.

– Вот это? – он, поморщившись, бросил вниз выразительный взгляд. Мышцы на нём нарастали медленно. Нет, он понимал, что это, вообще-то, была нормальная скорость, но для его восприятия, особенно при том, что он то и дело вспоминал себя прежнего и сравнивал с отражением в зеркале, это ощущалось как очень медленный процесс. – Я и близко ещё к приличной форме не вернулся.

– Но лицо-то у тебя прежнее.

Клайв саркастически приподнял бровь: уже того, что у него были оба его родных глаза, могло хватить, чтобы опровергнуть это изречение. Уилл усмехнулся.

– Не смотри так. Выглядишь почти так же, как при поступлении на службу.

Раздумывая над его словами, Клайв пригубил пиво. Он плохо себя помнил именно в то время, так что согласиться или опровергнуть не мог. Но почему Уилл помнил? Тот пробыл здесь достаточно много лет, чтобы начать что-то забывать, так что более вероятно, что Уилл запомнил бы его из последнего времени, проведённого вместе. Он сам, например, плохо помнил молоденького Уилла: медленные перемены в людях, много находящихся рядом, с годами смазываются, особенно в воспоминаниях.

– Люблю я тебя, Клайв, – вклинился тот в его размышления.

– Я тебя тоже, – автоматически отозвался Клайв, продолжая размышлять. Если хорошенько покопаться в памяти, то Уилла того времени он помнил чуточку лучше, чем себя. Может, и впрямь, когда смотришь со стороны, лучше запоминается...

– Да нет, – протянул Уилл, окончательно вырывая его из мыслей.

– Не понял.

– Ты меня любишь как напарника. И друга.

– Правильно, – недоуменно подтвердил Клайв; зрачки у Уилла после этого слегка сузились, словно ответ тому не понравился.

Он ещё раз мысленно прокрутил разговор. Кажется, что-то он не совсем понимал.

– А я не только в этом ключе, – терпеливо объяснил Уилл. – Ещё как человека.

– А-а... – Клайв с некоторым облегчением выдохнул. Уилл же издал долгий раздражённый выдох.

– Да что ж такое... Ты сам любил кого-нибудь?

Клайв уставился на него.

– Ты спрашиваешь в этом смысле? Нет.

Снова повисло молчание. Уилл поднял глаза к потолку и тяжело вздохнул, после чего приложился к кружке с пивом.

– Но почему? – Клайв никак не мог уложить услышанное в голове.

Уилл фыркнул в пиво и, поставив кружку, рассмеялся.

– Во выдал. Ну как я тебе скажу, почему? Так получилось.

– А... с какого момента? – неловко спросил Клайв. Он не припоминал, чтобы поведение напарника когда-либо казалось ему странным. Ну, в этом ключе. Сегодня вот разве что...

– Почти с самого начала, – ответил Уилл не задумываясь, и снова глотнул из кружки.

– Значит, всё это время...

– Ну да, – отозвался Уилл, и тут же об этом пожалел, увидев его выражение лица.

– ...Не потому что увидел потенциал, а из-за этого?

Он ощутил себя так, словно Уилл одной своей фразой перечеркнул какую-то часть его жизни. И весьма продолжительную часть.

– Потенциал у тебя действительно был, – торопливо произнёс тот, ощутив, что ситуация повернулась не так, как рассчитывал. – Но ты же не думаешь, что он был только у тебя? В общем-то, да, ты мне понравился, и я взял под крыло именно тебя из тех, у кого он был.

Что-то в его отношении к Уиллу только что необратимо поменялось. Он вдруг воспринял того как чужого ему человека. И вместо того чтобы поверить на слово, задался вполне логичным вопросом: всё это время? Если посчитать, то с Уиллом они познакомились почти тридцать лет назад... если точнее – около двадцати семи, минус шесть лет, на протяжении которых тот считался пропавшим без вести, и плюс... около тринадцати лет, которые Уилл провёл здесь. Чуть более тридцати лет, из которых больше трети тот его даже не видел. За это время его, скорее, разлюбили бы. Из всего этого напрашивался иной вопрос: а не пытался ли Уилл его сейчас на что-нибудь развести? Занервничал ведь, Уилл явно занервничал... о чём это могло говорить?

– Клайв?

И зачем тот вообще признался? Столько лет молчал, а теперь вдруг понадобилось? Кроме того, здесь они ничем не были связаны, а знали они друг друга достаточно хорошо, и он точно знал: Уилл поступил бы так, только если бы был уверен, что он никуда не денется. Вывод очевиден: Уилл знал, что с ним будет дальше.

– Что ты знаешь об Академии? – задал он контрольный вопрос.

– В ней готовят магов.

Заюлил. Вот тебе и на. Вот тебе и друг...

– Для чего?

Уилл потёр краешек рукава, спрятав взгляд.

– Что маги делают потом, – Клайв начинал злиться, поэтому с нажимом напомнил тому, беспричинно зажимавшему важную для него информацию, о том, чем они всё ещё были связаны: – Отец?

Его названный отец вздрогнул.

– Маги важны. Хорошие сейчас... можно сказать, дефицит.

– Ещё что-нибудь? – холодно спросил Клайв, и, не дождавшись ответа, в пару глотков допил свое пиво. – Я иду домой.

– Я с тобой.

– Я тебя не приглашал, – ровно ответил он. Он знал, что больше всего Уилла бесило, когда конфликтовавший с тем человек либо игнорировал того, либо отстранялся, не выдавая эмоций. И он иногда так и поступал, хотя ему порой бывало очень сложно сдержаться.

– Ну-ну, – пространно, почти загадочно ответил тот.

Клайв не стал оставлять последнее слово за собой, и просто ушёл, оставив Уилла в одиночестве. На улице он поймал повозку, на которой как раз кто-то прибыл, и попросил отвезти его в поместье Мортео, надеясь, что его впустят: уже стемнело. Потом вспомнил, что это вроде как его дом, так что должны были.