Трюм охраняла Штокроза. У неë была сильная челюсть, хмурое выражение на лице цвета букового дерева и косая латунная чëлка. Нервин не общалась с ней близко, но чувствовала себя более в безопасности рядом с грозной, исправно и без лишней суеты выполнявшей долг воительницей, чем рядом с Лианной. При виде принцессы сестра отдала честь.

— Открыть люк, — скомандовала Нервин.

Штокроза недоверчиво покосилась на Вельскуда, стоявшего за спиной принцессы. Тот воздвигнулся мрачной, угловатой скалой, непреклонный и безмятежный, но губы его недовольно поджались.

— Он будет стоять на страже вместе с тобой. Это чистая формальность, — объяснила Нервин на эльфийском.

Еë распирало от желания оправдать свои действия перед стражницей, мол, Нервин же отправилась «спасать» человека во имя мира, теперь он отплачивает тем же. Тянуло придумать вескую причину привести человека с собой, такую, чтобы Штокроза не обсуждала позже с сëстрами, насколько Нервин отупела от общения с людьми, хотя все прекрасно знали, что Штокроза презирает сплетни и никогда не поставит под сомнение решения командующей, даже о том, чтобы пойти допрашивать опасного пленника в одиночку.

Воительница молча сунула доверенный ей ключ в замок, повернула его и отворила перед Нервин круглую дверь. Вельскуд прислонился к стене рядом, демонстративно воткнув остриë меча в доски пола и сложив на его навершии ладони. Нервин остановилась, глядя на него. Чёрному Рыцарю хотелось подчиняться. Ему не нужно было насаждать авторитет грубой силой. Он являл собой всё, чего Нервин для себя вряд ли добьётся.

— Вам не жарко в униформе? — отведя от Нервин взгляд, громко обратился он к Штокрозе. Слишком громко, на вкус Нервин. Верно, решил, что эльфийка столь молчалива от тугоухости.

Но Штокроза только поморщилась. По уставу ей полагалось носить форму, и она носила. Всë просто. Притом Штокроза осталась одной из немногих, кто ни капли не потеплел к людям. Это была ещë одна причина, почему Нервин могла на неë положиться.

Однако даже Штокроза как-то одобрительно обмолвилась о навыках Вельскуда за кружкой грога, хотя никак и никогда не отзывалась о Нервин. Принцесса утешала себя мыслью, что сестра вообще не имеет привычки кого-либо хвалить на трезвую голову, но неприятный осадок никуда не девался.

Дверь трюма прикрылась, как только Нервин спустилась вниз. На потолке зажглись грибы-фонарики, среагировав на знакомый запах принцессы. Ювенсиэль был прикован за руки к трубе, проходившей вдоль стены, где-то за ящиками и накрытыми маскировочными сетями агрегатами. Теперь он был в штанах, но следы допроса ярко чернели, багровели и явно ныли на нагой коже его туловища и рук. Нервин остановилась перед ним и сдëрнула с головы эльфа мешок.

Тот чуть разлепил опухшие от гематом глаза: видно, дремал, пока принцесса не явилась. У него был длинный острый нос и родинки на нижних веках. Одна даже во внешнем уголке глаза — наверное, неудобно вытирать слёзы. Отчего-то Нервин подумалось, что изгнанники, не имеющие роли в плане богини, должны очень часто плакать и проводить дни в тоскливых размышлениях о том, как они могли бы придать своей жизни смысл, и о том, что это невозможно: сородичи отчуждают их, где бы они ни находились, и живы они или мертвы — неважно, потому что в любом случае они, считай, бестелесные тени.

Переместив взгляд к Нервин, Ювенсиэль слабо улыбнулся. Он не должен уметь улыбаться, его существование этого не стоило. Ювенсиэль должен быть ущербен и несчастен. Эльфийка моргнула, но уголки чужих губ не опустились. Язык отяжелел и в горле закололо, однако она заставила себя выговорить:

— Меня зовут Нервин. Я леди-командующая Лучниц Серебряного Месяца. Твоё появление здесь вызвало достаточно вопросов, чтобы я лично решила поговорить с тобой. — Она подумала и добавила: — Чужак.

Эльф громко вздохнул.

— Знаешь, у меня давно такого не было, — сказал он. — Чтобы просто долго смотреть друг на друга в молчании. Скоро будет пятьсот лет с последнего раза. Я рад, что не был рядом, когда она испускала последний вздох.

Нервин стыдливо осознала, что вслух так и не произнесла ничего.

— Ты служишь королеве Елене из Города Смерти?

— Нет, — пожал Ювенсиэль плечами и тут же зашипел от боли.

— Тогда откуда у тебя сапоги одного из её солдат?

— Она подарила их мне.

— По какому поводу?

— По мелочи. Сказала: "Ювен, душка, среди нас, тёмных эльфиек, нет ни одной особи… как оно называется… как ты, то есть. А с другими народами внешнюю политику вести как-то надо, торговать и всё такое. Но как, если чужане клевещут, что мы всех… как ты, то есть, извели до смерти? Присоединяйся. Мы тебя в серый покрасим, рога приклеим и будем показывать: мол, нет, мы ничего такого…"

— И что ты ей ответил?

— Что она не в моём вкусе. Мы слишком дальние родственники.

Он попытался рассмеяться, но закашлялся: помешали сломанные, не успевшие зажить от эльфийских лечебных повязок рёбра.

Нервин отчаянно захотелось сделать шаг назад, но она обуздала ноги. Принцесса ощутила, как раздулись её ноздри от возмущения… И как кожу на затылке стянуло от чувства, которое не удалось обозначить.

— Ты чудовище, — произнесла она. — Ты богомерзкая, уродливая ошибка природы. Я даже не желаю тратить силы на то, чтобы прирезать тебя, настолько ты убог.

Озорство сползло с лица Ювенсиэля.

— Серена любила меня. — Проговорил он неожиданно жёстким, полным закипающей ярости тоном, от которого Нервин чуть не подпрыгнула. — Он любила меня, как человеческая женщина любила бы своего мужа. Но Древо… Древо Жизни связало нас узами крови, как и всех эльфов. Зачем мы с тобой родились с разной плотью, если не можем желать друг друга и производить жизнь? Зачем богиня наложила на нас это проклятие и отдала на милость паразита?

Одна из его ног дёрнулась, словно Ювенсиэль попытался вскочить. Нервин взяла себя в руки. Не отпрянула.

— А потом… Древо связало нас ещё и Телезией. Ты сама бы выдержала это? Смотреть, как самое дорогое тебе существо гниёт, прикованное к треклятому дубу, который медленно высасывает из неё жизнь и разлагает её тело? Как день ото дня её плоть всё больше покрывается корой и оборачивается в древесину? В этом была моя Телезия. Смотреть на это.

— И ты бросил Серену, как только стало трудно и ей понадобилась поддержка, — сама не зная зачем, ответила Нервин. — Ты ушёл, когда больше всего был ей нужен, зная, что уже никогда её не увидишь. Думаешь, сам не обошёлся с ней жестоко? Ты не любил её, если решился на такое. Ты бы остался с ней, и принял её решение покориться Телезии и поступить так, как было бы лучше для всех, если бы по-настоящему её уважал!

Снова в голове рисовались ухмылка Аджари, яблоко Лианны, отвращение в чертах Вельскуда и сочувствующая маска Геранта, под которой скрывался монстр из кошмаров богини. Под изгибами челюсти стало тесно, как при тошноте.

— Почему Елена отсиживается в Гермальте? — Медленно произнесла Нервин и тут же взмолилась, чтобы пленник хоть что-то услышал. — Чего она ждёт?

— Почему бы тебе не спросить у тех, кто допрашивал в первый раз? Думаешь, сëстры тебя обманут.

Последнее прозвучало, как утверждение, а не вопрос. Нервин напрягла мускулы. Нет, она не будет трястись перед грязью!

— С чего бы это, чужак? — хмыкнула она.

— Я сказал им то, что они хотели услышать. Как и любой человек, которого пытают.

— Но ты не человек, хотя и не эльф больше. Ты никто.

Нервин представила, как колесо у телеги оторвалось и покатилось в овраг.

— Ничтожества опаснее всех, — хитро прищурился Ювенсиэль. Интересно, мешает ли ему родинка в уголке глаза стрелять из лука и видеть вообще.

— Потому что больше всего стремятся перестать быть ничтожными, — кивнула Нервин. Внезапно она поняла, что пленник водит еë за нос и, мотнув головой, спросила жëстким тоном: — Что ты рассказал на первом допросе?

— Наплëл, что Елена сама хочет вырвать волшебный самоцвет из груди Чëрного дракона, а потому избавляется от конкурентов, которые могут украсть у неë трофей. Что она сказала, мол: «Получу себе камушек, возрожу с его магией умирающее Древо тëмных эльфов, — и развернусь! Землю — земледелицам, цеха — ремесленницам, от каждой по способностям, каждой по потребностям».

— Звучит, как полная чушь. Никто в такое не поверит. Так какова правда, которую ты не рассказал?

Ювенсиэль прикусил нижнюю губу. Задумался.

— Елена идëт на Ану Арендель, — объявил он, глядя в потолок. — Она хочет захватить Древо Жизни дневных эльфов и сесть на его трон, чтобы оно начало порождать еë сородичей.

Нервин словно бы была серым слепым птенцом, и вот скорлупа, сковавшая еë, оказалась разбита снаружи. Она была всë так же беззащитна, но, по крайней мере, свободна. Свободна! Она могла с чистой совестью лететь домой, шустрой перепëлкой рассечь горизонт и приземлиться на родное Дерево!

Теперь не она была презренным отбросом. Нашëлся Ювенсиэль, что был ещё презреннее, и от осознания этого внутри завихрилась незнакомая ранее сила, слишком великая для еë тела, которую так и рвало выдохнуть наружу.

Обуянная обретëнными радостью и волей, правотой и правом, безумной эйфорией Нервин бросилась на эльфа и принялась наносить удар за ударом как бы сияющими кулаками, почувствовала, как чужие кожа, мышцы и кости покоряются ей, будто бы она была скульптором жизни, как все короли и королевы, и вылепливала из этого жалкого, глупого, достойного быть только пылью под ногами червяка что-то, ниже чего падать уже некуда…

Нервин была законом. Нервин была указом. По еë команде лучницы соберут вещи и отбудут на милую родину, в цветущий и солнечный Ану Арендель.

— Госпожа! — раздался за спиной голос Штокрозы. Стражница обхватила руками талию Нервин и оторвала принцессу от пола, попыталась оттащить назад, но та всё ещё билась, видя перед глазами только огненную пелену. Никто не оспорит еë выбор!

Вельскуд ворвался следом и сиганул на Ювенсиэля, лицо его перекосила злоба. Нервин не узнала, что он сделал дальше. Штокроза оказалась сильнее и в конце концов затащила еë на лестницу, где леди-командующая сломала себе ногти на обеих руках, пытаясь удержаться там, где была как никогда счастлива, а потом и за дверь, немедленно затворившуюся на ключ. Нервин шлёпнулась на пол, ударилась затылком о тисовые доски и раскинула руки. Грудь её вздымалась. Казалось, крови внутри было слишком много, а сердце билось слишком медленно, чтобы прогнать её в срок по всем жилам. Казалось, Нервин переливалась прекраснейшим северным сиянием.

Она вдруг смертельно заскучала по Ювенсиэлю.

— Госпожа, что он сделал с вами? — спрашивала Штокроза, не переставая тормошить Нервин. — Вам дать воды?

— Не надо! — Нервин отодвинула от себя её руки, садясь, а затем не спеша поднимаясь на ноги. Жива. Она была живее всех живых, и могуча, и свободна, как ястребица! — Оставайся на страже. Не при каких обстоятельствах не отпирай дверь. Штокроза, — принцесса взяла еë руки в свои и крепко сжала, — мы идëм домой.

Воительница удивлëнно на неë посмотрела, но сразу же кивнула:

— Будет сделано, Ваше Высочество.

Нервин развернулась и неожиданно для себя лëгким шагом, зашагала наружу. В кулаках сладко резало и горело.

Заглядывая в каждый иллюминатор, она пыталась разглядеть фигуру в красном капюшоне с выпущенными из-под него длинными седыми локонами.