Он отбивается от общей компании и уходит в бок. Жмурится, выйдя из лесной тени на купающуюся в солнечных лучах поляну. Зелень травы пестрит колокольчиками, ромашками и лютиками, с изредка пробивающимися васильками. Волк вдыхает глубже, урча довольно, когда чувствует родной и любимый запах ирисов.

      Юнги сидит на покрывале, легко улыбаясь, и наблюдает за скачущим вокруг Юнсоком, пытающимся поймать бабочку. Омежка-таки упускает ее из виду, крутится, оглядывается, но насекомое давно улетело. Скулит расстроенно, возвращаясь к папе. Юнги усмехается тихонько, протягивая к нему руки, но сын вдруг тявкает и бежит куда-то назад. Омега оборачивается. Юнсок с разбегу врезается в лапы идущему навстречу волку, и скачет теперь вокруг него, желая получить свою порцию родительской ласки.

      Юнги не перестает улыбаться. Хосок лижет волчонка меж ушек и подталкивает обратно к мужу. Трется мордой о любимое хрупкое плечо, облизывает шею, фыркая в ответ на ворчание о слюнях. Ложится рядом, голову укладывает на колени мужу и прикрывает глаза. Ласковые руки в шерсть зарываются, гладят, а ребенок неугомонный за ухо его куснуть норовит, ибо что за дела? Почему отец с ним не играет?

      А у Хосока все внутри трепещет как в первый раз, несмотря на то, сколько лет минуло. Он за этих омег и в огонь, и воду, — жизнь отдаст, не раздумывая. Как увидел Юнги в первый раз, так и пропал. Никого не видел кроме него, никого не замечал. Ничей феромон души не касался и теплом в грудной клетке не оседал.

      Пять лет назад это было? Или шесть? Хосок точно не помнит.

      Помнит, что лето это было. Чонгук, ставший вожаком не так давно, отправил альф в лес. То ли за дичью, то ли на обход территории — не помнит, да и не столь важно. Он за оленем погнался, отошел от своих, но жертва оказалась проворной и умчала далеко вперед, затерявшись среди деревьев. Хосок еще покрутился, попытался след взять, да тщетно.

      Побрел обратно. Вышел на тропинку лесную, омегами протоптанную. В привычный запах хвои и мха вплелись сладкие ноты ирисов, вызывая безудержное желание вдохнуть глубже. Найти обладателя столь прекрасного аромата.

      И нашел. Омега с корзинкой у кустов малины стоял. Собирал ягодки аккуратно, боясь раздавить, и в лукошко складывал. Облизывал иногда пальцы, в соке испачканные, отправлял несколько ягод в рот и забавно морщил нос от кислоты во вкусе.

      Хосок так и завис. Стоял средь деревьев, глазами обводя каждый сантиметр хрупкой фигуры. Омега юный еще, лет семнадцать, а то и меньше. Длинные черные волосы были забраны резинкой в неряшливый хвостик, но передние прядки все равно выбивались и на лоб спадали. Футболка на нем висела, скрывая тело, только плечи хрупкие выделяла. Шорты вид на коленки острые открывали. Взор альфы облизнул бледную кожу, линию челюсти и тонкую шею, спустился к плечам, запястьям тонким, миновал мешковатую футболку и застрял на стройных ногах.

      Омега вздрогнул, проводив взглядом слетевшую с веток птицу. Тогда взору предстал и лисий разрез глаз с хитринкой, и губы бантиком, и аккуратный носик. Вид у омеги был грустный, уставший.

Закончив обирать кусты, он прихватил корзинку и пошел дальше. Хосок — за ним.

      Сам не понял, как стал его тенью. Омега в лес — он на дистанции следом, по кустам, прячась меж деревьев. Омега к реке — волк снова за ним.

      Первым его странное поведение заметил Чонгук. Не сказал, правда, ничего. Только смотрел с прищуром.

      Столкновение лоб в лоб произошло неожиданно.

      Они с Намджуном возвращались с реки, когда навстречу с громким «Намджун! Намджун!» выскочил Чимин. Бежал, чудом не спотыкаясь.

      О химии между Намджуном и Чимином вся стая шепталась. Все уже всё понимали, только наблюдали и вздыхали тяжко: альфа и омега всё никак не могли признаться друг другу и перейти на новую ступень отношений. Хосок часто над другом посмеивался. Но в тот момент, застыв на месте и искрящимся взглядом провожая омегу, что неторопливо шел вслед за Чимином, понял, что подшучивать теперь будут над ним.

      Парень остановился в нескольких шагах, словно не хотел мешать дружескому общению. Глянул на Хосока и кивнул только, здороваясь. А Чон только что слюнями на землю не капал.

      Очаровательный.

      Маленький.

      Но при всей своей внешней нежности, взгляд у омеги был строгий, холодный. Смотрел и одними глазами говорил «не интересуешь». И фыркнуть бы Хосоку, мол, еще один зазнавшийся, да только в груди все трепетало еще сильнее, а внутренний волк уже готов был пасть к прекрасным ногам и пролежать так остаток жизни.

      Хосок стал расспрашивать. Чонгука, Намджуна, даже Чимина, который вопросов в ответ задавал гораздо больше, ибо любопытный, и хихикал уж слишком хитренько.

      Омегу звали Мин Юнги, жил он с папой недалеко от центра поселения, и был действительно юн. Папа его тяжело болел, поэтому Мин часто ходил в лес за ягодами или травами, которые обычно приносил Сокджину в благодарность за уход за родителем.

      Хосок застал однажды момент, как Юнги выходил с папой на улицу. Старший омега выглядел совсем слабым и обессиленным, но сын крепко держал его за руки, провожая до старенькой скамейки у дома. Даже альфе, далекому от лекарского дела, было понятно: недолго Мин Сун Хи осталось. И сердце сильнее сжималось от вида маленького омеги, что сдерживал слезы в глазах, полных надежды, поправляя на плечах родителя теплый кардиган. Держал его ладони в своих и с надломленной улыбкой лепетал что-то о том, как прекрасен будет лес осенью, как много снега выпадет зимой, как будут играться на поляне волчата, как отпразднуют всей стаей новый год…

      В другой раз Хосок решил не обращаться, последовав за омегой в лес. Стоял среди деревьев, прижавшись плечом к стволу сосны, и наблюдал за Юнги, что собирал какие-то травы и шипел каждый раз, обжигая ручки крапивой.

      Затрещали веточки под ногами, когда он вышел на тропинку.

      — Помочь?

      Юнги обернулся резко, вскочив на ноги. Рассматривал его с минуту, а после усмехнулся.

      — А я-то думал, сколько ты еще по кустам будешь прятаться.

      Хосок неловко улыбнулся и присоединился к делу.

      Юнги старался вдохнуть поглубже. Альфа приятно пах можжевельником. И чувствовалось от него какое-то спокойствие, безопасность. Они собирали травы вместе, и Хосок не задавал лишних вопросов. Не пытался прикоснуться, сесть ближе. Держал дистанцию.

      И как-то так получилось, что в лес они ходить стали вместе. Юнги по тропинке шел, зная, что альфа следует за ним. И от этого становилось так спокойно…

      Несколькими днями позднее Хосок повстречался ему утром у самых дверей. Не спрашивал, перед фактом поставил: отремонтирует и покосившуюся скамейку для Сун Хи, и ступеньки крыльца подлатает, и заборчик, и посмотрит скрипящие петли калитки. Юнги отнекиваться начал — нечем ему было заплатить альфе за его доброту. Чон смерил его странным взглядом и сказал, что если Мин согласится прогуляться с ним — это будет лучшей благодарностью.

      Омега согласился. И хотя в дом не приглашал, дабы не тревожить папу, вынес ему на улицу несколько завернутых в полотенчико кусочков пирога с малиновым вареньем. Хотелось в ответ обнять крепко-крепко, поцелуй оставить на лбу, может, на щеке или кончике носа, а лучше везде и сразу, но Хосок только улыбнулся и поблагодарил словесно.

      Прогулка их состоялась на следующий же день. Юнги попросил Сокджина посидеть с Сун Хи, пока он не вернется, и, стараясь игнорировать хитрые взгляды и улыбки лекаря, вышел из дома. Хосок уже ждал его у заборчика.

      Чон альфа видный. Омеги на него всегда заглядывались и внимание привлечь старались всеми возможными способами: кто за помощью обращался, кто воды выносил, когда работали днем в жару, кто на чай звал, а кто и на чай с явным продолжением. Помогал Хосок всегда, на чай с продолжением захаживал, только когда гон припирал так, что на стенку можно было лезть. В остальное время старался быть честным и выстраивать дистанцию, сразу давая понять, что ничего у них не получится.

      И ухаживать он умел. Только вот почему-то когда дело коснулось Юнги, совсем растерялся. Как мальчишка прибежал к Намджуну, прося совета. Поспрашивал и Чонгука, однако все их предложения отмел.

      Не хотелось ему показаться Мину легкомысленным, не хотелось, чтобы у омеги возникли мысли, словно все его действия — не более чем обхаживания с целью забраться как можно быстрее к нему в штаны. Конечно, покорить его хотелось, подвиг какой-то совершить, одним словом — завоевать. Да только завоевать не тело, а душу и сердце.

      Чтобы Юнги прежде всего чувствовал, что ему не причинят вреда, что он любим, что его поддержат. Что его уважают.

      Чон не пытался «согреть» омегу непрошенными объятиями или иными прикосновениями, только аккуратно брал его ладошку в свою, когда на пути встречались кочки и маленькие ямки.

      И потому их прогулка не сильно была похожа на свидание. Скорее, просто на дружескую встречу, когда вы говорите много и безостановочно, стараясь узнать друг о друге побольше, и не забываете рассказать о себе.

      Хосок не мог сдержать улыбки при виде детского восторга омеги, когда они увидели прыгающих по веткам белочек. Вместе с ним срывал колокольчики, ромашки и васильки, собирая букет. Научил его играть в «блинчики», выискивая плоские камушки на берегу. Юнги сначала расстраивался, потому что не получалось, а обыграть альфу очень хотелось, а после приловчился, и Хосок только успевал считать прыжки камушков по воде.

      Самое главное — Юнги отвлекся. Приободрился, улыбался много, смеялся, даже сверкнул пару раз хитрым лисьим взглядом и продемонстрировал свою дерзость.

      Однако, возвращаясь, Хосок видел, как веселье сходит на нет, а беспокойство за папу, грусть и боль возвращаются на лицо омеги, отчего оно кажется бледнее, а взгляд меркнет.

      У Хосока сердце сжималось, но он понимал, что в данной ситуации помочь ничем не сможет.

      После прогулки они не встречались какое-то время. Чон видел, как одним вечером Сокджин выходит из дома Юнги, что-то тихо говоря и в поддержке сжимая его плечо.

      И если бы альфа знал, что это будет последний спокойный вечер для Юнги, он бы обязательно заглянул к нему, обнял на пороге, погладил по голове и сказал, что если что-то случится в его жизни, что угодно, он всегда может прийти к нему за поддержкой или просто поплакаться в крепкое плечо.

      Но Хосок не знал.

      Следующее утро началось с шума и криков на улице. Альфа вышел из дома, окидывая сонным ничего непонимающим взглядом толпу оборотней. Омеги охали, ахали, вздыхали, кто-то даже вытирал слезы со щек.

      — Как же так! Как же так!

      — Совсем молодой ведь еще…

      — Так рано ушел…

      — Болезнь никого не щадит…

      — Бедный мальчик, как же он теперь будет-то? Один совсем…

      — Так рано осиротеть… И ведь ни отца, ни родственников…

      Чем больше доносилось до волчьего слуха, тем сильнее напрягались мышцы, сжималось сердце в груди и труднее становилось дышать. Это ведь дом…

      Юнги!

      Имя яркой вспышкой мелькнуло в голове. Он сорвался с крыльца и прям так, не заботясь о том, чтобы накинуть рубашку или хотя бы обуться, помчался к дому. Расталкивал столпившихся оборотней, пробираясь к калитке. Бегал глазами по округе, стараясь найти Юнги, Чонгука или хотя бы Джина, но никого не было видно.

      Среди толпы он выцепил Тэюна и тут же схватил его за руку, отводя в сторону.

      — Что случилось?

      — Сун Хи… Он…

      Хосок тяжело сглотнул. Договаривать не было смысла.

      — Где Юнги?

      — Я не знаю, он…

      — Тэюн! — Чон неожиданно для себя опустился до рычания.

      — Он прибежал к Джину несколько часов назад, сказал, что его папа не дышит…

      Он не дождался, пока омега договорит. И так ясно было: Юнги среди собравшихся нет.

      Альфа сорвался с места, уносясь прочь с поселения. Легкие жгло от холодного утреннего воздуха, а мысли разбегались в разные стороны. Где Юнги? Куда он ушел? Как он? Он ведь сейчас совсем один, переживает это всё один, маленький, наверняка замерзший…

      Чон пробежался по знакомым тропинкам в лесу, вышел на поляну, но Мина нигде не было. Хрипя, сорвался к реке, молясь всем Высшим Силам, чтобы омега все же оказался там.

      Юнги сидел на влажном песке, обнимая колени руками. Его плечи дрожали, он кашлял, всхлипывал и выл, зарываясь пальцами в волосы и оттягивая их у корней. Маленький, дрожащий от холода, в одной майке и шортах. Хосок выдохнул с облегчением: нашел.

      Юнги дернулся, когда большие ладони коснулись его колен, и вскинул голову. В первые секунды в красных наполненных слезами глазах читался страх, а в следующую минуту он всхлипнул еще громче. Хосок усадил его на свои колени, прижал к груди, обнимая, поглаживая успокаивающе по голове и стараясь растереть замерзшие плечи.

      — Я здесь, — шептал, прижимаясь губами к макушке, и сам готов был слезы лить.

      Юнги разрушался в его руках, исходил трещинами и рассыпался крошкой на влажный песок, но из последних сил хватался за его плечи и руки, словно умолял не отпускать.

      Солнце взошло, согревая лучами берег, а они все еще сидели на песке. Юнги затих, только всхлипывал иногда, икал и шмыгал носом. Его руки упали вдоль тела. Он обмяк, как тряпичная куколка.

      — Его больше нет, — прохрипел куда-то альфе в шею, а Хосок зажмурился до цветных пятен под веками, крепче сжимая маленькое тело в руках.

      На похоронах Юнги не было. Он просто не смог выйти из дома, зная, что будет происходить. Нашел в себе силы появиться днем позже, на обряде прощания, чтобы пустить вместе со всеми венок по реке.

      Все на него смотрели, жалели, всхлипывали, утирая слезы, и сетовали, как же он один теперь будет. Омега следил, как венок уносит течением, чувствуя, как слабеют ноги, и кругом идет голова.

      Громкий возглас Чимина заставил всех обернуться. Хосок, стоящий рядом, успел перехватить его, прежде чем Юнги свалился на траву; Сокджин с Тэюном поспешили к ним, а вожак стал разгонять зевак, что толпились, желая разглядеть происходящее.

      Следующую неделю Юнги провел в постели в лихорадке. Хосок сидел рядом с ним, периодически встречая Сокджина или Тюэна с лекарствами.

      Когда омегу принесли в дом без сознания, альфа, неожиданно для себя, нарычал на Чонгука и Намджуна, не подпуская близко и заявляя: Юнги его пара.

      Правда, Юнги об этом пока не знал.

      То было тяжелое время. Восстановившись от болезни физически, Мин долгие месяцы страдал морально. Из дома практически не выходил, лежал в постели, кутаясь в кардиган папы, и много плакал.

      Намджун и Чимин приходили проведать его, рассказать последние новости и сплетни (это была основная задача Чимина), но Юнги реагировал на все лишь вялыми кивками головы.

      Хосок вспоминает то время с болью в сердце.

      Спустя долгие месяцы, когда боль немного утихла, а раны на сердце зарубцевались, Юнги стал возвращаться к привычной жизни. И Хосок всегда был рядом. Они не обговаривали их переход на новый этап отношений, не задавали друг другу вопросы и не объявляли официально «ты — моя пара», потому что Чон без него больше не мог, а Юнги не хотел.

      За их отношениями наблюдали все с улыбками. Многие диву давались, шептались, что никогда бы не подумали, что Хосок может быть таким нежным, внимательным и любящим.

      Они стали жить вместе. Спустя год Хосок поставил ему метку, спустя три они поняли, что готовы к детям. Но и тут все было не так-то просто.

      Юнги чувствовал себя неполноценным, глядя на беременных омег, потому что у них с Хосоком не получалось. Когда в первую попытку течка не принесла результатов, они не сильно обратили на это внимание. После второй провальной попытки Мина стали одолевать неприятные мысли. После пятой он почти отчаялся.

      Однако спустя время у них получилось. Юнги забеременел. Узнав, плакали оба: омега от счастья, Хосок, стоящий перед ним на коленях — от бесконечной любви.

      Беременность протекала сложно, тяжело дались Юнги и роды. Сокджин сразу тогда сказал: шансы завести второго ребенка крайне малы.

      Так у них появилось маленькое чудо Юнсок.

      Лежа в кровати рядом с мужем, пока на груди посапывал маленький серый комочек, Хосок чувствовал себя самым счастливым альфой на всем земном свете.

      И чувствует себя таким по сей день, каждую минуту. Особенно сейчас, тихонько забираясь под одеяло к Юнги и сыну. Целует обоих в лоб, обнимает омегу, наблюдая за маленькими подергивающимися лапками сына во сне, и улыбается.

      Они — его самое ценное сокровище.