Тонкие пальцы плавно опускаются в прохладную воду. Мягкий шёпот разбивается о золотистую лепнину на стенах, тонет в плавающем в омуте таком же золотистом ихоре и оседает в лёгких на новом тихом вздохе. Блестящая кровь, смешанная с освященной водой, течёт по щекам тонкими линиями, рисует плавную волну на лбу и ласкает каплей переносицу, заставляя священника прикрыть глаза.

      Он един с их Богом. Как и Бог един с ним. Свет и тьма. Жар и холод. Они идеально дополняют друг друга и восполняют недостатки, делая себя безупречными. Их Бог строг с ними, но его представитель восполняет эту строгость добротой. Их Бог своенравен, но его представитель восполняет эту своенравность кроткостью. Их Бог любит своих подданных, и они преданы ему в ответ.

Их Бог — тьма.

Аргенти же — свет.

      — Да прости нам грехи наши, — спокойный голос разливается благоговейным трепетом в сердцах людей, что эхом повторяют его слова, — да благослови нам начинания наши.

«Да прости нам грехи наши!

Да благослови нам начинания наши!»

      — Да сопроводи души усопших в лучший мир и охраняй тех, кто ещё жив, — ладони плавно опускаются обратно в омут. Купаются в золотистой от крови воде, пачкают белоснежные рукава ихором и медленно поднимаются. Вещество стекает по запястьям, очерчивает бледную кожу, спрятанную за тканью одежды, и ласкает скрытые за рясой белёсые шрамы. Его Бог сожалеет о том, через что Аргенти пришлось пройти. И он же тот, что послужил причиной низменных поступков священника. И пусть тот отринул своё прошлое и переродился, шрамы всё равно остались с ним, напоминая об ошибках юности.

«Да сопроводи души усопших в лучший мир

и охраняй тех, кто ещё жив!»

      Аргенти медленно возводит руки. Ихор капает с пальцев, пачкая пол, искрится звёздами на белоснежном кафеле и ползёт по трещинам, заполняя каждую из них.

      — Да пусть взор Твой будет устремлён на нас, агнцев Твоих, и утолится голод Твой со следующим жертвоприношением.

      С каждым шепчущим словом ихор расползается всё сильнее. Плавно стекается к ногам, огибает их после, практически коснувшись подола рясы, соединяется единым кругом и вспыхивает ярче, освещая мессу.

«Да пусть взор Твой будет устремлён на нас, агнцев Твоих,

и утолится голод Твой со следующим жертвоприношением!»

      Люди вторят эхом. Их голоса, наполненные трепетной верой, электризуют воздух, сливаются с происходящим таинством и наполняют лёгкие священника новой силой. Их ладони прижимаются к полу, складываясь в почтении, а колени обивают старинный кафель, выражая покорность. Аргенти медленно поворачивается к верующим, устремляя полный ясности взгляд на них, касается ладонью своего лица и свершает последнее движение, закрепляя обряд.

      — Да восполнишься Ты силой нашей и взойдёшь выше остальных Богов, что смеют смотреть свысока на Тебя. За сим мы, агнцы Твои, закрепляем волю свою через ритуал, восхваляя Тебя и поднимая.

«Да будет так!»

      Круг вспыхивает. Из золота ихора рвутся вверх красные всполохи, опутывают священника крепкими лентами и держат, не желая отпускать. Тянут вниз, заставляя пасть на колени, прижимают к полу за запястья и проникают под кожу, копошась меж вен. Аргенти прикрывает глаза, глубоко дыша, не позволяет дрогнуть ни единому мускулу, пока его Бог любовно гладит сердце за дугами рёбер, ловя биение жизни.

      Это всегда было больно. Но вера глушила эту боль, наполняя её надеждой. Она поддерживала священника, не давая ему сгорбить спину в минуты слабости, она напоминала о том, кто его Бог. Она испытывала и проверяла, искушала и награждала. Она — всё, что осталось у Аргенти. И она — то, что даёт ему жить дальше.

«Я сделал свой выбор»

      Тихий шёпот наполняет помутневший разум. Мужчина почти не дышит — вслушивается в голос его Бога, внемлет каждому слову и ждёт вердикта. Люди, склонившие головы, продолжают шептать псалмы в ожидании и надежде, пока Бог продолжает говорить со своим священником.

«Вскоре в мой Храм прибудет далёкий путешественник.

Подготовь это Дитя и приведи его ко мне.»

      Свечение тускнеет. Золотистый ихор засыхает, превращаясь в золотистую пыль, а путы, всё это время держащие Аргенти за сердце, исполненное верой, исчезают.

      С губ срывается медленный выдох. Чуть подрагивающие пальцы плавно выводят черту, пересекающую круг, и лишь после мужчина поднимается, выпрямляясь.

      — Наш Бог выбрал следующего агнца. Готовьтесь. Возносите молитвы и тките саван, что украсит наш Дар для Него. Жертвоприношение будет исполнено в конце следующего месяца. Да будет так.

      Тихие шепотки прошлись по залу. Не вслушиваясь в речи прихожан, священник разворачивается к омуту, осторожно поднимает его под чашей и поднимает, исчезая за статуей их Бога. Сосуд с ихором ставится на постамент, закрывается тяжёлым балдахином, руки омываются в святой воде, растворяя остатки Божьей крови, одеяние отдаётся одной из послушниц, а сам же Аргенти направляется дальше по коридору, минуя ряд дверей. И лишь исчезнув за последней, закрыв её на поворот ключа, позволяет себе выдохнуть с дрожью. Он оседает на пол, тяжело наполняя лёгкие кислородом, закрывает лицо, более не испещрённое символами, руками и отчаянно утыкается в колени, сдерживая мычание.

      Его Бог всегда смотрит за ним. И его Богу лучше не знать о том, что всю эту веру Аргенти хотел бы сжечь дотла.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      — Святой Отец! — из коридора доносятся торопливые шаги. Аргенти отрывает взгляд от книги, за которую успел взяться некоторое время назад, и откладывает ту в сторону, поднимаясь. В дверь тихо стучат, окончательно нарушая тишину, успевшую ненадолго воцариться в комнате, а после, несмело заглянув внутрь, спрашивают:

      — Святой Отец, Вы заняты? У меня есть срочные новости по поводу... того агнца.

      Он действительно был занят до этого. Только его концентрация уже была нарушена, а оттого мужчина, коротко махнув рукой, даёт немое дозволение послушнице продолжать, пока сам опускается обратно на край постели и убирает книгу в ящик прикроватной тумбы. Всё же, Его агнцам необязательно знать, что читает пастырь. Особенно, если это касается иной литературы, ни в коем случае не касающейся молитвенной и любой другой религиозной.

      — Отец, двое наших учеников донесли весть о прибытии небесного корабля на нашу планету. С него сошёл какой-то мужчина, что прикажете делать? Стоит ли нам с ним разобраться?

      Аргенти молчит. Не выказывает какого-либо беспокойства, даже в лице не меняется — думает. Агнец, которого они ждали, прибыл слишком рано — и пары дней не прошло с момента мессы. Приготовления к обряду ещё на первой стадии осуществления, и до святого часа остался месяц.

      Он не имеет права подвести своего Бога. Как не имеет права позволить Его верующим усомниться в Нём. На кон поставлено слишком много, в том числе — его собственная жизнь.

      — Наблюдайте. Слушайте. Запоминайте. И всю информацию несите мне. Всё ясно? — в голосе скользит мягкость, но мороз во взгляде, направленном на послушницу, обжигает. Аргенти смотрит пристально, вскрывая дрожащую перед ним душу, изучает и притягивает к себе, связывая по рукам и ногам, вселяя страх.

      Девушка слабо кивает. Разворачивается к двери, тянет за её ручку и перед тем, как выйти в коридор, слышит сказанное тихо:

      — Не подведите нашего Бога. Вы должны осознавать, что будет ждать нас в случае провала.

      — Да, святой Отец, — срывается с её губ шепчущее. Послушница прощается со священником коротким кивком, а после покидает комнату, прикрыв дверь за собой.

      В помещение вновь возвращается одинокое спокойствие. Аргенти тихо выдыхает, ненадолго спрятав за дрогнувшими ресницами потемневший взгляд, трёт подушечками пальцев веки, а после, покачав головой, встаёт с постели.

      — Зачем же ты прибыл сюда, агнец? — Аргенти медленно отходит к шкафу и достаёт свечи с полки. Плавит воск пламенем вспыхнувшей в руках спички, поджигает фитили и, нагрев низ свечей, ставит те на деревянный алтарь, — ищешь ли ты смерти, а может, спасения своего, исход будет лишь один.

      Колени с глухим стуком ударяются об пол. Мужчина смотрит на пляшущие огни перед собой, снисходительно улыбается и складывает ладони в молитвенном жесте.

      — Ты послужишь жертвой для великой цели. Да спасёт грешную душу твою наш Бог, да найдёшь ты покой в объятиях Его и на небесах.

      Шёпот растворяется в тишине помещения, пропахшего воском и навязчивым ароматом трав. Аргенти прикрывает глаза, склоняет голову в немом покорстве и прижимает ладони к грудной клетке, сжимая дрожащими пальцами металлический крест. Тот больно впивается остриём в кожу, оставляет на ней едва заметные царапины и впитывает в себя редкие капли крови — это малое, что может дать священник взамен той защиты, что оказывает ему Бог.

«Вот так. Правильно, Аргенти. Бог любит тебя, так полюби всем своим сердцем и ты Его»