— Здравствуй, Майя.
Низкий мужской голос. Она вздрогнула, не ожидая встретить его в шатре. Дурная привычка — вот так возникать за спиной.
— Амир… Здравствуй. Чего ты хотел?
Мужчина слегка склонил голову набок. Он оставался таким же, как всегда — длинные черные волосы, идеальный силуэт классического костюма, красная роза в петлице.
— Мне стало любопытно, когда тебе надоест играть в богиню, — не насмешка, лишь ирония: он никогда не разделял ее тягу к людям.
— Я не играю, я помогаю, — подчеркнула она.
С появлением Амира шатер начал казаться тесным для двоих: он занимал все пространство, воздух вокруг словно становился тяжелым и вязким.
— Как скажешь, Майя, — он не хотел ввязываться в очередной спор. — Получается?
— Думаю, да. Они не любят, когда им указывают — приходится показывать. Многие доверяют тому, что пережили сами.
Амир вздохнул. Он взял Майю за руку — смуглая кисть казалась совсем хрупкой на широкой бледной ладони. То, что люди не падали на колени перед ее красотой, лишний раз подтверждало их глупость.
Он наклонился так близко, что она почувствовала знакомый запах ладана и можжевельника, и прошептал:
— Дорогая, неужели ты не помнишь, чем они платят за твою помощь?
Он сжал ее ладонь сильнее, и перед глазами Майи пронеслась вереница видений: в нее, закутанную в нищенский плащ, швыряют камни. Горожане собираются вокруг ее костра, как на праздник. Ее запирают в темнице, мучают, разрывают, расстреливают… Ей никогда не верят — и это мучительнее, чем любая из пыток. Она хотела помочь людям, дать надежду — но никогда не была услышана.
Вопреки всему, она продолжала верить, что сможет наставить хоть кого-то — мечты о том, чтобы повести к свету многих, давно были преданы забвению.
Амир думает, что она любит людей. Она их боится.
В их видениях она прочувствовала на себе настоящую боль. Отчаяние, холод, разливающийся в груди, оцепенение, неясная дрожь беспомощности — судьба людей, лишенных бессмертия, утративших даже чудеса.
Майя почти привыкла к боли — но даже из бессмертного тела текла яркая горячая кровь. Майя знала, что справится, она выбиралась каждый раз — сама или благодаря Амиру — но люди не могли. Они умирали раз и навсегда, часто не увидев в жизни ничего, кроме страданий.
Чужая боль ранила так же остро, как своя. Искривленный мукой рот, пустые остекленевшие глаза. В тот раз Майя на миг ощутила то же, что умирающий.
«Неужели это все?» — была его последняя мысль.
Сердце громко забилось, пульсируя во всем теле. Она отдернула руку. Картины прошлого развеялись, как туман.
— Зачем ты воскрешаешь во мне эти воспоминания? — обессиленно произнесла Майя.
— Я не хочу снова собирать тебя по кусочкам. Может, они одомашнились и не будут охотиться за тобой. Но ты тратишь на них всю себя, — руки Амира опустились на ее плечи.
— Амир, я справлюсь сама.
Ему оставалось только уткнуться лицом в ее волосы. Она обняла в ответ: минутная, но необходимая нежность.
Он не одобрял это решение, однако ничего не мог поделать: слишком хорошо знал ее нрав. В последний раз, когда он показал ей истинную натуру людей, она возненавидела его на сотню лет. Наверное, Майя до сих пор думает, что он сам довел их до отчаяния… Пусть так.
— Ты знаешь, где меня найти, Майя, — прошептал Амир на прощание.