— И это называется хорошо защищённый имперский мир, — саркастически обратился Караэль к Ардженте.

Их нельзя назвать близкими друзьями — сказывалось множество различий, однако даже другие кабалиты подозревали, что Караэль единственный, кого Арджента могла бы отнести к своим «приятелям». Другие же бросали на неё исполненные презрения взгляды.

Иной раз кабалиты переходили к перечислению отвратительных качеств людей, а экстравагантность таких ксеносских ругательств, сложных и диких, выходила далеко за пределы понимания. Большую часть времени подобное забавляло новоиспечённого архонта Опустошительной Бури, ведь нападки были частью перевоплощения.

В конце концов Маражай сказал так: «Если так хочется, чтобы я проделал дыру в ваших тупых головах, и думаете, будто кто-то помешает мне наказать вас по заслугам, я одной рукой вырву ваши сердца, а другой — пересчитаю кости!»

— Людская слабость и безбожие привели к падению этого мира, — после продолжительного молчания Сестра ответила без единой эмоции. Так говорит лишь ребёнок, повторяя за взрослыми.

— «Нет ничего сильнее молитвы, обращённой к Богу-Императору и ничего равного его защите», верно? — Караэль презрительно фыркнул. — Как у тебя всё просто, Сестра.

Красивое лицо девушки напряглось. Тёмный эльдар окинул её насмешливым взглядом. Для его чуткого восприятия было ясно, почему реплика вызвала в ней такую отрицательную реакцию — прошлое не желало так просто отпускать Дочь Императора.

С первого дня в Тёмном городе Арджента училась говорить на языке эльдар, ведь всюду она слышала только его, но её понимание сложных правил, по которым существовало общество тёмных, оставалось весьма скудными. Восхождение к перевоплощению человеческой породы занимало много времени, этот процесс требовал напряжения всех духовных и физических сил.

— Замолчи! — резко ответила Арджента. Не желая продолжать разговор, она пошла вдоль движения неровной ленты невольников.

За пеленой дыма клонился к концу жизни целый мир, его смерть не была безмолвной. Налётчики кабала Опустошительной Бури, снаряжаясь боевыми трофеями, покидали реальное пространство с таким же беспорядочным шумом, с каким некогда вторглись в него: под смех орудий и стенания людей. Множество колоссальных строений, лишились своей защиты и гибли под порывами сильного ветра, раздувавшего пожары. До вторжения эти окрестности были живописными.

— Предательница!

Кто-то из невольников, осмелившись посмотреть по сторонам, прикидывая, куда бы сбежать, ибо знал, что нет хуже участи, чем стать рабом в Тёмном городе, заметил Ардженту. Он плюнул ей под ноги. Девушка хотела взглянуть смельчаку в глаза, но тот презрительно отвернулся, и, словно незначительная пылинка, растворился в толпе среди других рабов. Она только увидела, что он был в тёмно-красном пальто, как огненный цветок среди сорняков.

«Предательница…»

Арджента на собственной шкуре поняла бремя этого слова. Вероятно, она предала Империум и человечество уже в то время, когда стала частью свиты Вольного Торговца, но поняла это лишь годы спустя, совершив дикие шаги в познании тёмного пути. Теперь, как она думала, у неё совсем не осталось никакого мерила для оценки своих поступков. Аура нелюдей приобрела для неё странную притягательность, а слово «ксенос», казалось, стало второй кожей.

Приближаясь к владениям аристократов, Арджента посмотрела на их позолоченные шпили, которые искрились даже на фоне беспросветного смога. Она обратила на них внимание ещё вначале осады, когда их вершины проступили на фоне алого неба. Они напомнили ей о долгих прогулках по улицам столицы протектората фон Валанциус. Но власть того времени над ней уже постепенно слабела.

Арджента осторожно поднялась по обломкам зданий на другую сторону города. Там она вздохнула полной грудью запах прометия, и в тот же момент услышала посторонний шум. Следуя за ним, Сестра зашла за ряды укрытий, образовавшихся из-за разрушений, и остановилась возле расколотой пополам статуи Бога-Императора.

Раньше Его изваяния казались ей грозной охраной, а теперь они лишь беспомощно наблюдали за происходящим. Этот мир для Него не более чем чистилище для грешников, но оставить его гибнуть — значит притвориться, будто ничего не произошло…

И всё же у Его ног нашли своё прибежище дети. Они попали в ад, а последнюю надежду на спасение искали здесь. Слёзы капали им на руки. Их будут искать, за ними будут охотиться мясники. Арджента не даст им никакого утешения. Теперь она это знает. Сестра лишь могла поставить перед ними последнюю преграду от демонов настоящего и демонов грёз.

Не осознав толком собственного намерения, она подошла к детям, сжимая в руке ядовитый клинок. Необходимость убить их была ей неприятна, дрожь постепенно охватывала с головы до ног, а в мыслях мутилось.

— Сестра, — чёрные глаза Караэля вцепились прямо в неё, — что ты задумала?

Появление тёмного эльдара сковало девушке губы и язык, с вертевшимися на них оправданиями, которых она не нашла силы произнести. Караэль впервые стоял к ней столь близко, что, казалось, целиком заполнил собою всё пространство.

— Что же там такое? — переговаривались другие воины-кабалиты, заглядывая под статую Императора. Бледная холодная рука одного из них нырнула в темноту, и он рывком выдернул оттуда ребёнка. — Погляди-ка, Сестра здесь прячет свои тряпичные куклы с потрохами наружу!

Улыбки на лицах тёмных эльдар застыли, превращаясь в хищные оскалы. Это начисто лишило Ардженту присутствия духа. Она проявила неосторожность, думая, будто никто не будет следовать за ней. Но патрули тёмных прохаживались взад-вперёд по улицам города. Какой-то из них и шёл за ней, докладывая Караэлю о её действиях. Даже представить сложно, что он расскажет Маражаю, какая кара, какие пытки уготованы ей в Тёмном городе за отступление к человечности.

Тёмный город, Комморра, территория тёмных эльдар… «Наш дом», — как заверял девушку Маражай, словно мог вложить Ардженте в душу кусочек своей родины абсолютного зла и сущность целого народа, живущего налётами в реальный мир за большим числом жертв и вечно враждуя между собой. Дни и ночи составляли здесь странную пьесу, где дикость сочеталась с изысканностью манер, расчётливый ум с безумием оргий.

Свет похищенных звёзд покрывал лицо Ардженты дразнящими поцелуями и таил в себе древние угрозы не меньше, чем молчание её покровителя. Он стоял на балконе с видом на арену. Под ним на площади суетились кабалиты Опустошительной Бури. Они разгружали клетки с рабами разных возрастов, будто подготавливали некую сцену.

Маражай Эзирраеш восстановил полный контроль над своим кабалом. Несмотря на то, что Опустошительная Буря едва не канула в бездну, кабал обладал определённым потенциалом для дальнейшего возвышения и истинный правитель Тёмного города проявил к ним необычную благосклонность. Ни у кого за прошедшие годы не возникало желания бросить им вызов.

Арджента опустилась на колени перед величием своего архонта. Как когда-то она творила знак аквилы Императору, теперь она бьёт челом пред ним, сознавая свою вину, прося не оказывать ей милости.

— Если видишь изъян во мне — накажи меня. — Сестра сбивается с дыхания. — Если знаешь предательство за мной — сокруши меня. Ты избрал меня своим орудием, но сними с меня бремя, отпусти мне совершённую ошибку…

— Довольно. Я не желаю выслушивать ни твои оправдания, ни мольбы, Арджента. — Маражай обжигает девушку взглядом куда более красноречивым, чем слова. И, как тигр, утешающий лань, сменяет гнев на покровительственную нежность. Он заговорил на её языке, чего не случалось уже давно: — Иди ко мне, моя зверушка.

Архонт не собирался на неё злиться. Только не сейчас.

Арджента подошла к нему вплотную и поняла, что он уже давно выбрал для неё наказание. После него наступит облегчение, больше никогда не придётся искать прощения.

Зелёный свет кристаллов на столбах, похожих на толстый стебель цветка, окружил Маражая венцом господства. Он наклонился, чтобы поцеловать девушку, и холодная когтистая перчатка коснулась её голых плеч. Арджента вздрогнула. Синие раны от уколов ужасно болели — в теле появилось множество таких прорех, но более физической боли это никак её не затронуло.

— Смотри! — воскликнул Маражай, испустив удовлетворённый вздох. — Узнаёшь это место?

Пристанище боли и страданий — вот и всё, что Арджента запомнила о шпилях и глубоких пропастях между ямой гладиаторов Злобы и ареной ведьм из культа Губительной жажды. Каждый круг колеса судьбы, в котором Сестра когда-то бегала за Вольным Торговцем, отодвигал всё дальше те дни.

Маражай привёл девушку сюда, чтобы обрушить на неё чужие муки.

По его немому приказу замки на клетках рабов исчезли. Реки крови потекли во тьму подземелий Тёмного города. Жаждущие услышать как можно больше предсмертных криков кабалиты с азартом вступили в охоту на мон-кай. Пиршество насилия, дарованное им архонтом, стало наказанием Ардженты.

Голоса внизу ревели, будто ветер, и свет человеческих душ сгущался, покидая мясистую плотность. Арджента не могла оторвать остекленевшего взгляда от царившего безумия, от кровавого шлейфа, испускающего вонь. Её лицо побелело, руки сжались в кулаки. Так ужасно было находиться во власти этого зрелища, вдвойне ужасно, потому что это приводило в восторг — в голове во всю силу стучала клювом хищная птица, пробиваясь из её черепа на волю.

Ей хотелось лишь одного — вырваться и убивать.

Танец хищника и жертвы на краю платформы разорвал последнюю цепь. Арджента вдруг с удивлением подумала: «Что же я здесь делаю?» Но дикое возбуждение, швырнуло её вперёд; девушка выхватила из ножен клинок Маражая — неслыханная вольность, которую он забудет.

Агония.

Арджента поняла, что никогда ещё по-настоящему с этим чувством не сталкивалась. Вначале оно казалось всего-навсего невыносимым. Из её глаз струились слёзы, каждый вздох ножом резал лёгкие. Сестра совсем не разбирала лица: перед её глазами угасали то тёмно-зелёные кляксы, то бледно-розовые завихрения. В памяти будто образовался провал — либо сработал последний защитный механизм её человечности, либо это общий поток экстаза нёс девушку вперёд…

И с каждым убийством менялась её душа.

Руки Ардженты потрескались от чужих ударов, стали кровоточить. Она приподнялась над своей последней жертвой — беловолосой девочкой, так похожей на неё, когда Арджента была того же возраста. В последние секунды жизни она силилась закричать, позвать Сестру. Глаза её широко раскрылись… и застыли.

Одна за другой красные капли падали в тёмную бездну Комморры, где правили скульпторы плоти. Сколько времени это был единственный звук, который она слышала в мёртвой тишине? Он ритмично повторялся, как неустанная сила машины.

Это умиротворение прорезает тёмный восторг: призывный и нетерпеливый, и другие звенящие от возбуждения голоса. Не в её голове, а извне.

— Великолепно… — Маражай окидывает сцену торжественным взглядом.

Сестра предала Человечество, потеряла благосклонность прежнего хозяина, чтобы служить другому в проклятом городе. Или жить в вечной агонии?

— Отныне ты… — улыбка архонта ласкает её сладострастным обещанием, что ранит и ужасает — моя Муза!

Тёмный засмеялся. Все смеялись. Они уже забыли Сестру Ардженту, её рухнувший мир и унижение быть человеком.