Мечтать о вещах, доступных лишь смертным, обмякать от прокрадывающихся в сердце слабостей и отрекаться от предрассудков, навязанных бременем важнейшего долга — причины, по которой они существуют. Как часто Рейден попрекал Фуджина за его постыдные желания, не стеснялся откровенно осуждать его. Отчасти бог грома мог понять трепет младшего брата перед неизведанным и недоступным, но манящим своею тайною. Громовержцу довелось ощутить каплю — ничтожную и иссохшую, застывшую плёнкой воспоминаний: минувшего, но не забытого, — радости и глупых людских надежд, похороненных заживо его собственными руками. Он так и не пережил потерю учеников — почти сыновей. Почти. И до конца времён не сможет заделать зияющие червоточины в его душе, оставленные ими.

Рейден привык к одиночеству, поглощающему его изнутри и снаружи, но одна малышка врывалась в его жизнь с присущим ей лучезарным обаянием, разбивая опутывающие его оковы отшельничества и разгоняя мрак тьмы.

Погружённый в думы, уносящие его в глубины подсознания, лорд занял позицию немого наблюдателя, сидя на сколоченном монахами деревянном стульчике. В жилой комнатушке небесного храма, обставленной скудным образом, на низеньком столике плавились свечи, языки пламени от растопленного камина струились ввысь, отбрасывая свет на шершавые стены. В присущей необитаемым помещениям тишине ныне раздавался весёлый лепет ребёнка вперемешку с ласковыми возгласами бога ветра. Он то восхвалял наряд девчушки, состоящий из вязаного белого платья, то приглаживал её короткие русые волосы и делал ей неуклюжие хвостики, с радостью отдавая на растерзание детских пальчиков его длинную серебристую косу, которой дитя с жадным восхищением любовалась, то пытался учить её произносить его имя, что у неё получалось не совсем разборчиво и внятно, но он всё равно хвалил юную Кэсси за любые сделанные ею успехи. 

Иногда Рейдену казалось, что подле него находилось два дурашливых дитя. Фуджин резвился с малышкой, отбросив комплексы, скромность, сомнения — всем этим страдал только громовержец, а потому порой случайно проецировал свою натуру на младшего брата, — и даже бессмертную сущность, будто принимая облик добродушного смертного друга семьи Кейдж.

И как ему это удавалось? 

Рейден не знал и вряд ли когда-нибудь смог бы найти ответ, как из серьёзного, разящего уверенностью божества Фуджин превращался в мягкого и сострадательного собеседника. Как мог он быть таким… Одно лишь обстоятельство въедалось в мозг горькой истиной: повелитель грозового ненастья таким не будет никогда. 

— Тебя что-то тревожит? — внезапный вопрос прорезался сквозь детское щебетание Кэсси, которая таскала любимые игрушки к богу ветра. От него не скрылось ни сосредоточенное выражение лица Рейдена, ни малейшее колебание воздуха у его плотно сжатых губ: он то задерживал дыхание и не дышал, то выдыхал горячо и торопливо. Фуджин улавливал его перемену настроения, и если до этого громовержец был расслабленным и разморённым духотой помещения, то в нынешнюю пору он восседал на стуле угрюмой грозовой тучей. 

Лорды многозначительно переглянулись, и дитя, заметившая, что её обделили вниманием, обиженно надула губки и потеребила края пышной юбки платьица и рукавов фонариков. Кэсси почти тут же схватила любимейшую игрушку — большого зелёного динозавра, выглядевшего скорее презабавно мило, чем опасно и грозно, — и на всей скорости, имевшейся в её детском тельце, чуть не влетела в ногу бога грома, пытаясь вручить ему набитого синтетическим пухом хищника. 

Рейден отреагировал молниеносно и подхватил девчушку, удерживая её двумя большущими ладонями, а она залилась звонким детским смехом, обрадованная вернувшимся к её персоне интересом. 

«Какая баловница растёт…», — подумал Фуджин с мягкой улыбкой на устах, выпрямляясь во весь рост.

Он непрерывно наблюдал за тем, как озарилась теплом хмурая и беспристрастная физиономия старшего брата. Из задумчивого и отрешённого, будто не от мира сего, он сделался мягким и участливым, с неподдельным удивлением взял «подарок» от неугомонной Кэсси. Сидящий напротив бога ветра был с минуту назад погружён в никому не ведомые меланхоличные размышления, и он ни под какими пытками не поделился бы испытываемыми переживаниями.

— Как восхитительны смертные в своей непосредственности, — убеждённо рассуждал Фуджин, рассматривая ластившуюся к старшему брату девчушку, затребовавшую от него нежности. Да разве можно было ей отказать в этом благодатном порыве? — Мы не бездушные существа, — осторожно говорил лорд и тотчас поймал на себе цепкий взгляд голубых глаз. — Нам свойственно сопереживать этим прекрасным созданиям, — он указал на Кэсси, которая уже победно устроилась на коленях громовержца вместе с плюшевым динозавром и, не разобрав ничего из сказанного, начала тихо болтать что-то понятное только ей одной. — И ты всегда можешь поделиться со мной чем угодно, брат, — он неожиданно завершил свою речь. 

Рейден без колебаний кивнул в знак согласия, точно короткий монолог его не касался, и продолжал безмолвствовать. Упрямство и гордость — одни из главнейших пороков, коими он обладал. 

По обыкновению, местность обители была окутана туманом, дождём и промозглой сыростью, а небо затянуто непроницаемыми свинцовыми тучами, отчего тяжело было понять, какое время суток. Единственные часы стояли в комнатушке, которая была отведена маленькой гостье, и стрелки циферблата гласили о том, что пришла пора ужина. Бог ветра неловко кашлянул в кулак, прочищая горло и разрушая скованную напряжённую обстановку: 

— Думаю, нужно покормить Кэсси. Я возьму продукты и вернусь, — сообщил он, резко переводя тему — ведь именно этого и хотел его старший брат. — Ты будешь хорошо себя вести в моё отсутствие, Кэсси?

Она осознанно угукнула и вперила взор её большущих глаз в Рейдена, а затем протянула к нему ручки, произнеся «дя-дя». Фуджин, не говоря ни слова, ожидал участия брата в беседе с малышкой, но быстро сообразил, что тот не будет проявлять привязанности в его присутствии. 

А может быть вовсе не будет?

Одна секунда на раздумья, отточенное и плавное движение рукой, лёгкий поток воздуха — и вот игрушечный динозавр уже витал в пространстве рядом с ребёнком. Кассандра в изумлении открыла рот, когда её любимый хищник замаячил перед ней, она дёрнулась к нему, но Рейден крепко её держал. Фуджина и след простыл, но его магия творила чудеса: динозавр то подплывал к малышке, то совершал кульбиты, то длинным шипастым хвостом игриво колотил громовержца по коленке. 

— Дя-дя! — восклицала Кэсси, её неуёмная детская натура была в небывалом восторге от волшебного динозавра. Она указывала на него ладошкой, чтобы и Рейден не пропустил это сказочное представление. И не такое ей предстояло увидеть в будущем: в силу возраста она даже не подозревала о существенных различиях меж ней — смертной, — и богами. 

Уголки губ громовержца несдержанно дрогнули, поползли вверх по щекам, чтобы образовать крохотную, едва заметную улыбку. И он не смог противиться эмоциям, хлынувшим на него медовой волной! Он ощутил себя в шкуре отца, наблюдающего за своим прелестным наивным дитя. И пусть это были странные, давно преданные забвению чувства, в одном Рейден уверился точно: хвала Старшим богам, что Фуджин этого не узрел. 

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

С момента появления Кассандры Кейдж в обители прошёл месяц, но от матери девочки так и не было вестей. На сложных миссиях, в которые был вовлечён спецназ, могло произойти что угодно: от беспощадного плена и провала задания до уничтожения всего отряда. Если рядовые солдаты дохли как мухи, то могли ведь встретить смерть и лейтенанты? Ответ был очевиден, но Рейден предпочёл отгонять подобные назойливые предположения, как и другие въедающиеся в мозг помыслы на протяжении ушедших недель: могла ли мать, спеша за очередным негодяем, забыть о нуждающейся в ней дочери…? 

Громовержец был как никогда обеспокоен отсутствием известий от Сони Блейд, а вот Фуджин решительно дал понять, что его всё устраивало — он продолжал резвиться с дитя, как ни в чём не бывало, наслаждался её компанией и беспечным времяпрепровождением, пока его старший брат держал скучные нравоучения при себе.

Воительница с целым боевым отрядом явилась в начале седьмой недели пребывания дитя в храме. Блейд не выглядела потрёпанной, только вырвавшейся из зоны боевых действий — разве что у неё прибавилось порезов на не очень женственных руках и засохших заусенцев на оторванной от нервов кутикуле. 

Конечно, Соня не забыла про дочь — она отсчитывала каждый прошедший день и мучилась бессонницей, если ей всё же удавалось выкроить часы для желанного сна. В основном она перебивалась лихорадочной дрёмой, сопровождавшейся жуткими, пронизывающими душу кошмарами: каждый раз женщина вздрагивала, ощущая, как набатом отбивало под грудой рёбер, и ей требовалось несколько минут для успокоения. Её дочь в безопасности, под тщательным присмотром — повторяла Соня как мантру. Кэсси была чужой в стенах божественного убежища, но лучше там, под защитой высших существ, чем дома с нянькой, которая могла бы оказаться недругом или слишком лёгкой преградой для врага.

Соня Блейд не простила бы себе грубой оплошности — рисковать не хотела.

Совесть мучительно прогрызала в материнском сердце тоннели сомнений о правильности её поступка: она так потеряла себя в погоне за преступниками, что не решалась даже приближаться к обители божеств, чтобы проведать Кэсси — женщина боялась, что напрасно потревожит малышку, что она расстроится и будет плакать, что им будет тяжело расставаться вновь… Соня опасалась, что не выдержит навалившихся на черепную коробку эмоций, что чувства возьмут вверх, преобладая над разумом, и она бросит всё, над чем трудилась и корпела. 

Осознание било под дых неумолимой честностью, корчащей рожи правдой: она плохая мать. И Блейд не хотела лишь одного — мириться с титулом, дарованным ей стыдливыми самоупрёками. 

Желание навестить дочь пересилило упрямые увещевания рассудка, и материнское сердце одержало победу: Соня с лихвой воспользовалась свободной парой часиков. И уже в следующий момент, как только женщина ступила в выделенную дитя комнатку, она трогательно прижимала Кэсси к груди, без стеснения обласкивая её на глазах у громовержца. 

И совесть перестала гложить Соню изнутри хотя бы временно.

Девчушка льнула к ней, радуясь звездопаду поцелуев и пламенным родительским объятиям. Она радушно отвечала на нежность, с неподдельной детской любовью поднимая маленькие ладошки к материнскому лику и оставляя взаимные поцелуи на успевших разрумяниться щеках. 

Бог грома, стоявший у двери, ощутил неловкость, созерцая представшую пред ним картину. Выглядеть безучастно у него едва ли получалось, и он даже не знал, как реагировать на увиденное. Как только Рейден порывался уйти, Блейд его деликатно останавливала и расспрашивала о дочери: пожалуй, так много вопросов он за всё своё существование никому не задавал. 

Удовлетворённая рассказом лорда о жизни Кэсси, женщина не забыла поблагодарить бога и доложить о миссии, которой не было видно конца. Как было ей сложно говорить о накалившейся обстановке и потере союзников, когда девочка в её руках настырно требовала внимания и перебивала речи матери звонким смехом или восторженным лепетом, пыталась поведать самостоятельно о том, как она провела последний месяц среди богов. Соня отдала бы всё, чтобы послушать её болтливого ребёнка подольше, но… Она на службе, и долг её — быть воином, не матерью.

Когда пришла пора расставания, Кэсси с присущим ей недовольством захныкала, отказываясь прощаться с уютными объятиями — как бы она ни полюбила надёжные руки бога грома, волшебством свыше дарующие ей умиротворение, близость родителя ей была дороже. 

— Ма-ма! — запищала она, нещадно брыкаясь, активно выворачиваясь из хватки божества, которому была заботливо передана.

— Я буду навещать тебя чаще, Кэсс, — женщина успокаивала то ли себя, то ли дочь.

Рейден непоколебимо держал дитя, пока та, зачиная громкий рёв — впервые она проливала слёзы в обители, — безуспешно тянулась обратно к мамочке. От горькой обиды она зацепилась за кимоно божества, скомкала ткань со всею детскою силой, что у неё имелась, и, спрятав пунцовое личико в складках его одеяний, зарыдала.

Лорд почти охнул от удивления, когда хрупкое тело затряслось в колыбели его рук.

— Кэсси, милая… — Соня причесала распушившееся золото волос дочери, наблюдая за тем, как она вжимается в божество в поисках утешения. Рейден со всем участием, которое мог проявить при постороннем, приободрял дитя, приглаживая её по спине.

Огонь свечей отрывисто менял направление и колыхался, хотя в комнате не было сквозняка. Блейд уловила это, и в ту же секунду её инстинктивно нарастающее любопытство исчезло, когда перед ней предстал лорд Фуджин.

— У нас гости? — справился он, встречаясь взглядом с растерянной женщиной, поправляющей в замешательстве русую косу. 

— Да, но я уже ухожу, — Соня грустно поглядела на дочь и, о чём-то вспомнив, достала из-за пазухи электронное оборудование и устремила взор в него. — Рейден, ты не против, если я сделаю фото? — она указала на светящееся устройство и затем на Кэсси: та чуть поутихла, украдкой поглядев на бога ветра. Женщина хотела зачем-то добавить, что обещала фотографии Кейджу, чтобы он не переживал и был уверен, что его любимая тыковка в порядке. Но ей не пришлось ничего объяснять — громовержец коротко кивнул. — Её не оттянуть от тебя. Поверни её, пожалуйста, ко мне.

— Кассандра… — позвал Рейден и аккуратно приподнял голову девочки, убирая светлые пряди, прилипшие к её чуть вспотевшему лбу, и вытер остатки влаги с её досадливо надутых пухлых щёк.

Этот нежный жест не остался незамеченным для Фуджина.

— Могу я присоединиться? — воодушевлённо улыбнулся он.

Пусть у Кэсси останется фото на память сразу с двумя божествами. Почему бы и нет?

— Конечно, — сказала Соня, пожав плечами. 

Фуджин встал рядом с Рейденом, повернувшимся боком, чтобы Соне было видно лицо ребёнка. Кэсси сделала самую несчастную мину на свете и если б только могла — посетовала бы на несправедливость. Бог ветра крутанул ладонью в пространстве, и одна из лежавших на кровати игрушек подплыла к дитя, мигом забрав весь детский интерес. 

Вспышки шустро озарили комнату, и камера запечатлела лордов и Кассандру в обнимку с мягким динозавром.

«Вот Кейдж обхохочется!», — подумала Соня, и уголки её губ задрожали.

Она чуть сама не рассмеялась, просмотрев снимки: её дочь была полностью и безоговорочно увлечена плюшевым хищником, Фуджин приветливо улыбался, глядя точно в объектив, а его серьёзный старший брат смотрел на дитя, следя за её раскрепощёнными движениями. 

Женщина подняла взор на компанию, и в её сердце пробралась раздирающая внутренности тоска. На её лице вновь образовалась броня — защита от ненужных эмоций, сковывающих плоть тернистыми ветвями и заставляющих цепенеть на месте. Ещё чуть-чуть — и она бы осталась, распрощалась с миссией, долгом и забрала дочь домой. И вовек бы её не оставляла. Отрекаясь от шумящих в сознании мыслей, Соня Блейд убрала устройство в карман, тихо выдохнув через ноздри, и бесшумно, чтобы не привлекать внимание сфокусированной на громовержце и динозавре Кэсси, направилась к выходу. 

— Попутного ветра, — только и успел сказать ей Фуджин, и женщина скрылась за дверью. 

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Рейден почти не принимал участия в воспитании младенцев Лю и Лао — в основном ими занимались монахи. Лорд начал обучать детей, когда они достигли более сознательного возраста, и уже тогда сблизился с мальчишками, связав себя с ними накрепко отцовскими узами. А потому происходящее с Кассандрой было в новинку для него, и всё же он начинал ценить каждый момент, проведённый с младшим братом и малышкой. Громовержец, лишённый почти всех забав, которые могли позволить себе смертные, складывал руки в молитвенном жесте и благодарил судьбу за вверенное ему дитя и за подаренную ею спокойную радость. Бог грома приспосабливался к мелким дурачествам и потехам с дитя, но исключительно наедине: ему было не свойственно выставлять подобное поведение напоказ, да и сокрытие нежности, обнаружившейся в его очерствевшем сердце, было его повседневной рутиной.

А Фуджин возился с девочкой, как с родной дочерью, обличая потаённые желания своей души. И как можно было не лелеять это чадо? 

Кассандра была не скупа на эмоции: она удивлялась пёстрой бабочке, порхающей на полянке у храма, когда дожди переставали беспрерывно лить; звонко смеялась, когда бог ветра использовал магию и как угодно крутил предметами в воздухе; любила поспать на руках у лордов и иногда покапризничать перед сном, проливая горючие слёзы и вжимаясь в грудины своих воспитателей, которых она должна была пусть неохотно, но отпустить. В её детском сердечке пробудилась привязанность к божествам: она лепетала их имена ночью и днём, преисполняясь гармонией рядом с ними, словно с родителями. 

Рейден никак не мог закрепить в сознании прочно мысли о том, что Кассандра не сирота, и у неё есть и отец, и мать, которые рано или поздно заберут её. 

К воскресшим отеческим чувствам было легко привыкнуть — тяжело было смириться с маячившим на горизонте концом счастливых мгновений. 

Ничто в этом бренном мире не было вечно, кроме самих божеств. 

Когда на чернеющем небосводе, переставшем по обыкновению лить слёзы, появились безмолвные сапфировые звёзды, Кассандра ещё не спала. Она потирала сонные глазки и изредка зевала, внимая выразительному голосу повелителя ненастья, который читал ей дивную сказку. Девочка устроила голову на мягкой и удобной пуховой подушке рядом с Рейденом так, чтобы видеть красочные картинки на страницах. Чарующий голос громовержца вводил в состояние душевного покоя даже на самых страшных и пугающих, как казалось дитя, моментах. Кэсси очень боялась не злой колдуньи из рассказа и не её гигантского, пышущего огнём дракона, а сна, подкрадывающегося тенью к её детскому сознанию. Ведь если Кассандра погрузится в заботливые объятия Морфея, Рейден уйдёт, а она только в другой раз узнает, чем закончилась занятнейшая история из книжки. А потому она старалась не опускать тяжёлые веки и вжималась в сильное плечо рассказчика как можно крепче.

— Ты замёрзла? — спросил лорд, отрываясь от текста и подтягивая одеяло почти до шеи девочки.

— Не-а, — тихо произнесла она и непроизвольно зевнула, прикрывая рот ладошкой.

— Уже пора спать, — сказал Рейден, глядя на часы у прикроватной тумбы.

Боги не нуждались в пище и сне, не следили за стремительно сменяющимися временами года. Что для смертных — долгие и томительные месяцы ожидания, то для бессмертных созданий — лишь скоротечно пролетающие секунды. Но ради малышки, поселившейся в обители, лорды приобрели календарик и завели настольные механические часы.

Девочка не успела ничего пролепетать, как раздался стук и неприятный скрип тяжёлой дубовой двери. Сперва в помещении появился лорд Фуджин, а следом за ним приятной наружности мужчина — Джонни Кейдж.

Полгода тянулись вереницей монотонных будней, и вот, наконец, съёмки фильма были завершены. Впервые Джонни трудился на износ и практически без выходных — только поскорее бы закончить работу и увидеть дочь. Радость от представшей свободы и дела всей его жизни быстро сходила на нет: он точно растерял вкус любимого блюда. В какой-то миг ему даже надоело исполнять трюки самостоятельно, и он подумал о найме каскадёра. Новый фильм обеспечивал мужчину волной популярности, большим гонораром и всевозможными приглашениями на грядущие съёмки на главные роли. Джонни Кейдж был неотразим в своей стезе.

А ещё он хотел быть хорошим отцом. 

Одним Старшим богам было известно, как сильно он скучал по дочери, и лишь фотографии Кэсси, которые присылала ему жена, согревали его сердце. Он был не удивлён бесконечным миссиям Сони — круговорот обязанностей и долга затягивался в бездонную пропасть. Супруги едва успевали болтать по телефону: обычно его женщина откровенно бурчала, что он звонил не вовремя или слишком поздно, мешая её дрёме или любому другому занятию. Но Кейдж научился самой главной добродетели — терпению, и готов был ждать, пока вся семья вернётся домой — в обычную жизнь с заурядными проблемами, человеческими заботами и глупыми переживаниями. 

Джонни лучезарно улыбнулся, когда заприметил сонную Кэсси, и развёл руки в стороны, готовясь к надёжным объятиям.

— Моя тыковка не спит в такой поздний час? — произнёс он, направляясь к кровати. — Привет, моя маленькая!

Рейден захлопнул тонкую книжку и поднялся, уступая место отцу девочки. Её глазища заблестели в свете свечей, и она ринулась в его объятия с громким и радостным:

— Па-па! 

— Я заберу тебя домой, — прошептал Джонни и ласково погладил её по вьющимся русым локонам. — Ты соскучилась по папочке?

Он отстранился от неё, чтобы заглянуть в личико, полное задора и нежных чувств. Её взгляд случайно столкнулся со взглядом громовержца, стоявшего подле младшего брата у самого выхода.

— Льей-ден… — она указала на его фигуру, точно требовала его немедленного возвращения с книжкой и сказкой. 

Кейдж почти усмехнулся над тем, как его дочь коверкала имя всесильного бога грома. Не будь лордов за его спиной, Джонни определённо расхохотался бы и начал придумывать им новые прозвища вместе с его малюткой. 

— Мы не будем задерживать вас, — заговорил Фуджин и в приободряющем жесте положил ладонь на плечо Рейдена. 

Тот поглядел на расстроенного младшего брата, узрел сочувствие в его небесных светящихся очах и догадался: его выражение лица ничем не лучше сейчас. Громовержец одёрнул себя, принимая более отрешённый вид.

— Фуджин, Рейден, — обратился к ним Джонни. — Буду рад, если вы поможете нам собраться.

— Конечно, — выдавил улыбку бог ветра.

Рейден плотно сжал губы, встречаясь с растерянными и жалостливыми глазами дитя. Предатель — было выгравировано на её ореховых радужках, хоть она ещё не знала такого слова. Кассандра недоумевала, почему обожаемые ею боги складывали её вещи, а её саму забирали от любимых воспитателей. Она искренне возмущалась и не понимала, почему капризы и истерика ни к чему не приводили. Джонни недовольно фыркал, когда Кэсси отталкивала его и демонстративно захлёбывалась слезами.

— Кэсс, ну ты чего? — участливо спрашивал он, когда дочь опять его отвергла, не стремясь прильнуть к отцу. — И давно ты стала такой врединой?

Рейден вмешался и уверенно подошёл к забившемуся в угол кровати дитя. Кассандра бросилась к лорду, с рёвом выпуская наружу все эмоции, накопившиеся за последний час. Фуджин, не теряя времени, подлетел к брату и окинул взором неловкую физиономию Джонни. Бог ветра пожал плечами на очевидный немой вопрос мужчины: девочка просто привыкла к обстановке храма и не планировала так скоро расставаться с божествами. 

— Кэсси, — позвал Фуджин. — Я буду по тебе скучать. Но мы ведь не навсегда прощаемся, верно?

Она не ответила, немного успокаиваясь и ощущая, как её пряди волос слабо колышутся на ветру. Невероятная блаженная лёгкость окутала её детское тело, а с заботливым прикосновением большущих божественных ладоней пришла и сонливость. Усталость надавила на хрупкие плечики, ставшая тяжёлой голова опустилась на грудь божества, и Кассандра расслабилась в его уютных объятиях.

— До встречи, Кэсси, — где-то вдалеке услышала она, и ещё:

— До свидания, дитя…

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Слух резала непривычная тишина — скованная и беспощадная, прокрадывающаяся под кожу ледяным безразличием, достающая до плавящихся нервов. Тусклые свечи были единственным источником освещения в душном помещении. В центре сумрака стояла высокая фигура божества, отбрасывающая бесцветные тени на унылые стены. Он окидывал взглядом окружающую его пустоту: только недавно здесь был слышен детский смех, кровать была не заправлена и вмещала в себя с десяток плюшевых игрушек. 

Сейчас бог грома не был фальшивкой, безэмоциональным существом, каким привык быть на людях — он возвышался скорбным каменным изваянием с высеченным на лице сожалением. Шумный выдох покинул его уста. 

Рейден по наитию заходил в безжизненную комнату, наполненную невыразимой мучительной мрачностью. Фуджин порою тоже приходил сюда: читал древние свитки и книги, часто отвлекаясь на бесконечно тлеющие свечи, и пытался уловить ускользнувшее, отзывающееся тягучей болью в грудине воспоминание. 

В серости храма дитя была блистательным лучиком света, объединявшим братьев, как никогда прежде. Они проводили вместе время, обсуждали присущие смертным мелочи и возились с девочкой, как с родной…

Бог ветра боялся даже стучаться в наглухо заколоченные двери, ведущие в душу громовержца, потому что знал не понаслышке, что это могло привести к затяжному конфликту — теперь уж было не сосчитать, сколько раз за вечность они ссорились. Но у Фуджина хватало смелости открывать свои переживания, близкие им обоим, правда, пока что бог натыкался лишь на непробиваемую глухую оболочку, в которую прятался его старший брат. 

Над божественным строением вновь тянулись полчища грозовых туч, разрывающих пространство вспышками молний и проливающих на землю дожди. Вся обитель была пронизана сыростью и холодом, немногочисленные помещения отапливались каминами — в их число входили и покои лордов. В маленькие оконца стучали суровые капли дождя, будто решившие устроить мозговой штурм громовержцу. 

Как Рейдену хотелось навестить дитя, занятно поиграть с ней, почитать интересные сказки, оценивая неподдельные реакции — побыть какое-то время свободным от божественных обязательств и ответственности, что столетия давила на него. 

Его сердце жаждало свободы.

Рейден скривил губы. Он — величественное создание, которому смертные поклонялись веками. Он — бог, не мягкотелая нянька детей смертных. Он — живое воплощение грозной стихии, бессмертное существо, созданное для долга и службы Земному Царству. Громовержец не был жертвой примитивных людских чувств — наглая ложь, в которую он уверовал века назад, пока его младший брат раскрепощённо познавал все прелести смертных. 

Одна только мысль о назревающих слабостях, берущих контроль над разумом, холодила внутренности лорда: боги ничего не страшились, но он боялся осуждения и новых привязанностей — что сделали с ним старые связи?! Он ведь клялся, молился всепоглощающему одиночеству…

И вот результат.

Рейден тосковал по жизнерадостному дитя.

Ему вверили целый мир — его идеальный защитник не может, не должен быть уязвимым.

Но он был.