Виктор стучит в его аудиторию во вторник, и в этот раз Джейс уже готов. Он просит студентов подождать две минуты, обходит стол — синяк на ноге только-только начал выцветать — и прикрывает за собой дверь, выходя в коридор. Виктор в этот раз без папки в руках, так что руки они друг другу пожимают без проблем. Начало неплохое.

— Ещё раз извиняюсь за пятницу.

Виктор чуть хмурится, как будто вспоминая, потом на долю секунду закатывает глаза.

— Обошлось без жертв, так что всё в порядке. Не важно. В пятницу, в смысле, в эту пятницу, будет мероприятие, что-то вроде приветственной вечеринки для первокурсников. Квест, дискотека и прочее. Сможете быть наблюдателем? Особенно делать ничего не надо, просто следить, чтобы не напивались. Хотя бы, чтобы не напивались сильно.

Джейс моргает — в пятницу он планировал сесть за компьютер и снова полночи мучить свою статью, как и на этой неделе. Или издеваться над числами в компьютерной симуляции, как в эту субботу.

— Это прямо обязательно?

— Опасаюсь, что да. Людей у нас, как вы можете заметить, не хватает, за стороннюю охрану университет платить не хочет. За небольшую премию, разумеется. В восемь вечера в большом холле первого корпуса. 

Виктор разворачивается, так и не получив ответа — а у Джейса не хватает духу крикнуть «нет» на половину коридора. С другой стороны, пару часов просто просидеть, охраняя традиционный пунш — звучит не так уж и ужасно. На перемене Джейс приходит в кабинет Мел и выясняет, что она тоже там будет. Ладно, тогда это действительно не так уж и страшно. На следующей перемене лезет в Фейсбук, находит там Виктора и отправляет запрос в друзья.

Эта неделя проходит как будто легче — Джейс начинает втягиваться. Он скачивает аудиокнигу по педагогике и слушает её в дороге; по вечерам, когда в очередной раз застревает со статьёй, редактирует презентации.

В пятницу надевает рубашку покрасивее и берет пиджак, потому что закончится всё должно примерно в полночь и может быть уже прохладно. Время до праздника скоротать в лаборатории или в кабинете у Мел не выходит — его тащат помогать вешать шарики и транспаранты в холле. Его всю жизнь используют вместо стремянки, к этому давно было пора привыкнуть. Хаймердингер минут десять говорит что-то про гордость университета, прекрасное будущее, прогресс и ответственность в хрипящий микрофон, потом как будто растворяется в низких тенях деревьев из больших окон.

Сколько лет Хаймердингеру не знает даже гугл, по внешности около шестидесяти, по ощущению — не меньше трёх сотен. На перемене Джейс слышал, как кто-то из студентов пошутил, что он был свидетелем большого взрыва, а другой ответил, что именно Хаймердингер его и устроил. Джейс свой смех сдержал с трудом, и то только потому, что ну не к лицу преподавателю смеяться над другим учёным. Тем более таким именитым, как Хаймердингер.

А потом старшие из студсовета уводят всех вчерашних подростков искать, вполне возможно, вселенскую мудрость, по подсказкам на стикерах, расклеенных по коридорам, и Джейс остаётся в относительно пустом холле.

Именно тогда он замечает Виктора. 

Было логично предположить, что для него на такие мероприятия действует исключение — да и он не выглядит любителем шумных студенческих тусовок. Виктор сидит на лавочке у окна и читает книгу под слабым светом уличного фонаря, и Джейс решает, что сейчас самое время вроде как наладить отношения. Пока часть ребят из студсовета расставляет по сдвинутым столам покупные канапе, а часть настраивает колонки.

— Думал, вы не фанат подобных мероприятий.

Виктор лениво отрывает взгляд от страницы.

— Я и не фанат. Просто чем больше наблюдателей, тем лучше. И давай перейдём на «ты».

Он чуть сдвигается в сторону, освобождая место, и Джейс это молчаливое приглашение радостно принимает. Наверное, это можно считать проявлением слабой симпатии от Виктора. Отсутствием антипатии точно. И приглашение отойти от ненужного официоза тоже, совершенно однозначно.

На аппаратуре пытаются включить какую-то музыку, раз в минуту она завывает гулкими басами, а Джейс бестолково набирает воздух в грудь, чтобы начать разговор. Виктор всё также продолжает читать.

— А что делать, если я увижу пьяного студента?

— Бежать в ужасе. Это ведь самое страшное, что ты можешь встретить в жизни, — говорит Виктор, не отрывая глаз от страницы, и эта странная молниеносная шутка, поданная со спокойствием и акцентом, почему-то заставляет рассмеяться почти в голос. Виктор в ответ чуть приподнимает уголки рта. — Если видишь, что совсем пьяный, ищи меня или профессора Медарду, вы ведь вроде знакомы, если я правильно понял. А там отправим его домой отсыпаться. Если слегка пьяный — то не страшно, делай вид, что не замечаешь. 

Они сидят так ещё минут двадцать — Виктор в книге, и как только глаза себе ещё не сломал, Джейс в телефоне. Краем глаза Джейс подмечает, в какую из мисок пунша подливают что-то из серебристой фляги. Наверняка водку.

— Нам разрешено брать у студентов еду?

— Должны же быть у нас бонусы.

Так что Джейс наливает в стаканчики пунш — один из той самой миски, и подмигивает студенту, который смотрит на него с онемелым ужасом. Студент выдыхает так явно, что Джейсу становится смешно. Берет на тарелку несколько маленьких бутербродов и несёт всё это Виктору — пока что следить ни за кем не надо, можно и ещё немного посидеть. Виктор поднимает брови и выглядит на самом деле удивленным.

— В синем стакане со спиртным. Мне дай красный, я за рулём.

А вот теперь Виктор выглядит почти студентом — десяти лет как не бывало, один несмешливый взгляд, пока он откладывает книгу, всё меняет.

— А если бы я не пил? — спрашивает и делает глоток в противовес собственным словам. — В прошлом году водки добавили больше. Вообще-то, мы должны следить, чтобы именно такого и не случалось.

— Ещё подольют, и не в одну миску, — в один год такая почетная миссия выпала самому Джейсу. Хорошее было время. Смотрит на Виктора и удерживается от того, чтобы толкнуть его легонько локтем. Он такое вряд ли оценит. — Чем больше выпьем мы, тем меньше достанется им. А если бы ты не пил, принес бы тебе обычный.

И тут музыка ревёт — Виктор морщится вместо ответа. Это кто-то из организаторов наверняка отбил сообщение, что квест пройден. Толпа студентов возвращается из другого коридора, галдит, перекрикивая друг друга и бодрую мелодию, рассредоточивается вокруг столов и в пространстве между ними. Виктор убирает книгу в сумку, запихивает канапешку целиком в рот и мотает головой — пора следить. Следить, если честно, можно и сидя, но Джейс послушно идёт следом. За студентами различает силуэт Мел и немного приподнимает ладонь, но она его не замечает. Ну и ладно.

Музыку чуть убавляют, они с Виктором стоят у колонны поближе к столу и пьют. Джейс жалеет, что сел сегодня за руль — было бы хоть немного весело.

Виктор поглядывает на него как будто с любопытством и ожиданием, что Джейс начнёт говорить первым, но Джейс раз за разом обводит глазами импровизированный танцпол.

И Виктор начинает первым — чем удивляет и воодушевляет до невозможного.

— Кстати, хотел обсудить твою статью. Которую ты опубликовал летом.

— Да?

Виктор слегка постукивает пальцами по трости в такт музыке.

— Да. Абсолютно гениальная суть, завернутая в ужасающую структуру, приправленная неправильными расчетами и недостаточными данными.

Джейс задыхается, как если бы ему со всей силы вмазали по солнечному сплетению.

— В каком месте расчёты неправильные?

Виктор смотрит на него, как на человека, который упорно пытается доказать, что два плюс два будет пять.

— В самой же первой формуле. Ты округляешь величины, и это абсолютно допустимо в обыкновенных расчётах, но недопустимо в тех, что ты приводишь в качестве примера. И дальше по накатанной, ошибки накапливаются и порождают ещё больше ошибок.

— Все округляют. 

— Конечно. Чтобы ответ не был громоздким, но в одном месте ты вообще принимаешь силу тяжести за десять, даже не за девять и восемь, я уже не говорю о том, что ты не принимаешь во внимание её различия на разных точках земли. Ты вычисляешь идеальные величины, когда пытаешься доказать своей теорией частность, — Джейс снова почти задыхается. Конечно, про это ему написали в двух жалких рецензиях — и они совершенно правы, но никто ещё не назвал перед этим его работу, пусть только в сути, гениальной. — Почему ты не приводишь результаты симуляции в вакууме? Ты пишешь про него чуть ли не в самом начале и забываешь навсегда, это в корне неправильно, — Виктор чуть склоняет голову. Джейс ловит себя на том, что стоит с открытым ртом. Виктор опускает взгляд, говорит негромко, его едва слышно за грохотом музыки: — Но идея, замысел... невероятно. Потрясающе.

Джейс снова закрывает рот, копается в сумке, достает блокнот, отодвигает тарелку с кексами в сторону. Виктор достает ручку из нагрудного кармана и начинает писать его расчёты просто так, по памяти, и это впечатляет ещё сильнее, чем всё, что он сказал за последние несколько минут.

Так что они пытаются перекричать музыку и друг друга, забирают ручку из пальцев по очереди, перечеркивают, переписывают, пересчитывают, лезут в интернет, сверяются с исправленным файлом Джейса, снова пытаются перекричать музыку, снова переписывают формулу за формулой, производную за производной.

Цокот каблуков Джейс бы и не услышал — вздрагивает, когда на его плечо опускается знакомая ладонь.

— Джейс, Виктор, добрый вечер, — у Мел в голосе не просто угроза, а в улыбке не просто бритвенное лезвие. Она как будто светится от сдерживаемого гнева. Сейчас загорится адским пламенем. — Пойдемте за мной, всего на минутку отвлеку вас от... чем бы вы тут не занимались.

Виктор пожимает плечами, и Джейс автоматически обращает внимание на то, что его бледные щеки чуть порозовели. Он вкладывает ручку обратно ему в ладонь и идёт на три шага позади Мел. Она проводит их по коридору прямо к библиотеке, и Джейс видит, как отвратительно они справились со своей наблюдательный работой. На больших двойных дверях на удивление красиво нарисован — явно только что, краска ещё не высохла — один из основателей Пилтоверского университета в обрамлении ярких закорючек, рожиц и звёздочек. Фак он гордо показывает как раз на уровне лица Джейса.

— Мы посмотрим по камерам, кто это был. Неслыханно. Джейс, у тебя была одна задача, следить, чтобы ничего не произошло, и никто не улизнул, — Виктора она как будто подчёркнуто игнорирует, и Джейс почти инстинктивно делает маленький шаг в сторону, прикрывая его своим плечом. — Джейс, ты отвлекаешь своего коллегу от той же задачи, какого черта вы оба устроили? Студенты к вам на метр подойти боялись. Хаймердингер убьёт нас всех, вы знаете, ладно ты не знаешь, но Виктор-то точно знает, с каким уважением он отзывается про Стенвика Подидли.

Насколько Джейс знает, этот мужик умер лет двести назад. Если вспоминать шутки студентов, то, вполне возможно, он был Хаймердингеру близким другом.

— Мел, это всего лишь краска. 

— Это средний палец на дверях центра университета, Джейс. Профессор Хоскел уже пошёл смотреть камеры. Хаймердингер будет здесь с минуты на минуту, — она не договаривает, слыша шаги.

— Что здесь такое, мои... о! — Джейс делает ещё один шаг в сторону, пропуская Хаймердингера, и пытается не смеяться. Мел отлично знает, что сам Джейс на первом курсе пробежался на спор по всему кампусу голышом — слава Богу, учился он не здесь. На работу его бы не приняли и даже не подумали бы приглашать. Нарисованный фак, по сравнению с тем, что творилось у них, кажется просто детским лепетом.

Мел стучит каблуком, проверяет телефон и поджимает губы. Смотрит на Джейса слишком знакомым взглядом: «Тебе крышка». Виктор за спиной тихо прокашливается.

Хаймердингер трогает свежую краску — на пальцах остаётся пятно. Отходит на несколько шагов, смотрит задумчиво на двери.

Потом по коридору разносится эхо сразу нескольких шагов, цокот очередных каблуков, и Джейс видит... только не это. Вай их убьёт.

Профессор Шула с кафедры экономики ведёт перед собой, как заключённых, кем они по сути и являются, Паудер и Экко. Джейс, когда впервые увидел осветленные дреды, даже не сразу его узнал, он видел его до университета зимой, а Экко сильно изменился за это время. На всех его парах он блистал.

Паудер смотрит на носки своих нелепо-громоздких ботинок, Экко, кажется, тоже.

Вай убьёт их обоих, а Джейса просто за компанию.

Хаймердингер осматривает их так же, как и свежую картину — пристально и с интересом.

— Полагаю, пока краска не засохла окончательно, её можно удалить практически безболезненно для лака. Так что лучше бы вам начать прямо сейчас, кто-нибудь, проводите их до ближайшей инвентарной. Также, полагаю, стоит оповестить родителей, — и Паудер, и Экко синхронно морщатся. — Но не стоит тревожить их в такой час. Завтра. Молодые люди, вы поступили крайне безответственно и неуважительно по отношению к истории нашего университета и к данной личности. Навели беспокойство, так что на любые студенческие мероприятия вы не попадёте, скажем, до ноября. Хеллоуин придётся пропустить, да. Боюсь представить, чтобы бы вы придумали на него. Но, знаете, нарисовано вполне недурно. Как насчёт того, чтобы разрисовать спортивный зал в новом корпусе? Очевидно, без подобных непристойностей.

Виктор за спиной маскирует смешок очередным покашливанием, Мел несколько раз моргает.

Паудер с Экко переглядываются. 

Джейс начинает дышать. Возможно, Вай их не убьёт. Просто покалечит.

Когда они небольшой делегацией преподавателей возвращаются обратно в уже почти опустевший холл, Хаймердингер кивает Виктору, и тот заверяет раньше, чем ему вообще что-то говорят. 

— Я извещу их родителей завтра же.

— Не слишком строго, мой мальчик, молодость требует самовыражения, а что даёт самовыражения больше, чем искусство. Хотя я бы предпочёл, чтобы это было сделано без вызывающих знаков и не на стенах. Или, как в данном случае, дверях. Доброй ночи, молодые люди.

Джейс чувствует, что должен объясниться, но натыкается на взгляд Мел и понимает, что объяснения сделают только хуже.

— Это ведь была Паудер, да? — Джейс молча кивает. Мел её в последний раз видела два года назад, а она тогда еще не начала следовать примеру сестры и красить волосы в яркий цвет. — Передавай привет Вай. И поезжайте по домам, мы с Шулой разберёмся.

Кажется, его только что отстранили от занятий. Мел уходит, резко развернувшись на каблуках, Виктор смотрит с немым вопросом в глазах.

— Это сестра моей подруги. И один из моих студентов.

— Мне всё ещё придётся сообщить их родителям, — безжалостно говорит Виктор.

— У неё хороший отец, — оба отца, если быть точным, но обычно на такое заявление люди реагируют немного странно. — Взбучку ей устроит сестра.

И им с Экко она её тоже устроит. Хорошо хоть, Виктор под раздачу не попадет.

— Сочувствую. Мы, конечно, немного... увлеклись.

Джейс рассеяно кивает — «немного увлеклись» было самым потрясающим приблизительно часом за последние несколько месяцев его жизни. Если не лет.

— Это было... гениально, Виктор.

— Да, это... да. 

Они идут к парковке неспеша, Джейс краем глаза замечает, что Виктор открывает приложение для вызова такси. Джейс предлагает больше из вежливости, чем из надежды, что Виктор согласится после такого... разнообразного вечера провести с ним ещё немного времени.

— Я могу подвезти, если хочешь.

Виктор чуть склоняет голову, двигает плечом, потом кивает.

— Это было бы очень славно, сказать по правде. Я не успел сказать, что ты совершенно путаешься в собственной структуре, и более того, одно из изображений не соответствует сноске. Джейс, тебе необходимо переписать эту работу со всеми исправлениями, ты фактически совершил преступление, опубликовав её в таком виде.

— Нам, — говорит Джейс, открывая дверь машины.

— Что? 

— Нам, — повторяет, уже садясь на водительское. — Виктор, пожалуйста, то, что ты предложил для этой работы всего за час, это потрясающе, — Виктор моргает — немного по-совиному и почти изумлённо. — Куда едем?

*** 

К моменту, когда они подъезжает к дому Виктора, они снова спорят — не так жарко, как на празднике — Джейсу приходится смотреть на дорогу. Они спорят про формулы, про возможность проведения опытов в уменьшенном масштабе, про... да про всё подряд. Про каждую букву в работе Джейса.

— Поднимешься? Я распишу тебе на бумаге, где ты не прав, — говорит Виктор, и Джейс паркуется на удачно пустующем месте около его подъезда. Они не прекращают спорить в тряском лифте и на лестничной площадке, только понижают голос до звонкого шёпота, пока Виктор выискивает ключи в сумке.

Прекращают спорить, только когда Виктор выверенным движением трости достает тапочки из-под табуретки и встает — в эту секунду с мозгом Джейса точно что-то случается. Только что он работал на полную мощность, искрил идеями и логикой и вдруг — как короткое замыкание, оставившее после себя только белый шум. Как гиперфокус.

На одном только Викторе, который встал в нескольких дюймах от самого Джейса, на его ярких и ясных глазах, на острых скулах, на родинках на щеках, на едва приоткрытых губах. И Джейс не знает, что с ним происходит, почему это происходит, и куда это его приведёт — он целует Виктора, пока каждый нейрон в его голове бьётся в конвульсиях и коротит неоновыми искрами.

Это сродни помешательству, внезапному и странному наваждению — Виктор отвечает. С тем же безумием, с тем же жаром и страстью, что он спорил в холле университета. Трость падает на пол, издавая странный звук резиновым набалдашником — Джейс вжимает Виктора в стену, тянет за рубашку, пересчитывает родинки на его шее, прикасается к каждой на лице губами, пальцами, раз за разом, а Виктор всё ещё не вмазывает ему кулаком по щеке. Виктор притягивает ближе, закидывает руки ему на плечи, проводит по загривку короткими ногтями и выбивает землю из-под ног одним только судорожным вдохом. И Джейс позволяет ей поймать их рубашки и ремни, позволяет крениться с каждым прикосновением Виктора к его коже, позволяет ей уйти окончательно, когда Виктор оказывается на кровати под ним.

А потом — он как будто оказывается в невесомости.