Виктор возвращается в комнату после душа, как раз когда Джейс переходит к перетряхиванию какой-то коробки с самого верха шкафа. Он уже перерыл весь комод, ящики стола и три раза осмотрел подоконник — там всё пусто. Он же помнит, как в шестнадцать лет на отдыхе он купил её — маленькую брошь с распиленным аммонитом. Купил для своей девушки, которая за его двухнедельное отсутствие решила, что ей больше нравится парень на класс старше, и бросила его в день возвращения. Брошку он подарить так и не успел. Виктор никак не комментирует его судорожные поиски, но присаживается на край кровати и внимательно за ними наблюдает.

    Джейс айкает, палец чем-то укололо — кажется, искомым. Откапывает её гладкую и холодную на самом дне коробки. Теперь это, наверное, можно считать дважды ископаемым. Протягивает Виктору, посасывая палец. Виктор осторожно стирает слой пыли, смотрит с любопытством. Джейсу кажется, что в воспоминаниях она была красивее и чуть мельче, хотя и сейчас ничего.

    — Не динозавр, конечно, но не так далеко.

    — Очень далеко, если честно, но красиво.

    Да, передача подарка задержалась на полтора десятилетия, если это сейчас вообще можно считать подарком. Булавка чуть заржавела.

    — Возьмёшь?

    Виктор чуть удивлённо улыбается — Джейс не уверен, что видел столько его улыбок за один день хоть раз. Ему нравится. Мама творит чудеса — настоящие рождественские чудеса.

    — Куда мне её?

    — На пальто?

    Виктор вертит её, проводит по спирали.

    — Не треснет от холода?

    Джейс вздыхает и садится рядом, кладет ладонь ему на бедро — весь вечер хотел прикоснуться хоть как-то. Наконец-то можно.

    — Скорее клей отвалится.

    — Джейс, она правда чудесная, — Виктор почти шепчет, смотрит на ржавую дешёвую булавку, затеки побуревшего клея и на не очень качественную полировку — Джейс не очень понимает, почему на самом деле дешёвый сувенир вызывает такой искренний почти что трепет. Виктор поворачивает голову, встречает его недоуменный взгляд и хмыкает. — Я про твою маму. Брошка тоже ничего, но твоя мама — невероятная женщина.

    А. Да. Брошь в памяти выглядела куда лучше, чем вживую.

    — Да, она такая.

    Виктор ещё раз проводит ногтем по спирали, вздыхает.

    — Я, кстати, тебе не всё отдал. Думал на Новый год, но раз уж мы так промахнулись оба...

    — Мы оба попали. Просто... да.

    Виктор закатывает глаза, но всё равно улыбается и кивает на свою сумку, чтобы Джейс её принёс. Достает ещё один свёрток — этот совсем маленький. Широкий кожаный браслет с тиснением и какой-то симпатичной загогулиной в центре.

    — Мелочь просто, но... ты все время теребишь рукав. И почему-то о тебе подумал, когда увидел.

    Он помогает завязать браслет на запястье — кожа приятно обхватывает руку.

    — Я носил напульсники в школе, сейчас уже как-то не очень солидно. Спасибо. Это... правда, спасибо.

    Виктор улыбается, снова берет в руки брошь и внезапно становится почти грустным. Хмурая складка между бровей, опущенные уголки губ.

    — Знаешь, — медленно говорит он после долгой паузы. — Я сегодня понял, что хотел бы познакомить тебя со своей матерью. Мне кажется, ты бы ей со временем понравился.

    — Почему со временем?

    — Она тяжело подпускала к себе людей, — наверное, это должно многое объяснять о самом Викторе. — Опасалась. Ждала подвоха ото всех. Хотя твоя мама бы и её разговорила.

    — Скучаешь по ней? — Джейс не успевает захлопнуть свой рот, неловкий вопрос вылетает сам.

    Виктор кивает, наклоняется и кладет брошку на заправленную раскладушку. Джейс так и не понял, будет ли сегодня на ней кто-то спать.

    — Конечно скучаю. В первый год было очень тяжело. Мы вроде как... друг у друга были только мы. И очень условно, Корин. Который Ревек. Так что, конечно, тогда... то есть я и тогда понимал и сейчас понимаю, что это уже возраст, что она всю жизнь пахала, что она столько всего перенесла. И ни разу, ни единым словом меня не упрекнула, — перекатывает трость в руке, горбит спину. Грустно кривит губы. Джейс чуть сжимает свою ладонь у него на бедре. — От смерти не сбежишь, её можно только принять. Я после этого устроился к Хаймердингеру, вроде как в эту работу ушёл с головой, со временем проще стало, конечно, — он вздыхает, проводит пальцами по его руке и по браслету тоже. — Джейс, я рад, что ты меня уговорил. Спасибо. Это был хороший вечер.

    Ещё их ждёт хорошее утро и сомнительная ночь — Джейс не уверен, что раскладушка его выдержит, а класть на неё Виктора кажется не очень правильным.

    — Я рад, что ты уговорился. Спасибо.

    Виктор слабо улыбается, коротко целует и тихо говорит:

    — Иди в душ и давай спать.

    Он сам зовет его в кровать, когда Джейс возвращается — пусть и оказывается почти прижатым к стене. Укладывается поудобнее, насколько может, ложится набок, вытягивая больную ногу. Потом почти наощупь — загородом по ночам совершенно темно, Джейс об этом каждый раз успевает забыть — касается его лица. Убирает мокрую чёлку со лба, оглаживает осторожно щеки. Почти невесомо проводит по брови.

    — Я никогда не спрашивал, откуда у тебя этот шрамик.

    Джейс усмехается. Ему нравится, когда у Виктора случаются вот такие редкие приливы тактильности, искренности и любопытства.

    — Надо было пружину взвести, как раз вот в каком-то наборе, ну я её пытался закрепить, а она под деталью была и соскользнула. Там такая прямоугольная металлическая фигня была и прямо мне в лицо отскочила со всей силы.

    — Повезло, что не в глаз.

    Виктор тянется наощупь, легко прикасается губами, и Джейсу жаль, что он его сейчас не видит, только смутные очертания в темноте. Также наощупь кладет ему руки на спину, подлезает пальцами под ночную футболку, наугад тыкается губами — кажется, где-то между шеей и плечом. Виктор выдыхает почти довольный смешок, зарывается в мокрые волосы пальцами. Джейс всеми силами старается не спустить руки ниже, под слабую резинку пижамных брюк, потому что... как минимум, потому что они в доме у его матери.

    Но всё равно, ему бы хотелось, чтобы каждое последующее Рождество в его жизни заканчивалось вот так — спиной Виктора под его руками, его пальцами в волосах и медленными, полусонными поцелуями.

    И чтобы каждое утро, не только Рождественское, начиналось с того, чтобы Виктор распластывался на нем, просто и естественно уложив голову на затекшее плечо (ладно, плечо может быть и не затекшим, это единственное, что Джейс предпочёл бы изменить). У Виктора чуть приоткрыт рот, брови расслаблено приподняты, он тихо и размеренно дышит — чуть вздыхает, когда Джейс перехватывает его руку. Чуть хмурится и причмокивает губами, когда Джейс осторожно его перекладывает на подушку и разминает плечо. Пальцы покалывает, а Виктор трепещет ресницами. Джейс не знает сколько сейчас времени, но надеется, что они не проспали до обеда. Он надеется, что у них ещё есть время вот так беззаботно полежать на его тесной кровати. Он осторожно укладывается обратно, в этот раз набок, на только отошедшее плечо, смотрит на Виктора и не может заставить себя встать. По правде говоря, и заставлять не хочет, хочет смотреть, касаться — и он касается. Осторожно проводит большим пальцем по острой скуле, обводит родинку, заправляют за ухо чуть подвивающуюся прядку. Виктор приоткрывает глаза, смотрит расфокусировано, сонливо, тягуче. Полусонно улыбается, вздыхает — вздох перерастает в зевок.

    — Доброе утро, — хрипло и низко, ласково. С этим потрясающим акцентом, который снова кажется чуть сильнее, пока Виктор ещё не проснулся до конца.

    — Доброе, — горло почему-то перехватывает, голос не слушается толком, выходит только прошептать.

    Виктор улыбается — шире, но все ещё расслабленно и сонно, проводит тёплыми после сна пальцами по его плечу, за шею притягивает к себе, и боже, как же сильно Джейс его любит.

    О боже. О боже.

    Джейс его любит.

    Осознание накрывает, пробирается в лёгкие, сбивает дыхание сильнее поцелуя. Джейс хватает ртом воздух, отрывается, смотрит на тёплые искорки в глазах, на ямочки на щеках, на чуть удивлённые брови и тень улыбки в приподнятых уголках губ.

    О Господи. Джейс его любит.

    — Ты чего? — Виктор не понимает, все еще удивленно улыбается, но Джейс наконец-то понял, и это осознание переполняет чистой эйфорией каждую клеточку в его теле. — Джейс, у тебя взгляд такой...

    Джейс качает головой и целует снова, падает вслед за ладонями Виктора на своей шее, ближе к непонимающему, но довольному выдоху. Всё равно сейчас он не сможет сказать ни слова.

    Шаги звучат за дверью совсем близко и совсем скоро, Джейс так и не успевает ничего сказать, хотя поделиться хочется немедленно. Прямо сейчас, пока понимание колотится в груди вместе с сердцем. Джейс не успевает замереть или испугаться — у него все мысли сейчас направлены не на это. Так что от острожного стука он почти подскакивает. Спасибо маме, она тактично не заходит, только говорит через дверь:

    — Мальчики, поднимайтесь, я иду готовить завтрак, — и начинает уходить по коридору.

    Виктор всё ещё обнимает его за шею, Джейс всё ещё держит его лицо в своих ладонях. Он только сейчас понимает, что они оба задержали дыхание, и теперь их выдохи синхронно повисают облегчением между ними.

    Им и правда стоит уже вставать. И, вероятно, быть осторожнее, если Джейс всё-таки не собирается совершать каминг-аут прямо сейчас — хотя конкретно сейчас ему хочется о своём осознании кричать везде. Что Виктор не просто нравится, ему не просто хорошо рядом с ним, что он не просто влюблен — он его любит. И это ощущается совершенно потрясающе.

    Он тянется поцеловать снова, но Виктор отрезвляет, отворачивает голову — поцелуй приходится в щеку.

    — Джейс, нам правда надо вставать. Иди, давай, слезь с меня, ты тяжёлый.

    И Джейс слушается. В голове всё ещё счастливо шумит.

    К завтраку он почти успокаивается, почти начинает снова нормально думать и понимает, что про такое, вообще-то, действительно надо сказать. И ему почему-то совершенно не хочется делать это за будничным завтраком или между дел, вроде «передай мне ручку, спасибо, я тебя люблю». Виктор на такое вполне может ответить ровное «спасибо». Или закроется снова, или... или скажет, что тоже. Такой вариант тоже отметать не стоит.

    Но он решает подождать. Возможно, об этом стоит поговорить с Кейт — когда она впервые сказала Вай? Он пытается вспомнить момент осознания любви к Мел, но не находит, хотя он точно её любил и любит до сих пор, просто в какой-то момент это стало почти родственным, а не романтическим. Кажется, это произошло перед тем, как они разошлись в третий раз.

    Мама после завтрака уходит поздравлять подруг по телефону, Виктор говорит, что хочет повнимательнее прочитать «дельный комментарий в одной рецензии», Джейс отбивает по короткому поздравительному сообщению Мел и в беседу с Кейт и Вай и уходит чистить снег. Ему не хватает физической активности в последнее время — надо бы все-таки взять на Новый год с себя обещание если не записаться в зал, то хотя бы делать зарядку дома. Хотя бы отжимания. Это ведь всегда прочищало ему мозги, как сейчас, например, пока он машет лопатой, все кажется таким простым и понятным. Чистым и кристальным, как снег на мамином участке. Не как на дороге и тротуаре, конечно, там все уже превратилось в бурую неаппетитную массу.

    Он любит Виктора, хочет встречать с ним праздники, хочет вместе жить и хочет, на самом деле хочет, встать перед ним на одно колено. Господи, так вот почему он так и не доехал до ювелирного — он не хотел сдавать кольцо. Он сам просто не понял. Как не понял в начале учебного года, почему так нервничал при виде Виктора. Он действительно хочет сделать ему предложение. На самом деле. Не только потому что у Виктора здоровье — а потому что Джейс его, черт возьми, любит.

    Как же монотонное махание лопатой здорово ставит голову на место.

    Мама снова на кухне, режет лук под попсовую песню из радиоприемника и расплывается в улыбке, когда он возвращается с улицы — раскрасневшийся, чуть уставший и потный. Надо выпить воды и пойти в душ.

    — Я почистил снег, — зачем-то уточняет он.

    — Ты умница. Присядь, отдохни, — Джейс как раз наливает себе полный стакан и чуть не давится первым же глотком. — И я бы хотела с тобой поговорить. Садись, кому сказала, нечего на меня так смотреть, — Джейс садится, делает ещё один глоток. Мама сосредоточенно стучит ножом по разделочной доске. Она вздыхает — обычно у нее нет проблем с тем, чтобы начать разговор. — Джейс, знаешь, мне может теперь нужны очки, чтобы читать газеты, но я ведь почти всё прекрасно вижу и ещё лучше всё понимаю. Скажу честно, я надеялась на внуков от Мел. Хотя после третьего вашего разрыва начала этого опасаться.

    Джейс ставит стакан на стол, вздыхает. Ну, во всяком случае, их не застукали в одной кровати. Наверное, тогда разговор был бы ещё более неловкий. Всё-таки каминг-аут, ладно, морально Джейс был к нему готов примерно так же, как к смерчу.

    — Хоть чем-то вы с Амбессой похожи.

    Мама сильнее стучит ножом по доске, почти сердито стряхивает нарезанный лук в сковородку.

    — Я надеюсь, на этом наше сходство с этой женщиной и заканчивается, — конечно, они знакомы. Джейс и Мел были вместе тогда, всё шло чудесно, был день Благодарения, а Амбесса как раз приехала выпить из Мел все соки. После этого ужина мама сказала Джейсу, что в следующий раз она готова её встретить только на их с Мел свадьбе. — Но я сейчас не о ней, а о Викторе. Когда вы собирались мне рассказать?

    Горло, несмотря на то что он выпил почти весь стакан, всё равно пересыхает. Мама начинает тереть морковь.

    — Мам...

    — Ты что, вообще не собирался мне говорить?

    — Собирался. Правда, собирался, просто...

    Мама вздыхает.

    — Я понимаю, милый. Твой отец бы такое не оценил, хотя кто знает, может с возрастом бы изменил мнение. И время сейчас другое. Джейс, если бы ты мне рассказал, я бы хоть подарок получше бы выбрала! — Джейсу хочется расплакаться. Он опасался драмы и хватания за сердце — хотя мама никогда так не делала. Ни разу за его жизнь. Он ожидал, что будет нужно объяснять почему и что случилось, доказывать, что это не случайность. Но... Ему досталась самая лучшая мать в мире, он это и так знал всегда, но прямо сейчас убеждается в этом ещё раз. — Ты же знаешь, что я отлично отношусь к Кетти. Я отлично видела, как ей было тяжело, когда она поссорилась из-за этого с Кассандрой, — мама, вероятно, единственный человек в мире, которому Кейтлин позволяет называть себя Кетти. Если Джейс попробует провернуть что-то подобное, то скорее всего, уйдёт с разбитым носом. — Как ты мог вообще подумать, что я не приму твой выбор?

    — Мам...

    — Погоди, Джейс, дай я договорю. То есть да, мне, конечно, нужно время. Это неожиданно, такие вот новости, у тебя всегда были девушки, я правда мечтала когда-нибудь подержать на руках твоих детей, но знаешь, я однажды хотела спросить про это у вас с Мел. А потом я вспомнила, как мои подруги жаловались, что их дети обижалась, когда они на эту тему наседали, и я... я растила тебя для того, чтобы ты был счастливым, а не чтобы ты делал счастливой меня, Джейс. Ты вырос прекрасным человеком, замечательным мужчиной, чутким, добрым, умным. И я хорошо выполнила свою работу как мать. А становиться ли тебе отцом должен решать только ты. И с кем тебе встречаться, тоже, — Джейс беспомощно выдыхает. У него всё-таки начинает подпекать в глазах. Возможно, она вырастила его слишком чутким. — Я просто хочу знать, как давно всё это продолжается.

    — С сентября? Но на самом деле мы начали встречаться в начале ноября.

    — Боже ты мой, и ты молчал столько времени! Почему, Джейс? И месяц назад мне даже не намекнул!

    Джейс понимает, что если он скажет сейчас честно, что боялся, то только сильнее её обидит. Потому что на самом деле да, он знал, что она его примет и таким. Она простит ему что угодно, она будет любить его совершенно любым, и то, что он колебался так долго — для неё уже удар в сердце. Поэтому он говорит вторую по очередности правду.

    — Я был не очень уверен, насколько всё серьёзно.

    Мама ополаскивает руки, смотрит с нежностью и любопытством.

    — И насколько же?

    И Джейс не знает, зачем это говорит, но слова вылетают сами.

    — Я купил кольцо, — не то, неправильное. И по неправильной причине.

    Мама почти ахает, приоткрывает рот и всё-таки прижимает руку к груди. Выходит почти радостно.

    — И не сказал мне ни слова! Родной матери!

    — Я и ему пока не сказал. Я не знаю, как он отреагирует. То есть... — он советовался с мамой, когда выбирал кольцо для Мел. Она узнала вторая, что Джейсу сказали «нет». — Он тоже может отказать. А я правда боюсь это потерять, гораздо больше, чем было с Мел, — справедливо будет, если он скажет ей первой о том, что понял утром. Так что Джейс тихо признается: — Мам, я его люблю.

    У мамы в глазах только нежность и тепло. И её руки тёплые и немного пахнут луком, когда она его обнимает.

    — Знаю, мой милый. Я это вижу. И он тоже, это я тоже вижу, — она мягко смеется и трепет его по все еще влажным волосам, когда Джейс поднимает взгляд «ты правда так думаешь?». — И когда ты собираешься делать предложение?

    Джейс не знает. Джейс полтора месяца таскает кольцо во внутреннем кармане и уже передумал, а сегодня, пока чистил снег, передумал снова. И в этот раз он больше не будет говорить ни с Кейтлин, ни с Вай, ни с Мел. Виктор может сказать «нет» так же, как сказал «нет» на предложение съехаться. Не сейчас, а потом. «Я не против, но я не готов». И Джейс вполне может убедить его сказать «да» тоже на потом или отложить коробочку до удобного момента. Просто там будет то кольцо, которого Виктор достоин — почти таинственное и невероятное. А у Джейса долг на кредитке, но зато ощущение правильности, которого нет эти самые последние полтора месяца.

    — Я пока не решил, — потому что по-настоящему он принял это решение только сегодня, и он ещё толком не успел отрефлексировать всё происходящее. — То есть... а вдруг я слишком спешу? В смысле, Виктор не хочет пока даже съезжаться. А это... я сначала, — сначала хотел отдать кольцо, просто чтобы Виктору не было одиноко в больницах. Да, это было рационально и глупо. Фразу он не договаривает.

    Мама гладит его по голове, кладет руку на его щеку, смотрит с ласковой улыбкой.

    — Твой отец сделал мне предложение через месяц после нашего знакомства. Ты так на него похож, Джейс. И мы тоже до свадьбы не жили вместе.

    — Ты думаешь, он согласится?

    Мама смотрит на него ещё ласковее. А ещё она смотрит на него, как будто он не понимает вообще ничего в жизни.

    — Согласится, конечно. Джейс, я же видела, как он на тебя смотрит. И как ты на него. Ты уже думал про поездку? Вы же будете там в таких потрясающе красивых местах. Даже в Париже.

    И Джейс наконец понимает, что вот оно. Что они будут перед Эйфелевой башней во второй же день, и это будет самым правильным и очевидным. Что эта чёртова башня видела уже столько предложений, что ещё одно никого не удивит. Кроме самого Виктора, возможно. Отказы, надо полагать, тоже случались.

    — А если...

    — Никаких «если», Джейс. Я не понимала, почему ты так не уверен с Мел, а теперь не понимаю ещё больше. Ты сам этого хочешь?

    До сегодняшнего утра он был не очень уверен. Сейчас — уверен абсолютно.

    — Да.

    — Вот и умница. Я даю тебе свое родительское благословение, Виктор самое настоящее чудо, тебе стоило показать мне его раньше, а не прятать, — она целует его в лоб, смотрит мягко и почти радостно. — А теперь иди и приведи себя в порядок, мне надо готовить.

    — Ты тоже чудо, мам, — говорит Джейс уже от дверей. Да. Ему нужно было прийти к маме раньше.

***

    Виктор сидит за его столом, выписывает что-то на листочке — кажется, это очередная формула. Он оборачивается, смотрит вопросительно, а потом ещё вопросительнее, когда приглядывается к его лицу.

    — Джейс? Ты точно в порядке? У тебя весь день очень странный взгляд.

    Кажется, он звучит слегка обеспокоенно. Джейс перестает пытаться скрыть улыбку, она всё-таки лезет на лицо — дурацкая, широкая, и он сам чувствует, что безудержно счастливая. Виктор настороженно склоняет голову.

    — Я поговорил с мамой.

    У Виктора на лице все эмоции разом: и смущение, и никуда не девшаяся настороженность, и любопытство.

    — И как? — почти опасливо. Как бы после такого он не решил забаррикадироваться в его комнате, а потом не выпрыгнуть прямо из окна второго этажа и добежать до машины, только бы не встречаться с его мамой.

    Джейс больше не находит в себе слов — подходит к нему, вытягивает объятиями со стула, прижимается подбородком к острому плечу, Виктор почти нерешительно кладет ладони ему на спину. Слова наконец находятся.

    — Она сказала, что ты чудо. И что я должен был рассказать раньше.

    Виктор почти обмякает в его объятиях, сжимает свитер в пальцах, прижимает лоб к его плечу и выдыхает. Кажется, облегченно.

    — У тебя, — говорит немного задушенно. — Чудесная мать, Джейс.

    Джейс просто кивает — другие слова здесь уже лишние.

***

    Они уезжают ещё через пару часов, после того как Джейс все-таки сходил в душ и смыл пот, после того как они всё-таки закинули проржавевшую брошь обратно в коробку со хламом, после обеда, большую часть которого мама упаковала в контейнеры для них, после её объятий — Виктора она обняла так же крепко, как и Джейса, после их обещания приезжать чаще и прислать фотографии из поездки.

    — У тебя всё получится, — шепчет она на ухо Джейсу, и он ей верит. У него всё получится. Надо только завтра поменять кольцо. И, возможно, заручиться небольшой группой поддержки.

    Завтра поменять ничего не выходит — они с Виктором в сотый раз всё проверяют, созваниваются с компанией-перевозчиком и отелями, назначают сбор в аэропорту второго числа, потом они выбирают фильмы, чтобы поставить их в дорогу — им сообщили что в автобусе есть телевизор, а ехать им придётся... долго. Так что Джейса выгоняют на улицу за флешкой. Куда-то ехать уже сил не остаётся, остаётся только скачать выбранное на новенькую флешку. Для них лично Джейс скачивает два сезона сериала. Должно хватить на перелёт туда и обратно и на дорогу. Если что, скачает третий с отельного вай-фая. Поездка с каждым днем оказывается всё ближе, а Джейс не уверен теперь, что больше всего ждёт именно коллайдер. Кажется, он никогда раньше не мечтал увидеть Эйфелеву башню, но теперь... теперь, пожалуй, да.

    На следующий день он врёт, что Кейт попросила посмотреть, что у них с раковиной, и практически сбегает на пару часов из уютного выходного, который тоже рискует превратиться в полноценный рабочий день. Уже в дороге задумывается, как работает салон в праздничные дни, потом ругает себя, что не захватил рождественские подарки для Кейт и Вай и что не взял тот самый контейнер от рагу, который уже больше месяца обитает на кухне Виктора — он, конечно, и не собирался к ним заезжать на самом деле, но он мог бы. Хотя бы для убедительности. Боже, как же он плох в отговорках и лжи. Надо будет попросить Кейтлин подыграть ему, если вдруг Виктор что-нибудь спросит.

    Ювелирный оказывается открыт, и в нём не тот продавец, что был в прошлый раз. Это радует — странно было бы менять кольцо во второй раз при одном и том же человеке, Джейс не привык ощущать себя таким неуверенным. А ещё кольцо — то самое кольцо, воспоминанием о котором он грыз себя несколько недель, всё ещё осторожно стоит в подставке на витрине. Джейс достает кредитку и наконец-то впервые ощущает полную правильность своего решения.