В мире тьмы, где страхи растут,

Мальчик один, в пустоте тонут.

Друг принёс свет, но страх не уснул —

Снова в сердце пустыня и холодный уют.

Стих 3. Разбитые надежды.

***

Сначала когда он увидел её, ему показалось что это опять одно из его видений или галлюцинаций…

Прекрасное создание, что отражалось в пустой стекляшки валяющиеся среди гор мусора. Из-за чистоты образа он даже толком не смог разглядеть лица, так как оно просто сияло. Единственное что он смог разглядеть это губы, которые за раз могли показать такую палитру эмоций. Не один житель данного убогого места не смог бы изобразить.

Первый раз он испугался и накинулся на необычное изображения. Его прервали от долгожданного ужина, вдруг, незнакомец решит очаровать его своей внешностью, и отнимет его еду. Ведь он так голоден и ему страшно…

Не о чем не думая, я кинулся на него и на миг услышал испуганный писк. Она стала вырываться не смотря на большую комплектацию чем у меня, незнакомец был гораздо слабее. Её глаза, глубокие и светящиеся, встретились с его взглядом, и все страхи рассеялись, как туман перед ярким солнцем. В груди загорелось непонятное чувство — это было не просто свет, а какое-то странное притяжение, манящее и ненасытное. Он отпустил её, словно обжёгшись, хотя в её присутствии не было никакой угрозы. В один миг отражение исчезло, в месте с прекрасным созданием. Он не мог понять что это за штука и как у него это получается. Прикоснувшись к нему снова оно не давало желанного эффекта.

Так он бродил несколько «дней», во круг него, он уже думал что это действительно его галлюцинаций. И ни кого божественного создание и не было. Он скитался среди теней, опустившись на колени перед отражающем стеклом, искал в нем хоть крошку надежды. Мрачные мысли закрадывались в его голову: может, это всё лишь игра ума, наказание за какие-то невидимые грехи? Но воспоминание о её глазах, сияющих как звёзды, не покидало его. Каждый шаг в сторону от зеркала отзывался в сердце холодом, словно он покидал дом…

Временами он возвращался, касаясь прохладной поверхности, в надежде вновь поймать ту искру. Но отражение оставалось неподвижным, как и прежде — лишь темнота и пустота. Мечты о встрече стали его единственным спасением. Он предпринимал слабые попытки искать её среди людей, надеясь, что кто-то сможет привести его к неизведанному.

Его дни превращались в бесконечные блуждания, а ночи — в мучительные восприятия ускользающей реальности. Крики жертв и смех их убийц были колыбельным на протяжении, его мучительной жизни. И сегодня не исключение, только вот он уже поймал себе еду. Крыса большая и жирная, огромная редкость и удача.

И чудо штуковина снова показала яркое существо, виду он не подал, но насторожился. Оно заговорила с ним на другом языке, местные на таком не говорят. Слишком быстро, я даже не успеваю разобрать, что оно тараторит. Чтобы лучше слышать, я подполз поближе и кажется он что-то мне протягивает. Это вкусно пахнущая еда, мельком я видел такой на столах у живущих на самом верху людей… Оно сверху? И оно предлагает ему эту еду, слюни уже собрались у меня во рту.

Я замер на месте, не в силах решить, нужно ли мне принимать его дар. Тут, где я жил, еда стала роскошью, и тут, на краю тьмы, кто-то решает поделиться ею. Но подозрения мгновенно окутали меня: что если это ловушка? Почему это существо, явно отличавшееся от всех, кто оказывался рядом, решило помочь мне? Я метался между желанием утолить голод и страхом быть обманутым.

Тем не менее, запах еды был невыносимо притягательный, и я не мог оторвать от него взгляда. Оно продолжало говорить, и звук его голоса был как мелодия, которую я давно не слышал — она пробудила во мне давно забытые чувства спасения и надежды. Я медленно протянул руку, в сердце росло волнение, как-будто, я оказался где-то в месте лучше, чем это.

Взбудораженный голодом я не вольно укусил его за руку. Потеряв себя во вкусной еде, мне казалось что ничего вкуснее уже не будет. По его сморщенным губам, я понял ему не очень понравились мои поступки. Он внимательно посмотрело на меня, но в его глазах не было ни злости, ни страха. Вместо этого появилось что-то вроде понимания. Оно опустило взгляд на свою руку, словно размышляя о том, что случилось. Я почувствовал горячую волну стыдливости и смутился, не зная, как исправить свою ошибку.

Постепенно он вновь поднял глаза и, казалось, принял решение. Скрепя сердце, я ожидал наказания, однако вместо этого оно снова протянуло мне еду, теперь уже с легкой улыбкой. Это было странно: среди мрачного мира, где я привык только выживать, появился кто-то, готовый разделить со мной хоть каплю тепла. Я осторожно взял угощение, кивнув в знак благодарности.

С каждым укусом я чувствовал, как будто восстанавливаю утраченную связь с человечностью. Вкус был невероятным, напоминанием о несбыточных радостях жизни. Я никогда не думал, что простая еда может вызвать такие сильные эмоции.

После мы долгое время стояли держась за руки, через стекло. Он о чем-то мне говорил, а я слушал. Хоть и не понимал что, я смотрел на его губы, пытаясь уловить смысл его слов, и каждый звук казался мне знакомым. В этом странном общении между нами не было ни языковых барьеров, ни предрассудков — только неконтролируемое желание быть понятыми.

Он вдруг рассмеялся, звук его смеха был как солнечный свет, пробивающийся через облака. Это смеяние заставило меня улыбнуться в ответ, хотя я и не знал, о чем именно он говорит. Мы обменялись взглядами, каждый из которых говорил о том, что мы оба нуждаемся в этом мгновении. Я наконец-то, нашел того кто действительно добор ко мне. Может наши взаимодействия не совсем полные, но даже этих крупиц хватала. Просто держать его за руки и слушать его не прекращающиеся галдёж. Муки ужаса и страха отступили, каждый раз когда оно было рядом. Все кошмары окружающие его уши на второй план. Крики и плачь за спиной не имели значения. Только яркое существо стоящее за стекляшкой с мягкими руками.

Я мог бы стоять вечно, но он отпустил мою руку…

В гневе я разбил стекляшку, что отражалось существо…

Я долго плакал…

Я сидел на полу, окруженный осколками стекла, и разрушенная надежда, которую я сам и уничтожил. Весь мир вокруг меня потускнел, и даже одеяло — одно лишь напоминание о нем — казалось теперь безжизненным. Я потянулся к нему, но лишь прикосновение к грубой ткани вызывало во мне всплеск боли. Я был одинок, как никогда прежде, и пустота, которую он оставил, нарастала, словно щупальца мерзкого существа, обвивающего меня.