***

Крепость на холме уже виделась ясно. На башне над воротами развевалось шесть флагов вокруг главного: простого красного полотнища с восьмиконечной звездой. Значит, и впрямь съехались все, бросив неотложные дела. Карантир невольно прижал голени к бокам вороного. Конь недовольно тряхнул гривой, напоминая, что уже пробежал предостаточно. За спиной лорда начали негромко переговариваться его спутники. Везущий на копье значок подтянулся поближе.

Двое суток назад Карантир сидел со старейшинами очередных переселенцев и старался спокойно растолковать им, что никаких старопахотных земель выделить не может. Что зерно будет только семенным к будущему севу, а кормиться пока придется рыбой и репой.

Поток беженцев с севера не иссякал, хотя и распался на тонкие ручейки. Теперь это были по большей части смертные. Эльдар знали, что от Врага ничего хорошего ждать не приходится, и уходили на юг сразу, едва услышав весть о поражении, — все, кто сумел уйти. Бежали, взяв с собой только то, что могли унести, бросая дома и зреющий в полях урожай. Год после Битвы Бессчетных Слез был едва ли не ужаснее самой битвы. Владения близнецов были обширными, и места хватало — но и только. Нужны были жилища и пашни, но недоставало ни железа для топоров, ни скота для плугов. Даже когда нолдор лишь обживались еще в Средиземье, не было так тяжело — тогда тоже не хватало самого необходимого, но поддерживала уверенность в лучших днях впереди. Теперь она кончилась. Однако история отчасти продолжала повторяться — следующей весной пришли уцелевшие эльдар Хитлума. Путь их был долгим, их не желали видеть в Нарготронде, но пропустили дальше на восток. Пришлось, как и раньше, потесниться, давая место сородичам.

Смертные тянулись до сих пор, семьями, а то и целыми деревнями — не до всех орки Моринготто добирались сразу, а кто-то поначалу рассчитывал ужиться с новыми хозяевами. Беженцы должны были снова присягнуть на верность Дому Феанора. Им давали землю и освобождение от податей на три года, ссужали некоторой помощью. Полоса в несколько десятков миль севернее Андрама теперь стремительно покрывалась клочками полей, обрастала частоколами острожков, часть которых со временем превратится в селения покрупнее, а другие останутся крепостцами для защиты новой границы — полутораста лигами южнее. На какое-то время…

Вся эта кутерьма требовала постоянного внимания. Сыновей Феанора редко можно было застать на Амон Эребе.

Оруженосец неслышно откинул занавес полога и молча положил перед лордом бумажную трубку. Не прерывая разговора, Карантир развернул ее.

Маэдрос требовал немедленно завершить все дела и явиться на Амон Эреб для важного разговора. Что за разговор и отчего такая срочность, Нельо против обыкновения не черкнул даже намека. Новости о краденом сильмарилле? Не меньше.

Закруглять переговоры так, чтоб оставить за собой последнее слово, но убедить собеседников, что с их доводами считаются, Карантир отлично научился, общаясь с наугрим. Он назвал старейшинам точное количество зерна и коров на обзаведение и указал основные границы их будущих угодий. Устанавливать межевые камни велено было в присутствии начальника местного острога и его писца. Осушив со старейшинами полагающуюся по обычаю чашу — кружку кисловатого пойла, которое заменяло этим эдайн пиво — Карантир вышел из шатра.

На широкой поляне между двумя овражными отвершками громоздились неокоренные бревна, между ними виднелись шалаши из жердей и корья. Торчали вбитые в землю остовы будущих хижин. Их заплетали хворостом. Пока взрослые поднимали будущие пашни, с этой работой справлялись и подростки. Другие юнцы рядом месили босыми ногами глину с сухой травой, перекрикиваясь и зубоскаля. Мир для них был пока забавой. Пройдет несколько лет, и они вовсе забудут места, откуда пришли, а самым младшим будет казаться, что они жили в этом поселке всегда. Память смертных еще короче, чем их жизнь, и в этом им можно было порой позавидовать.

Дружинники уже седлали коней, пристегивали седельные сумки. Серая черногривая кобыла стояла в стороне, устало опустив голову. Видно, посланец и впрямь сильно спешил. Придется и самому поторопиться. Карантир, не дожидаясь оруженосца, свистнул — конь подбежал, болтая стременами.

У Амон Эреба эльфы жили давно. Еще в Изначальные Дни этот холм, одиноко возвышающийся над окрестной равниной, облюбовали синдар или нандор, или вовсе авари — кто теперь разберет. Они выровняли макушку холма, насыпав из лишней земли вал, и утыкали его частоколом, чтобы укрываться от врагов. Возможно, врагов было много, но запомнили только последних — тяжеловооруженных орков, которые загнали на холм оссириандских нандор. Не костяным стрелам и каменным наконечникам копий состязаться с орочьим железом, и частокол был взят, а нандор перебиты. Потом с севера подошел Тингол, и орки бежали. Потом наступил мир. Синдар вернулись на обжитое место. Поселение у подножия холма росло, неизменно расчетливые наугрим проложили к нему дорогу. Потом пришли нолдор. Они обновили крепость на холме, заменив частокол стеной из толстых дубовых бревен и земли. Внутри стены поселилась новая власть — амартурир, поставленный младшими сыновьями Феанора, и его небольшая дружина. Синдар привыкли к незнакомому слову, и жизнь опять вернулась в прежнюю колею. Поселение продолжало понемногу прирастать и теперь могло называться городом.

Все начало стремительно меняться девять лет назад. С севера докатились дальние слухи о битве, следом приехал Карантир, привез каменотесов, и закипела работа. Дубовые стены одевались камнем. Синдар смотрели на строительство с тревогой — оно означало войну, а войны они не хотели. Но их мнение вряд ли могло изменить судьбу. Долго собиравшаяся гроза разразилась далеко на севере семь лет спустя.

Открытые ворота окончательно убеждали, что речь пойдет не об угрозе скорого нападения. Волнение заставило все же толкнуть пятками конские бока. Но тут же лорд похлопал Морнимиро по холке, успокаивая. Незачем гнать его по длинному подъему, если через полчаса все станет известно.

Дорога стала чуть круче, кони замедлили шаг. По склонам лепились крошечные виноградники. Стены крепости отливали розовым под вечерними лучами. Доломитовые блоки были подогнаны будто полированные. Каменщики, уже кончив кладку, по способу наугрим стесали малейшие выступы. И низ навесных галерей был обточен кругло — чтобы не удалось зацепиться штурмовыми крюками.

Карантир прищурился, который раз похвалил себя за настойчивость, с какой требовал соблюдения всех тонкостей фортификации. И предусмотрительность — никто и не ждал, что это укрепление на дальней южной границе когда-нибудь понадобится.

У кованых ворот проездной башни была открыта только одна створка. Так же не нараспашку стояли и внутренние. Нынче на Амон Эреб некого ждать в гости…

Конюхи приняли лошадей и стали их на всякий случай проваживать. Конь заржал было, возмущенный, что хозяин не поблагодарил его за труды куском хлеба. Карантир похлопал коня по потному плечу и шепотом пообещал навестить вечером с морковкой и яблоком. Один из младших оруженосцев Маэдроса ждал у ворот и встретил Карантира с поклоном:

— Вас ждут в скриптории, господин.

— Умыться хотя бы успею? — буркнул Карантир.

— Наверное, да, господин.

Большой дом крепости отделялся от въездной площади еще одним забором в простую кладку. За дверями Карантира накрыла приятная прохлада. Из левого коридора пахло углем и березовыми листьями.

После долгой езды следовало бы помокнуть в купальне, но это удовольствие пришлось ограничить простым омовением рук и лица. Мокрой ладонью Карантир пригладил вечно вылезающие из косы пряди на висках и направился вверх по широкой лестнице.

В большой комнате на втором этаже действительно ждали только его. На дальнем конце длинного стола сидел Майтимо, справа от него, как всегда, Кано и рядом с ним близнецы. Турко и Курво пристроились слева, стул рядом явно предназначался для опоздавшего.

Карантир неторопливо подошел, налил в пустой кубок ягодной воды, медленно, с чувством, выпил до дна. Сел, поставив локти на стол, еще раз поправил волосы.

— Ну, говорите, ради чего я сбил копыта своего коня. Моринготто едет к нам с повинной?

***

После рассказа Маэдроса на несколько минут наступила тишина. Все обдумывали услышанное.

— Странно, — произнес Амрас. — Мы ни разу не слышали об этой Яге. — Он посмотрел на брата, словно ища поддержки.

— Да, — откликнулся Амрод. — Конечно, мы не жили на Амон Эребе постоянно, но за столько веков должно было просочиться хоть что-то.

— Вы хотите сказать, что мне это привиделось?

— Нет, — сказал Карантир. — Для видения слишком долго и связно. И сказочником ты никогда не был, чтобы все это выдумать, а потом еще собрать всех нас, чтобы рассказывать.

Амрод добавил:

— Мы пытаемся понять, что это было. Вряд ли ты первый забрел в этот лес.

— Может, эта Яга появилась здесь недавно?

Маэдрос слушал этот обмен мнениями и удивлялся тому, что братья обсуждают существование Яги, а не ее слова о дубе и игле. Должно быть, возможность уничтожить силы Моринготто представлялась им слишком несбыточной. К этой новости надо было привыкнуть.

Он поймал себя на том, что смотрит на братьев так, будто видит их впервые. В его глазах они долго оставались прежними. Но это просто сказывалась привычка, которая застила взор и не давала увидеть существующее.

Близнецы, как всегда, сидели очень тесно, даже привалившись друг к другу плечами, но это было единственным, что осталось в них от прошлого. В их лицах давно уже не было ни тени мальчишеского озорства. Очень усталыми были эти лица, черты их заострились, стали суровее. Близнецы тут хозяева, знают все насквозь и заняты с утра до вечера, улаживая то одно, то другое. Может быть, только их предусмотрительность сохранила тот дом, который сейчас есть у них всех.

Маглор, самый близкий, не просто брат, но и друг, правая рука — в переносном и прямом смысле. Давно уже отстранил от Маэдроса личных слуг и сам помогает ему везде, где нельзя обойтись одному. Эти минуты они используют для обсуждения самого важного. В остальное время Маглор очень молчалив и замкнут, и предпочитает больше делать, нежели говорить. Его порой по-прежнему называют Песнопевцем, но уже очень давно никто не слышал его пения. И это объяснимо: петь старые песни — это тревожить и без того незаживающие раны, а новые не написаны и, скорее всего, написаны никогда не будут.

Келегорм утратил свой неподражаемый лоск, состриг роскошные белокурые волосы и больше не забирает их в прическу. На левой скуле сбоку белый шрам: зацепило стрелой. Зацепило сильно — шрам не рассосался до сих пор, и красивое лицо несет теперь отпечаток безжалостного ожесточения.

Морьо, кажется, стал еще более темным. Он сильно похудел, точно высох, и нечасто поднимает глаза из-под полуопущенных ресниц. К ближним он стал заметно терпимей, зато к тем, кого недолюбливает, совершенно беспощаден в речах. Из всех братьев он оказался самым сметливым, в его хозяйстве всегда все было обустроено и налажено до последней мелочи, он умел договариваться с любыми соседями и торговать всегда с выгодой. Ему очень трудно начинать все сначала.

Куруфина, пожалуй, теперь не стоит называть Атаринкэ: в нем почти не осталось былого сходства с отцом. Хотя бы потому, что у отца никогда не бывало такой безмерной усталости в глазах пополам с безнадежной тоской. Больше всего Курво напоминает дремлющую змею, которая лежит полностью неподвижная, равнодушная ко всему миру. Что ж, это понятно. Так же, как тоска и боль потерь. Мы все устали и все потеряли.

— Насколько я понял, — говорил Келегорм, — лес сам отводит глаза чужакам, поэтому об этой майэ никто и не знает. До нее просто никто не добирается. И что Майтимо все же попал к ней, было случайностью.

— Или она сама заманила его.

— Зачем? — спросил Маэдрос Карантира.

— Чтобы рассказать тебе свои россказни. А вот зачем ей понадобилось это, мне и самому хотелось бы знать. Что-то здесь темновато.

— Прежде всего, — сказал Куруфин, — подозрительна эта внезапная помощь. Я не верю в бескорыстную доброту айнур. Она всегда оказывалась не по карману. Какое дело этой Яге до наших войн с Моринготто? Чем мы ей так понравились, что она решила нам помогать?

— Может, ей чем-то мешает Моринготто, — ответил Маэдрос, — а мы просто враги ее врага.

— Где же она была раньше?

— Далеко от нас, — усмехнулся Келегорм. — Вернее, мы были далеко от нее. А мориквенди такое дело не поручишь — они не воюют с Моринготто, им и под его властью хорошо.

— Не так уж и далеко мы были, — сказал Амрас. — Наши владения уже на опушке. На самом деле мы соседи с этой Ягой уже четыре века. Неужели вести доходили до нее столетиями, что она только недавно узнала о нас и наших делах? И почему, если ей мешает Моринготто, она сама не взяла эту иглу?

— Яга выглядит старой аданет, — напомнил Маэдрос. — В таком виде ей не с руки путешествовать на край света.

— У нее есть чудесные слуги, которые выполняют ее приказы.

— Мы ничего не знаем о них. Может, такое дело им не под силу.

— Может быть, — согласился Амрас. — Но валар тоже враги ее врага. Яга знает, что валар воевали с ним. Почему она не рассказала им об этой игле?

— Может, валар тоже ее враги, — сказал Амрод. — Или она за что-то их не любит. И рассказала Нельо только потому, что никто из нас им не проболтается.

— Это уж точно, — сказал Маэдрос. — Но что бы ни было, это значит, что наши цели совпадают.

Куруфин спросил:

— А сам ты что думаешь об этом?

— Мне показалось, — отозвался Маэдрос после небольшой паузы, — что Яга верит в судьбу. Она удивилась, что лес привел меня к ее дому, но не знала, как это правильно истолковать. И мой сон, в котором была игла, приняла как знак, поэтому и рассказала о дубе. Я думаю так.

— Нельо, я удивляюсь тебе, — вмешался Маглор. — Не знаю, какое чародейство умеет эта майэ, но ты вернулся другим. Ты всегда был предусмотрительным, недоверчивым, а сейчас и впрямь безоглядно поверил словам первой встречной. Никто никогда не слышал о ней, никто никогда не слышал, чтобы валар держали свою силу отдельно от себя, в каких-то иглах и ларцах на каких-то дубах неизвестно где. Но ты этому веришь. Что с тобой случилось?!

Даже Маглор редко отваживался говорить со старшим братом в подобном тоне. Затянувшееся молчание прервал Амрод.

— Знаешь, что это означает? — обратился он к Маэдросу. — Мы просто боимся признавать, что против Моринготто, может быть, есть средство.

Все переглянулись.

— Так и есть, — медленно произнес Келегорм. — Сколько раз победа была почти у нас в руках, и чем ближе казалась, тем больше были наши потери. Мы стали суеверными, как смертные старухи.

— На этот раз нам не придется ничего терять.

— Потому что терять больше нечего, — сказал Маглор.

Нечего ли? Маэдрос еще раз обвел взглядом братьев. Он слишком любил их, чтобы допускать такие мысли. Любил всех по-разному, но одинаково сильно, с первого дня жизни каждого из них.

Когда родился Кано, Майтимо часами просиживал возле младенца из простого любопытства. Ему казалось невероятным, что вот это беспомощное крошечное существо на самом деле настоящий эльда, что оно вырастет и даже станет взрослым. Майтимо нравилось смотреть на него, подмечать все его движения, жесты, нравилось трогать, брать на руки, носить, баюкая и тихонько напевая. Было невероятно интересно смотреть, как он меняется, растет, набирается разных умений. Это казалось волшебством, чудом.

Потом родился Турко — и волшебство повторилось. Только это было уже другое волшебство, потому что братья оказались совершенно разными.

А дальше оказалось, что возня с малышами вошла в привычку, и Маэдрос уже не может иначе. Он знал про них все — их пристрастия, жесты, разные мелкие особенности. И дороже их у него ничего не осталось на свете. Если они не поверят в эту Моринготтову иглу, он отправится за ней сам.

— Вот что я скажу, — начал Карантир. — Я за то, чтобы съездить и проверить. Если это окажутся пустые россказни — ну, вернемся ни с чем. Если же окажется, что дуб и игла существуют, тогда подумаем, правда ли остальное.

— Только не надо чересчур надеяться на успех, — сказал Маглор. — Будем считать, что поход этот устроен из чистого любопытства.

— Да, — поддержал его Амрас. — Иначе так и продолжим гадать, правда это или нет.

— Разумно. Я согласен, — сказал Келегорм.

— Осталось решить, кто именно из нас поедет, — сказал Куруфин. — Посторонних брать не будем — дело слишком сокровенное, чтобы посвящать в него кого-то еще.

Близнецы посмотрели друг на друга. Амрас слегка кивнул.

— Мы, — сказал Амрод.

Маэдрос только покачал головой.

— Вы не можете. Это ваша земля. Мы пока только у вас в гостях.

— Ты не можешь тоже, — сказал ему Куруфин, — потому что ты старший. А значит, не поедет и Кано, потому что тебе он необходимей всех нас. Остаемся мы — я и Турко.

— И я, — немедленно вставил Карантир. — Опыт показывает, что вас двоих лучше не отпускать без присмотра.

— Ну, и ты, — сказал Куруфин. — Втроем, конечно, надежнее. Мы здесь не особо нужны, — обратился он к Маэдросу. — Все, чем мы занимаемся, может делать кто-нибудь другой.

— Ты прав, — подумав, согласился тот. — Что ж, так тому и быть. Езжайте. Подробности мы обсудим.

Куруфин развивал мысль дальше:

— Отправляться надо как можно быстрее. Уже середина мая. Если путь через лес займет месяц, мы едва успеем выбраться из него ко дню солнцеворота.

— А если в этот день не будет дождя или солнце не выйдет из-за туч? — спросил Маглор.

Куруфин пожал плечами:

— Значит, вернемся назад и попытаемся на следующий год.