Глубокая ночь, но сон Инне не шёл, она сидела на кухне и бездумно глядела в полупустую чашку чая и пыталась собрать в голове кусочки загадок, наконец-то найти ответы, крутила их по всякому, пока не разболелась голова.

В окна стучал порывистый морской ветер, стекло держало удар и иногда звенело в рамах. Девушка не знала, что ей делать дальше, как быть с полученной информацией и что же конкретно означает этот проклятый символ. И главное – чего мог ждать Чужой? Чем все люди клеймят друг друга, а бог не в силах прочесть наносимый символ на избранных?

– Не спишь? – голос Томаса вывел из задумчивости.

Он выглядел немного помятым и всклокоченным со сна, рубашку и штаны нацепил второпях и смотрел на неё обеспокоенно. Пережитое тоже не давало ему нормально уснуть, он ворочался, просыпался, выныривая из пучин кошмаров.

– Надеюсь, ты не против моей компании?

– Не против, сон не идёт, я уже ничего не понимаю, – покачала головой она. – Знаешь, когда боролись с Далилой и в тот раз и в этот, всё было как-то проще, а сейчас… Я не знаю, ради чего борюсь, да и борюсь ли вообще. Стоит ли оно того, чтобы идти по туманной дороге из намёков и странных речей капризного бога?

– А не пойдешь, он тебя с ума сведёт, – безрадостно напомнил он.

– И вот это раздражает больше всего. Думаю, такая ситуация доводит до бешенства и его.

– Какая?

– Он хочет что-то сказать, но не может этого сделать. Не может противиться тому, кто он есть, а мы, как кучка детей, не способны понять истинный смысл его слов.

Опустилась тишина, лишь стекла вздрагивали от ударов стихии, свистел в щелях сквозняк. Инна поняла, что чай давно остыл, надо бы его вылить и приготовить другой или вообще всё-таки упасть спать и не думать об этом, плюнуть на чёртовых Безглазых и уплыть с этого острова. Но удерживало от этого шага только одно – встреча, на которую она может не успеть.

– Томас, ты же знаешь где Дауд?

Взгляд голубых глаз застыл, а руки его помимо воли сжались в кулаки. Инна понимала, что разговорами о бывшем главаре Китобоев причиняет ему боль, но ничего поделать не могла. Возможно, сейчас только он сможет дать нужную подсказку, куда двигаться дальше и почему Безглазые так ополчились на него. К тому же после смерти Толкователя, она не сомневалась, что сама может стать мишенью.

– Его время истекает, и он не успеет закончить начатое, – поспешила сказать девушка, чтобы хоть как-то успокоить Томаса. Ей самой не хотелось с ним вести этот разговор, но, похоже, сейчас он единственный, кто может знать хоть что-то о Дауде.

– Почему ты так уверена?

– Перед тем, как мы отправились обратно в Дануолл, ко мне пришёл Чужой, он сказал, что его время истекает. Это же подтвердил и сам Дауд, встретился со мной в особняке Стилтона.

– Подожди, то есть Чужой сказал что-то конкретное?

– Он сказал, что у Дауда недостаточно времени, чтобы закончить задуманное, но достаточно, чтобы я смогла с ним попрощаться. Вероятно сейчас, он единственный, кто сможет дать нужную подсказку или хотя бы задать направление.

Томас тяжело вздохнул, поиграл желваками, не особо желая говорить о бывшем наставнике. Но всё же заговорил, пусть и нехотя:

– Я смог его выследить, Безглазые поймали его и поместили в ловушку в логове фанатиков. Думаю, они тоже знают, что его время заканчивается и потому решили, что будет показательно проводить его в последний путь униженным.

– Ты о чём?

– Они заставляли его драться на ринге, а из-за магии тот не мог его покинуть, – он вздохнул, поскольку следующая часть новостей вряд ли оставить Инну равнодушной. – Я передал эти сведения Билли.

– Я почему-то не удивлена, – девушка излишне громко уронила чашку в раковину, удивительно, что не разбила.

– Если всё так, как ты говоришь, то Дауду надо было выбрать приемника, того, кто завершил бы за него последнее дело. Я, сама понимаешь, неблагонадёжен.

– Где они могут быть?

– Старые пирсы недалеко от свалки, её корабль сел на мель и вряд ли уже когда-нибудь отправиться в плавание.

Выяснять отношения и спрашивать, на самом ли деле Томас отправился с ней к Толкователю, чтобы найти информацию или же просто отвлекал от манёвров Билли и Дауда, Инна не стала. Выйдя в коридор, несмотря на всю усталость, боль в мышцах и голове после произошедшего, отправилась к старым пирсам.

Томас не стал её останавливать, если всё так, как сказал Чужой, то он бы был последней сволочью, не дав им проститься.

Тяжёлые волны стучались о борта, скрежет металла и мерный звон рынды навевали на философские мысли. Порывистый ветер заползал под одежду и кусал холодом. Последняя сигарета быстро тлела, а полупустая бутылка любимого виски заставляла вспоминать былые времена.

Левая ладонь отдавала пульсирующим жаром, время завершалось, песок в часах отсчитывал последние крупицы. Вдохнув дым, выбросил сигарету за борт, подхватил почти пустую бутылку виски и нажал на рычаг аудиографа. Перфокарта послушно заходила туда-сюда, записывая прощальные слова для Билли. Она заслужила их, всё-таки на её плечи он решил взвалить нелёгкий груз последнего дела, хотя стремился завершить его сам. Но плен и долгое сидение в клетке выкачали силы, вытянули пиявкой последние надежды, не втягивать в это больше никого:

«Мы много лет планировали такие дела, как ограбление этого банка. Следили с крыш, крали ключи, подкупали слуг. Точили клинки, дожидаясь подходящего момента. Ты гордилась нами, я это знаю.

Я никогда не рассказывал про свою жизнь в Карнаке. Про то, как прибыл в Дануолл, как Чужой отметил меня и сделал таким, каким я стал. Я в последний раз смотрю на воду и понимаю, что всё это неважно. От меня останутся только воспоминания.

Ты была моей лучшей ученицей. Я знал, что ты меня предашь. В ту пору у тебя не было выбора. Но теперь я снова рассчитываю на тебя. У тебя есть всё, что нужно. Ты знаешь, что надо делать. Пора, Билли. Убей Чужого. Устрани из мира эту чудовищную угрозу. За всё, что мы сделали, за всё, что эта тварь сделала со всеми нами.

У меня была возможность погибнуть сотней разных способов. Но в итоге я стою здесь, на твоём корабле и допиваю твой виски. Знаешь, оказывается, это не так уж и плохо».

Запись закончилась с поворотом рычага, картонная перфокарта упокоилась на столе под гнётом аудиографа, чтобы ветер не унёс её в море. Последние слова, которые она заслужила. За свои ошибки, за выбор, сделанный тогда и сейчас, за путь, который сделал их когда-то врагами, а теперь горькой иронией снова сведя на одной тропе.

Чужой наверняка насмехался над ними, даже сейчас, зная, что за ним идут, что Дауд смог найти то единственное средство, благодаря которому капризный мальчишка появился на свет. И то единственное, что может окончить его дни.

– И никаких сомнений, что ты совершаешь ошибку, – до боли знакомый голос заставил горестно вздохнуть.

Не хотелось ему, чтобы она видела его в таком состоянии, смирившимся со своей участью и переложившем бремя ответственности на кого-то другого. Он привык, что всегда нуждались именно в нём, и так непривычно осознавать свою нужду в помощи. Она тоже долгие годы нуждалась в нём, и ему не хотелось запомниться таким.

– Томас нас всё-таки сдал, – горькая усмешка тронула тонкие губы.

Инна стояла у борта, лицо её напоминало сейчас фарфоровую маску, бледную и неживую. Напугана или разочарована ли она, ведь наверняка слышала всё, записанное теперь на перфокарте. Дауд даже порадовался про себя, смог оточить навыки, привитые ещё её воспитанием.

– Он просто не стал утаивать, – Инна старалась держаться бодро, чтобы не дать волю бурлящим внутри чувствам.

Хотелось одновременно встряхнуть его, закричать, потребовать одуматься, но за долгие совместные годы понимала – бесполезно. Он не послушает, не примет и не одумается. Он привык быть наставником и в своём упрямстве даже перед лицом смерти не станет признавать, что, возможно, неправ.

– Значит, вот твоё последнее дело – смерть Чужому. Ты серьёзно? – она отлепилась от борта и подошла ближе.

– Похоже, чтобы я шутил? – он хлебнул виски и раздосадовано крякнул, что остался лишь один глоток. Может и к лучшему, он не согласен умирать, пока не допьёт эту бутылку.

– Дауд, почему ты не хочешь видеть ничего иного?

– Потому что Чужой когда-то был человеком, а раз он любит играть и страдает от скуки, то от своей предыдущей сути у него осталось довольно много. Сомневаюсь, что ему не страшно за свою жизнь.

– Ты был уверен, что и от смерти одного человека ничего не поменяется, но только Джессамина Колдуин доказала обратное, разве нет?

Взгляд его застыл, даже спустя столько лет, ему нелегко давались признания в ошибке, изменившей его и не только его жизнь. Если бы не тот удар клинка стольный город не упал бы в объятия болезни, а стоящую перед ним молодую девушку, так обманчиво хрупкую и юною, не превратили бы в чудовище.

– Сколько веков он живёт? Сколько лет он травит жизни людей и ставит на нас клеймо? – он поднял почти онемевшую руку, под перчаткой которой таилась Метка.

Последние крохи силы утекали, связь с Бездной рушилась, она забирала его, медленно оттяпывала куски души.

– Но ты же знаешь, что в его загадках всегда есть двойное дно, – Инна подошла к нему вплотную. – Он не просто так ставит Метку, он не только делится силой, он пытается вам что-то сказать и ты приблизился к разгадке, но не захотел её решать. Неужели, после всего, что пришлось пережить, ты вновь возвращаешься к тому, что перерезать глотку куда сподручнее, чем искать ответы?

– Это теперь твоя загадка, я не смогу её решить.

Ему не хотелось с ней спорить или ссориться в оставшиеся минуть жизни. Он чувствовал это в слипающихся глазах, в дерущем кашлем горле и отраве Метки, разъедающей его кости.

– Билли моя лучшая ученица, – сказал вдруг он. – Но ты – важная часть моей жизни и я ни разу не пожалел, что сделал такой выбор.

– И, похоже, история вновь повторится. Но я готова ко всему.

– Она исполнит мою волю, а ты пойдёшь наперекор?

– Разве не ты учил думать своей головой? Билли тоже уже не девочка, надеюсь, она сможет понять.

– И вновь причиной конфликта стану я. По-дурацки всё складывается.

Рука у него задрожала, время истекало, он чувствовал, что едва держится на ногах, но не хотел показывать слабости. Он вдруг схватил её за шею и притянул к себе, поцеловал, глубоко, жадно, настойчиво, как делал это всегда. Инна не сопротивлялась, прижалась к нему, тоже остро чувствуя, что это – последние минуты его жизни. Не то время, какое следует наполнить скандалом и бесполезными попытками заверить в своей правоте.

Дауд оторвался от неё, заглянул в яркие зелёные глаза, слабо усмехнулся, отчаянно пытаясь унять боль в костях. Левой руки он уже почти не чувствовал, пальцы сковало теперь льдом и согнуть их не получалось.

– Никогда не думал, что умру даже в некотором подобии умиротворения, – он аккуратно, дабы не потревожить девушку отстранил её и взглянул на бурное море, бьющее в борта «Падшего Дома». На яркие звёзды, которые скоро поглотит свет солнца.

Инна улыбнулась, вглядываясь в небо, такое бесконечно далёкое и недосягаемое. А Дауд тем временем сделал последний глоток виски, аккуратно поставил на стол бутылку и сел в кресло, откинулся на спинку, всмотрелся в яркую россыпь звёзд. Они постепенно угасали, растворяясь во всё более ширящейся тьме, живой, холодной и вечно голодной до новых душ. И вот очередной выдох и больше ничего, лишь темнота вокруг.

– Дауд? Дауд! – Инна подскочила к креслу, разглядывая закрывшего глаза убийцу, на то, как тело обмякло, а голова безвольно упала набок.

Прощание, как и предсказал Чужой, состоялось, одновременно сделалось легче и тяжелее. Последняя черта пройдена, оставив после лишь воспоминания, какими бы они ни были. Да, год назад она окончательно примирилась с его смертью, но когда поняла, что он всё же жив, радовалась. Но проходить через это второй раз оказалось неимоверно скверно, особенно, зная, что это – не маскировка или побег. Смерть. Самая настоящая.

Ноги подкосились, и Инна упала на колени, слёзы лились из глаз, а внутри образовалась пустота. Ни гнева, ни боли, ни скорби, а голодное ничто, откусившее часть жизни.

Удар о дерево тяжёлых набоек сапог, дыхание загнанного зверя и потом несколько мгновений тишины. Несколько минут или мгновений палубу окутывали лишь звуки бьющих о борта волн и крики чаек.

– Он поплатится, – услышала она голос Билли и только тогда подняла на неё взгляд.

Она сильно изменилась с их последней встречи. Вместо правого глаза теперь был кусок неровного стекла, мерцающего красным, а правую руку до локтя заменял странный протез, где клубились обломки камня Бездны.

– Тебе тоже оставили подарок? – горько усмехнулась Инна. – И что теперь? Выполнишь его последнюю волю? Несмотря на все вопросы?

– Не лезь ко мне в душу, – голос Билли звенел от негодования. – Со своими вопросами я сама разберусь, а ты… Проваливай с моего корабля!

– Ты так и не смирилась с его выбором?

– Нет, я не смирилась с тем, что он потратил годы своей жизни именно на тебя! – горе застилало ей разум, и Инна предпочла не вступать с ней в спор. Они обе потеряли важного человека, того, кто сделал их, того, кто помог выжить и стать теми, кто они есть.

Какой бы банк она ни грабила, время не отмотать назад и теперь предстояло только исполнить задуманное. То, ради чего, он прятался столько времени, а потом пару месяцев страдал в плену, терпя унижение от тупоголовых фанатиков, желавших подловить его и набить морду.

– Убирайся с моего корабля, – с нажимом повторила Билли. – Только из уважения к нему и данному обещанию, я не вышвыриваю тебя отсюда.

Девушка поднялась на ноги, и двинулась прочь, остановилась рядом с трясущейся от злости Билли, произнесла:

– Когда ты будешь у цели, вспомни, что всегда есть выбор. И что все мы можем ошибаться.

Больше ничего не сказав, спрыгнула с борта и пошла прочь, даже сквозь волны услышав полный горечи крик Билли. Инна даже усмехнулась, сколько жизней и судеб сломал этот циничный и холодный человек, но навсегда остался в памяти и сердце.

Уже пройдя на заброшенную станцию рельсомобилей, почувствовала что-то не то. Обожгло ладони, и она увидела, как от ногтей расходятся волны рисунка, какой она однажды в озорстве своём вывела на спине Томаса.

– Нет, только не это! – вскричала она и бросилась прочь.

Больше она никого не потеряет, не сейчас!