Кандалы давно стёрли запястья, но это скорее напоминание о незавидной участи и желание ослабить пленника перед церемонией. В момент жертвоприношения он должен выглядеть соответственно – без синяков и воспалённых ран. Осталось два цикла Нарбонделлина прежде, чем ему пронзят сердце и Лолт выбрала для этого не кого-нибудь, а любимую женщину.
Кивейн ухмыльнулся, так одновременно нелепо и в некоторой степени счастливо закончится его жизнь. Непонятно только одно, зачем всё решили сделать в малом зале Арах-Тинилита? Почему не в Доме? Он – всего лишь бродяга, один из многих, попавшихся на зуб отпрыскам младшего Дома. Для чего ему вдруг такие почести? Хотя матроны монастыря и школы жриц вряд ли спрашивали у восьмилапой дряни о причинах. Она приказала – они организовали.
Одно плохо – охрана здесь лучше, потому встретиться и попрощаться им не удастся. Ему оставалось только дремать в подвешенном состоянии, чтобы хоть немного беречь силы. Скорее дань привычке, чем надежда что-либо изменить. Его товарищи по цеху точно спасать не будут, сам попался – сам виноват. Не он первый и не он последний, попавшийся из-за глупости. А чем ещё может быть поистине юношеская привязанность к молодой девочке?
В коридоре послышались шаги, едва различимые, охрана бряцнула доспехами. Кивейн даже почти услышал их прервавшееся дыхание. Они явно не ожидали посетителей в столь поздний час.
– Госпожа, Аурил, – поприветствовал прибывшую страж.
– Отпер дверь и пошли оба вон! – грубый и неприятный женский голос заставил Кивейна скривиться. Чего это старой ведьме нужно? Она сполна насладится зрелищем через пару дней.
– Пленник опасен.
Только спустя мгновение послышалась возня и щелчки замка в двери. Ну да, никому не стоит спорить с одной из матрон Арах-Тинилита. Дверь отворилась, и в камеру вплыла женщина в роскошном платье, украшенном черным жемчугом, диадема на голове с символом паука сверкала рубинами. Она взмахнула рукой, и неподалёку заплясали огоньки, отчего Кивейн зажмурился. Для обитателей тьмы даже такой слабый свет – нестерпимая боль. А уж для него, почти не видевшего никого проблеска за последние месяцы – подавно.
Аурил терпеливо ждала, пока глаза пленника привыкнут к освещению и тот посмотрит на неё. Эта матрона не зря пользовалась светом, она не так давно перешагнула свой семисотлетний рубеж, и многие жрицы храма с нетерпением ждали, когда же та сдохнет, чтобы занять её место. Но, к сожалению, она явно не торопилась предстать перед богиней лично, а последняя и не звала.
Помимо морщин, прорезавших некогда красивое лицо, на свету замечались и подслеповатые красные глаза. А свободный шлейф платья не мог скрыть её болезненную для эльфийки худобу.
– Скоро ты послужишь великой цели, – с ехидной улыбкой проговорила Аурил.
Кивейн закатил глаза. Вот чего-чего, а пафосных речей он точно не желал слушать. Их и так на церемонии будет достаточно.
– Но ты можешь послужить не только ей.
Не успел он удивиться перемене тона, как Аурил закрыл кокон теней, мгновенно схлынув водой с тела. И вот на её месте стоял высокий худощавый мужчина. Лица не разглядеть из-за маски, сверкали только серым светом глаза, на поясе короткий клинок, а накидка шевелилась сама собой, перетекая черными всполохами на плечах.
Странно видеть его здесь, но в Бреган Д'эрт находились дроу, втайне возносящие ему молитвы и даже делавшие подношения. Особенно сейчас, когда Великие Дома под одобрением Лолт понемногу вылезали на поверхность.
– Маск. Зачем пришёл? – пусть некоторые догматы Лорда Теней ему были близки, но Кивейн никогда не возносил ему молитв.
– С предложением, бродяга, – без ехидства и вообще каких-либо эмоций сказал он.
– Уж, не вытащить ли меня отсюда? – удивительно, как близость смерти пробивала на иронию и сарказм по отношению к себе.
– Злить Лолт больше необходимого я всё же не решусь, думаю, ты со мной согласишься. Нет, у меня предложение о твоём посмертии.
– Я не твой почитатель.
– Но и молитвы Паучьей Королеве ты не возносишь, не так ли? А сейчас ещё и всем сердцем отрицаешь её, особенно в свете того, кого назначили твоим палачом.
Кивейн опустил взгляд. Она не сможет отказаться, там будут многие ученицы, жрицы и Мать Дома. Если посмеет убежать, напасть на кого-либо или, не приведи боги, попробует освободить, сама же станет кормом для Лолт или её пауков.
– Что ты предлагаешь?
– На тебе моя печать, ты один из многих, кого я отметил.
– И Лолт позволила? – удивиться было чему, для такого Паучью Королеву должны крепко прижать. Что же такого Маск смог раскопать, раз Лолт вообще решила с ним говорить и даже пойти на какие-то уступки?
– Мы смогли найти компромисс, – в голосе бога послышалась издёвка. – Твоя душа отправится в её чертоги, но она не сможет получить всю силу, поскольку этому помешает печать. А ты же знаешь её характер, она сможет нашептать жрицам, что твой палач плохо молился и потребовать ещё одну.
– И что помешает Лолт потребовать другую, если я соглашусь?
– Признать перед подданными, что заключила сделку с каким-то мелким воришкой? – раздался приглушённый смешок. – Нет, на это она не пойдёт и сделает всё, чтобы матроны Арах-Тинилита убедились, будто жертва принята.
– Я так и не услышал условий, – Кивейна начала утомлять эта беседа, а особенно непонимание, с чего он вообще должен сковывать себя обязанностями посмертия с Маском.
– Кровавая жертва – не моё подношение, принять его я не могу и не имею права, но использовать его мощь и перековать твою душу в нечто иное вполне. Ты станешь моим посланником, соглядатаем при той, что вонзит нож тебе в сердце. Дитя Теней. Я, в свою очередь, буду делать всё, чтобы её побег оказался удачным. С твоей помощью, конечно.
– Довольно щедрое предложение.
Кивейн знал, что умрёт, боги не могут напрямую вмешиваться в жизнь смертных. Да, у Маска больше возможностей, всё-таки он – младший бог, и его игры намного слабее отражаются на жизни обитателей Фэйруна, только правила для всех одни. Но сделать его своим посланником, воплощением воли? С чего вдруг? Если печать на душе даст необходимые силы, то Маск вполне способен превратить его в другое существо. Этим он не только не нарушит своих догматов, но использует силу жертвы для выгоды себе.
– Надвигается буря, равной которой мы не видели со времени Чумы. И я хочу быть во всеоружии, ну и получить выгоду. Куда без этого?
– Почему… мы?
Он не просто так спросил. Ведь предлагая это, Маск не только сделает Кивейна отпрыском теней, но и приставит к одной эльфийке, чья судьба тоже висит на волоске.
– Потому что она связана с этой бурей. А мне нужен подле неё тот, кто будет очень ответственно подходить к своим обязанностям.
– Мне надо подумать.
Маск склонил голову, явно не ожидая подобного ответа, но всё же кивнул и снова обратился в матрону Аурил.
– Два цикла Нарбонделлина, – сварливо проговорил он голосом дроу. – После, ваша судьба будет незавидной.
Скрипучий смех разнёсся под сводами камеры, ушёл гулять зловещим эхом под потолком тюрьмы. Маск открыл дверь и пошёл прочь, легкой походкой уходя в темноту.
Щедрое и очень заманчивое предложение требовало согласия. Но игры богов всегда имели под собой несколько слоёв. Что на самом деле задумал Маск? Какие на этот раз решил плести схемы? И не пострадают ли все участники от этого. Сам бог, может, и выкрутится, но в прошлый раз хитроумный план лишил его половины сил. Что если и сейчас будет точно так же? К тому же, соглашаясь на его предложение, он становится проводником его воли и в случае чего, будет делать что-либо во благо покровителя, а никак не её…
Всего два дня до церемонии. Два дня, чтобы принять решение. И выбора больше никакого нет. Или умрёт он один, или умрут оба. А вторую смерть он допустить не мог. Впрочем, это не означало, что тут же станет звать Маска, подождёт. Пусть Кивейн безродный бродяга, но гордость у него есть.
Она расчесывала волосы, глядя в ростовое зеркало. Белые гладкие пряди на плечах давно не нуждались в укладке, но монотонное движение вводило в транс и не давало задуматься. О том, что предстоит, о том, что она загнана в ловушку, о жертвоприношении, которое надлежит совершить во имя Лолт.
Расчёска полетела в зеркало, не столько из желания не видеть собственное отражение, сколько из необходимости выплеснуть эмоции. Осколки посыпались к ногам дождём, молодая дроу упала на колени, силясь не заплакать и стараясь не порезаться. Слишком тонкие стены в Арах-Тинилите и её покоях. Если матроны или кто-нибудь другой услышит её плач, то самой не избежать наказания, а на звук разбитого стекла быстрее прибежит стража.
Она и показалась на пороге спустя пару мгновений, две женщины-воина ворвались в покои будущей жрицы, оглядели комнату профессиональным взглядом и быстро ушли. Наверняка, звать раба, чтобы убрал всё, пока она не совершила других опрометчивых поступков. Лолт чётко указала жрицам, кто должен быть жертвой, а кто палачом в назначенный час.
Девушка потянулась к крупному осколку, но не решалась его взять, ведь быстрее порежется сама.
– Только не говори, что покончишь с собой из-за бродяги, сестрица.
– Нарууд, – прошипела Иша, рывком поднимаясь с пола.
Старший брат стоял в дверях, будто так и надо. Короткие волосы были немного всклокочены, а красные глаза казались двумя темными колодцами в полумраке фиолетовых светильников.
Что он тут делал? Да одно её слово и жрицы с удовольствием накажут его за самоуправство. Он не имел права тут находиться! Как посмел вообще зайти в её комнату без дозволения в столь поздний час?! Тем более в стенах Арах-Тинилита! Неужели, победа над сестрой настолько вскружила ему голову, что не боится теперь вообще ничего? И, похоже, он проник в окно, на нём была маскировочная чёрная одежда со следами отводящих взгляд чар.
– Я и так всегда в тебе разочаровывался, но сейчас ты падёшь до уровня земляной каракатицы, – Нарууд прошёл в комнату, глянул на осколки зеркала, покривился и перевёл притворно-сочувствующий взгляд на сестру. Впрочем, как и всегда, быстро отвернулся, а девушка, будто вспомнив что-то, поспешила спрятать лицо за волосами.
Нет, дело не в наполнившихся влагой глазах, а в наследственных отметинах, преследующих её всю жизнь. Чешуя на лице, навсегда поставившей клеймо уродины. С каждым годом этих наростов становилось всё больше, и всё больше отвращения она видела в глазах других дроу. Для будущей жрицы очень важна внешность, Королева Пауков могла лишить благословения и за меньшее. А значит и милостей от неё просить следует усерднее.
– Успокойся, Иша, я-то давно привык к твоей ящеричьей ипостаси, – брат засмеялся, а потом резко поднял руки, когда в руке девушки загорелся пламенем шар.
– Ещё одно слово и от нас обоих тут только пепел останется, – зашипела она змеей так, что слова едва можно разобрать.
В свете пламени чешуя засияла золотом, покрывая лоб, скулы, очерчивая глаза и парочкой мелких вкраплений виднеясь на подбородке. Это очень контрастировало с её красными глазами, кожей оттенка темного льда и белыми волосами. И вместе с тем создавала удивительную гармонию.
– Лолт, конечно, разозлится, вот только твоего приятеля это не спасёт, – заметил Нарууд, опасливо косясь на пульсирующий шар в руке сестры.
Иша часто задышала, желая не испепелить брата, а выцарапать глаза в позорной истерике. Но всё же он был прав, и это бесило даже больше, чем издёвки. Взмах руки и шар погас, а бурлящая кровь успокоилась быстро. Уроки чародея не прошли даром, пусть они не доставляли никакого удовольствия, но хотя бы теперь её собственное наследие не представляло опасности, больше не вырываясь сквозь кожу потоками горящей крови.
– Мне даже интересно, кого Мать и матроны решили позлить? Тебя или других учениц?
Он кинул взгляд на вешалку. Там висело искрящееся платье из паучьего шёлка и, будто специально, чтобы продемонстрировать все драконьи отметины, матроны выбрали самое открытое из возможных церемониальных платьев. На тумбе лежали другие атрибуты: диадема с крупным рубином в центре, серьги-капли и браслеты-змеи.
Иша мечтала порезать облачение и разорвать на лоскуты. Если бы только это помогло, на полу давно бы только нитки валялись.
– Ты заплатишь, – Иша слегка успокоилась. – Это ты нас сдал, ты помог Матери его поймать. Я тебе этого не прощу никогда, потому советую научиться спать с открытыми глазами, братец.
Последнее слово она выплюнула почти ему в лицо, нисколько не смущаясь, что ниже Нарууда на полголовы.
– Кстати, Мать велела передать и приказала надеть его на церемонию.
Нарууд вытащил из кармана кольцо. Иша отшатнулась, ведь выкинула его, как только Кивейна схватили. Оно напоминало ей об их шальном романе, о том, как её слезы тронули сердце давно перешагнувшего порог юности эльфа. И самое главное – об ублюдке, пользовавшимся ей, потому что Мать запретила постигать тайны своей крови. Иша желала это кольцо и получила его, но стоило увидеть Кивейна связанного и избитого в Доме, тут же побежала к берегу Донеигартена и выбросила его.
– Как?.. – только и смогла выдавить Иша, ведь считала, что его проглотит какая-нибудь рыбина или вовсе чудовище со дна.
– Видимо, у Паучьей Королевы свои планы, – Нарууд положил кольцо на тумбу к другим церемониальным украшениям. – И помни, оно должна быть на тебе! Так пожелала Мать.
– Так повелела Лолт, – заученно и обречённо сказала девушка, обессилено сев на кровать.
– Умница, глядишь, и выйдет из тебя какой толк. Ну, я пошёл. Удачи на церемонии, надеюсь, богиня останется довольна.
Нарууд усмехнулся и покинул комнату. Иша сидела и глядела в одну точку, слёзы высохли, на смену пришло чувство обречённости. Паучья дрянь будет пристально за ней следить, раз вернула кольцо. Она подала знак, раз её дочь так хотела этот артефакт, то он будет у неё.
Вернуть дар и отнять чувства. Как это похоже на Лолт.
Из коридора вдруг донеслись крики и в комнату постучали. Иша что-то промычала, и внутрь, съежившись под взором стражницы, прошёл глубинный гном. Его вытащили из постели и, похоже, вставать он не хотел, поскольку на скуле наливался синяк, а на грубой робе виднелись несколько рваных дыр с пятнами крови.
Гном боялся издать лишний звук, в одной руке сжимал ведро, в другой метлу с совком. Он опустился на колени и стал торопливо собирать осколки. Они резали ему пальцы, но раб старался не шипеть и никого не провоцировать на порку или ещё какое наказание пострашнее. Звук разбивающегося стекла изрядно раздражал, и хотелось хотя бы пнуть гнома, но так он быстрее забьётся в угол от страха, станет причитать и молить о пощаде. Это разозлит больше и потому Иша терпеливо ждала, пока тот соберёт все крупные осколки, соберёт сор вперемешку с мелкими, и не уберётся восвояси.
Забравшись в кровать, зарылась в одеяло с головой, щелчком пальцев погасила светильники, но так и не могла провалиться в сон. Её взгляд то и дело скользил к кольцу, но оно просто лежало на тумбе и не подавало признаков жизни. Почему Мать решила передать его с Наруудом? Она бы точно не упустила возможность унизить строптивую дочь лишний раз. Хотя, возможно, брат выпросил в последний раз поиздеваться над сестрой. Ведь не каждый день мужчина-дроу может унизить женщину.
Следующий день она должна была провести в бдениях и молитве перед идолом Лолт. Её облик в молельне должен вызывать благоговение, но Иша чувствовала только тошноту и злобу. Паук с головой женщины… Что может быть отвратительнее, нежели столь чудовищная смесь? Её удивляло одно, почему за подобные мысли она до сих пор не убита? Эта сука не терпела подобного, желая от жриц покорности и готовности исполнить любой её каприз. Она видела её мысли, знала о каждом слове, но почему-то до сих пор не давала команды убить.
Подготовка к церемонии, стояние на коленях на холодном полу под треск сухих грибов и фиолетового пламени, вырывавшегося из жаровен, проявляли в голове совершенно иные мысли.
Как она отомстит брату? В голове мелькал один сценарий за другим: яд, нож, огонь, подстава, ловушка… Всё не то: пошло, избито и топорно.
Темная накидка закрывала всё тело. Смирение и покорность воле Лолт, ожидание радостной тяжести благословения на плечах в ответ на искреннюю молитву. Пауки ползали по полу и алтарю, в бледном фиолетовом свете казалось, что фигура богини шевелится, меняется в лице, подползает ближе, оставаясь при этом на месте.
С капюшона чёрной каплей спустился паук на паутине. Вот она – хватка Лолт. Тонкая, почти незаметная нить, столь хрупкая, что можно смахнуть рукой и не поморщиться. Но она вцепится в кожу и одежду, даже оставаясь мелкими обрывками, не исчезнет никуда, пока не очистишь себя. Увы, нити Паучьей Королевы куда прочнее и куда прилипчивее, чем её любимцев.
Молитва не складывалась, богиня молчала, ноги затекли, колени болели, а ползающие повсюду пауки щекотали лапками оголённые пальцы, но хоть не лезли в лицо. Это несказанно радовало, ведь эти твари страшно ядовиты.
– Ты смеешь думать о чём-то, кроме молитвы? – голос Матери прорезал тишину молельни. Казалось, даже огонь в жаровнях притух, отвечая на звук её голоса. – Встань, ты мне противна!
Иша не сразу смогла подняться на ноги. От долгого стояния на коленях тело затекло, и ей пришлось даже опереться о стену, чтобы не упасть. Темное одеяние, скрывающее всё её тело, символизировало смирение. Завтра на церемонии открытое платье должно демонстрировать стремление угодить богине и исполнить её волю.
Мать Феана, оглядела дочь, сдернула с её головы капюшон, открывая взору лицо, покрытое золотой чешуёй. Скривившись от уродства облика, покачала головой.
– Ты должна покориться её воле, встать на её путь. А вместо этого твои мысли снова непонятно где!
– Я пытаюсь…
Удар по щеке, сильный и истеричный. Иша знала, что своим поведением ставит их Дом на край пропасти. Каждое мгновение строптивости дочери – угроза потерять расположение капризной богини. Пока что Паучья Королева не спешила оставлять их семью без благословения, но всё может перевернуться в любой момент.
Ей удалось не зашипеть от боли, когда чешуйки выгнулись против роста, а одна так задралась, что, похоже, вылетела. Мать Феана дернула рукой, похоже, на её руке теперь будут красоваться глубокие царапины. Вскоре по щеке Иши медленно потекла кровь, она противно закапала на ворот хламиды и пропитала его. Одной чешуйки она всё-таки лишилась. Если бы кто-то знал, как на самом деле это больно.
– Пытаешься? Ты жива только её волей, только её волей до сих пор не отправлена сама в казематы Арах-Тинилита, – в который раз вспоминала Мать. Иша сжала кулаки из последних сил гася позывы прикоснуться к её лицу и превратить его в один сплошной ожог. – Будущая жрица, запятнавшая себя связью с каким-то бродягой! Да ты должна быть счастлива, что она до сих пор не отвернулась от тебя!
Иша молчала, любое слово – повод для нового оскорбления или пощёчины.
– Ты должна стать паучихой! Только власть достойна терпения и проявлений слабости: унижения, улыбок и позволения обращаться с тобой неподобающе. И только она способна тебе её дать.
– Власть? – не выдержала Иша. – О какой власти вы все говорите? Единственное, что она может дать – это страх лишиться её благословенного взгляда.
У Феаны округлились глаза, нести подобную ересь перед изображением богини!..
– Каждое мгновение нашей жизни – это не ожидания её милости, а ужас его лишиться. И это власть?!
Мать взмахнула уже другой рукой, только на этот раз Иша сама вскинула запястье, и среди треска сгорающих грибов раздался треск молнии. Всполохи танцевали между пальцев, выгибались разрядами, предупреждая – одно движение и те вопьются в тело тысячами игл. Мать Феана осмотрелась и увидела, как копошащиеся неподалёку пауки отступили и их бег замедлился. Они будто оценивали двух женщин, а ощущение тяжелого взгляда богини прижимал к земле, заставляя упасть на колени и молить о пощаде.
Мать Дома Кло'риней не понимала одного – почему это ощущение возникло у неё, а не у строптивой дочери? Красные глаза Иши пылали гневом и та вовсе не чувствовала себя виноватой за еретические слова, наоборот, она готова была драться за свои убеждения.
Феана, несмотря на страх всё же лишиться милости богини, впервые смотрела на дочь с уважением. Она уже знала, чего ей стоило обучение, сколько ей пришлось вытерпеть лишь ради того, чтобы её не сожгла изнутри собственная кровь.
– Ты выдержала одно испытание, а вот второе нет. Запомни, власть – это лишиться чего-то малого, чтобы приобрести несоизмеримо больше. И Её воля ясна, ты станешь жрицей! – голос Матери отразился от стен, став тяжелее, капля магии, слабый эффект обворожения, но дочь скинула с себя наваждение, как стряхивают лишнюю влагу звери.
– Я никогда не буду бить ей поклоны, никогда она не услышит от меня искренних молитв.
– Показывай характер завтра,– издевательски сказала Феана. – Ты ведь знаешь, если богиня не примет жертву, то следом на алтарь отправишься ты. Советую быть благодарной за свою жизнь, ибо только нашей Королеве ты обязана своим существованием.
Мать издевательски засмеялась и покинула молельню, Иша погасила заклятие и в очередной раз задалась вопросом: что она имела в виду? В который раз слыша, что своей жизнью обязана именно Лолт, только её волей она вообще существует, но никто не желал давать ответов. А возможно их, кроме богини никто и не знает. Но для себя Иша давно решила, пусть это останется неразгаданным, чем обратить своё сердце и душу к этой дряни. Это слишком большая цена за ответ на вопрос.
Завтра всё решится. Она знала, что Лолт не станет её благословлять, ведь за один день себя не переделаешь. Но ведь Паучья Королева не зря носит имя богини хаоса. С неё станется принять жертву только для того, чтобы преподать урок другим.
– Хочешь, чтобы я стала паучихой, – прошипела вслед уже скрывшейся Матери Иша. – Так я ей стану, раз такова воля Лолт.
Обернувшись на идол и скривившись от его вида, покинула молельню, не заметив, как ползающие по нему пауки обнажили улыбку Паучьей Королевы. Блестящая в свете фиолетового огня потерянная чешуйка мерцала золотом, пауки направились к добыче, но тут из темноты выступила фигура.
В плаще из живых теней Маск наклонился и щелчком пальцев отправил чешуйку вверх. Она сверкнула в последний раз, чтобы скрыться в другой руке. На этот раз роящиеся на идоле пауки показали жуткий оскал, на это Лорд Теней лишь изящно поклонился и, завернувшись в плащ, исчез.