Плотный плащ-пивафри пересекался складками на шее. Капюшон почти доставал до подбородка, мешая обзору, но скрывая отметины на лице. Маскировочная плотная куртка, брюки и мягкие сапоги делали её фигуру обезличенной. Пока кто-то не отдёрнет капюшон и не увидит чешую или не подойдёт совсем близко, чтобы различить грудь, не поймёт, мужчина сейчас вышагивает по площади или женщина.
Вечерело, тепло Нарбонделлина опускалось вниз, отмеряя угасающий день всё ближе к полуночи. Странно в Мензоберранзане мыслить понятиями полдень или полночь. Почти никто не видел этих наземных явлений вживую. А Иша видела с помощью того, кого завтра должна убить. Слезы снова появились на глазах, горе сжало сердце тисками тоски. Она подошла к небольшому домику-лавке, чтобы перевести дух и постараться успокоиться. Нельзя плакать, это – непозволительная слабость, тем более на оживлённой улице. Она тут же станет объектом пристального внимания прибывших торговать двергаров и дроу.
Впрочем, они и так на неё поглядывали, но пока не подходили, а потом вдруг вообще потеряли к ней интерес. Гостеприимная темнота укутала холодом, заставила жар боли затеряться среди темноты, даже услышать её шёпот сквозь гомон толпы, скрежета колёс и воя глубинных ротэ.
Отдышавшись и с трудом успокоившись, подняла взгляд и увидела вывеску. Она слабо светилась в кромешной темноте пещеры очертаниями пузатой склянки. Лавка алхимика. Холод теней отступил, но остудил воспалённый разум, ведь, похоже, именно это она и искала. Только любопытные взгляды не давали просто зайти внутрь.
Иша прошла чуть дальше мимо палатки, роняя выставленную корзину с нарезанными грибами. Едва заметное движение руки, взмах плаща и вот бранящийся двергар её уже потерял, вынужденный извиняться перед другими дроу за свою неуклюжесть. Все знали, насколько нетерпимыми могут быть тёмные эльфы, убить на глазах у всех не посмеют, сами станут жертвами скорого правосудия. А вот сделать так, что бы торговец пожалел о своей оплошности – вполне.
Иша проскользнула чуть дальше, смело шагнула во тьму между зданиями и на ходу приложила руку к лицу.
– Abatis mutandis, – несложное заклятие маскировки, всполох света и вот с другой стороны лавки уже вышел мужчина-дроу, без признаков драконьей крови на лице.
Оставалось только не натолкнуться на любопытного мага по дороге к алхимику или у него на приёме. Она использовала внешность Энвера – среднего брата, он любил влипать в истории, неоправданно рисковать и жить так, будто завтра никогда не наступит, и пока ему удавалось выскальзывать из щекотливых ситуаций живым…
По счастью в темноте никто не напал или же она не наткнулась на притаившегося шпиона или убийцу. Это был бы самый глупый конец из возможных. Зайдя в тот самый магазин, порадовалась – за прилавком стоял двергар и настолько увлечённо отчитывал малолетнего помощника, что не заметил посетителя. Почему малолетнего? Судя по отсутствию бороды, тот являлся подростком, возможно, даже родственником хозяина. Неважно, какой цвет кожи был у дворфа, они держались за кровную связь достаточно сильно, чтобы не допускать до дел посторонних.
– Идиот недоразвитый! – кричал алхимик, пропустив мимо ушей скрип двери.
Белая борода сияла свежими подпалинами, на фартуке и рубашке виднелись потёки зелья, а на алхимическом столе и приборах не мешало бы вытереть странные коричневые пятна.
– Прости, я передержал…
– Это папаша твой передержал, когда тебя делал, блядская твоя душа, – Иша даже передумала его отвлекать, аккуратно прикрыла дверь и прислонилась к стене. – Вот, подойди.
Двергар перехватил своей лапищей помощника поперёк шеи и чуть ли не ткнул носом во что-то.
– Вот что это?
Помощник что-то пискнул так, что даже Иша не разобрала.
– Ещё раз!
– Песочные часы.
– Охуеть, хоть что-то в этом чане с говном вместо мозгов есть! Вот сколько оно отмеряет?
– Две минуты.
– Ба! Да ты умнеешь на глазах, хуново отродье. А теперь ответь, что сложного кипятить раствор ровно столько, сколько будет сыпаться песок в часах и не мгновением больше?
– Но я, правда, видел, как качнулась тень, думал, кто-то пришёл в лавку, отвлёкся, чтобы осмотреться, но никого не было.
– Да хватит мне заливать это дерьмо в уши! Будь мужиком и признай, что проебался, и всё. Я тебе ещё вчерашний косяк с разбитыми ядами не простил, а ты уже другую хуйню порешь.
– Но тот ящик, правда, был тяжелым.
– Да знаю я, что ты ничего тяжелее собственного хера в руках не держал. И твоё счастье, что я заготовил ядов с запасом. Знаешь, что бывает с теми, кто подводит дроу с их заказами?
Помощник снова что-то пропищал, и алхимик отпустил его шею.
– Сука, я на тебя два года убил, и мы вернулись к тому, с чего начали. К звонкому вою головы, отсутствию рук на положенном месте и языку в жопе.
– Дядя… – помощник боковым зрением заметил стоящего возле двери дроу и стал указывать на него пальцем, поскольку от страха ничего не мог вымолвить.
– Куда ты там пальцем тычешь? Лучше в носу им ковыряй, надеюсь, хоть это у тебя получается. Вернусь к сестре, ой… – алхимик наконец-то повернулся и заметил посетителя. Мигом суровость слетела с его лица, поскольку темный эльф мог, и разозлиться долгим ожидаем. – Прошу прощения, господин. Нынче не найти нормального помощника, редкие отвары мне испортил.
– Да ничего, я даже заслушался, – хорошо заклятие маскировки изменяло и голос. Главное только не забыть, что сейчас Иша выглядит, как мужчина и не проколоться по глупости.
– Д-добро пож…
– Съебал отсюда.
Молодой двергар скрылся в задней комнате быстро, решив не злить разъярённого дядю ещё больше. Похоже, сегодня это не последняя его взбучка.
– Чего изволите, господин? У меня широкий ассортимент, есть даже зелья с поверхности.
Удивительно, как матерящийся на чём свет стоит двергар тут же стал милым и приветливым продавцом. Но, хочешь выжить в Мезоберранзане и успешно торговать, готовься лебезить перед дроу. Они крайне обидчивы и скоры на расправу.
– А насколько он на самом деле широк? Можешь ли приготовить что-то на заказ?
– Любой каприз за ваши деньги, господин. Мази, отвары, эликсиры…
– Яды, – холодный взгляд, гвоздящий к земле. Толика угрозы, толика намёка.
Двергар растянул губы в улыбке, будто только этого и ждал.
– Я почему-то знал, что день выдастся богатым на события. Не все, правда, положительные, – он кинул взгляд на изгвазданное оборудование. – И что же интересует конкретно? Постепенное угасание? Накапливающийся эффект? Мгновенная кончина?
– Паралич конечностей, – эта мысль сама собой пришла в голову. Плана в голове ещё не сложилось, но отчего-то Иша знала, что именно такой яд ей и нужен.
– Неплохой выбор, но половину хочу получить сразу.
– Когда угаснет Нарбонделлин, – сразу поставила условия Иша.
– Хорошо, – немного помявшись согласился алхимик. – А теперь поговорим о цене.
– С радостью.
Торговались они довольно долго, Ише даже начало это нравится. Хорошо маскирующие чары были настолько просты, что могли держаться до тех пор, пока или сам заклинатель, или другой маг их не снимет. Ей снова несказанно повезло, в лавку больше никто не заходил, чтобы разглядеть морок. Удовлетворённая окончанием дня, она направилась обратно в Арах-Тинилит.
Уже у ворот вспомнила, что до сих пор в облике мужчины, спряталась между скал и проговорила обратное заклинание. Она знала, где находился один из тайников Бреган Д'эрт, Кивейн как-то показал, но предупредил, чтобы воспользовалась им только в крайнем случае, если не будет иного выхода. И вот сейчас у неё действительно нет выхода, казна Дома Кло'риней слишком мала, чтобы разбрасываться лишней монетой.
Чудовищный риск напороться потом на сборщиков долгов, но, если хочешь свершить задуманное, придётся рисковать, иначе из сплетённых сетей не вырваться никогда. Она будет бороться и либо умрёт, либо порвёт липкие нити капризной богини. Свет Нарбонделлина угасал, надо заплатить алхимику и вернуться в храм, пока её не хватились.
Серебристое платье шуршало шлейфом за спиной. Холод стен коридоров придавливал к полу, но оступиться нельзя, даже повернуть взгляд, лишь бы никто не заметил истинных чувств. Каждый шаг давался с трудом, кожу кусало холодом, но, чем ближе к залу, тем сильнее ощущалось тепло.
Платье на тонких бретельках и длинным вырезом на спине не скрывал рисунки чешуи на плечах с ключицами и две их полосы вдоль позвоночника, будто там хотели вырасти крылья, но так и остались швами. В малом зале могло уместиться лишь два десятка дроу, чтобы не толкаться и дать исполнительнице церемонии пройти к алтарю.
Кивейн уже лежал на холодном камне полураздетый, не шевелился, глядел в потолок, ожидая участи. Сердце рвалось из груди, ноги становились тяжелее, но она шла, не сбиваясь с шага и глядя на первую в жизни жертву во имя Лолт. Её идол – много больше, чем в молельне – взирал на неё каменными глазами, а вечно искривлённые в улыбке губы выглядели жестокой насмешкой.
Иша скользнула взглядом по матронам, ученицам и жрицам, которым надлежало присутствовать на церемонии, и заметила Мать. Та стояла во втором ряду и самодовольно глядела на дочь. Снова вернувшись взглядом к алтарю, почувствовала, как нагрелось кольцо. Идя сюда, Иша повторяла про себя, что это – всего лишь этап, его просто надо перешагнуть, собраться с силами, сделать это и идти дальше. Но тяжелее стало, когда она подошла к алтарю вплотную, и Кивейн посмотрел на неё, легко, но обречённо улыбнулся.
Обсидианового цвета глаза - большая редкость для дроу, но в них она не заметила осуждения или злобы. Он давно смирился, даже вроде радовался происходящему. Может, месяцы пыток подточили рассудок, и теперь он воспринимал всё, как шутку мироздания.
Все замерли в ожидании, время уходило, надо начинать молиться, пока кто-нибудь не выпалил слова о ереси. Жаровни чадили фиолетовым пламенем, трещали подобно наземным деревьям. Иша прикрыла глаза, вдохнула и отвела взгляд от Кивейна, посмотрела на идол Лолт.
Молитва сорвалась с уст неожиданно легко, мелодичным звоном отражаясь от стен зала, заученный текст лился из неё, будто не по своей воле. Иша вообще слабо понимала, что говорит, будто делала это не она и видела всё со стороны. Только вместо благоговения ощущала жгучую ненависть внутри, желание покарать всех, кто привёл обоих к алтарю. Жертву и её палача. Ей хотелось выжечь глаза каждой присутствующей матроне, жрице и ученице, утопить всё в их крови. А когда её сердце насытится, посмотреть в глаза ухмыляющемуся идолу и спросить: достаточно ли этого для неё?
Казалось, время замерло, в ответ на слова Иши хором последовали и другие, жрицы вторили, просили Лолт принять подношение, но каменный идол молчал. Отследить в какой момент рядом появилась ученица с подносом, где лежал ритуальный нож не получилось. Ужасное оружие в форме паука, восемь лап которого – лезвия. Жертву следовало принести на последних словах молитвы, ни раньше, ни позже, иначе капризная дрянь не примет её.
Нельзя прерваться, нельзя хотя бы запнуться, иначе она сама ляжет здесь и всё будет напрасно, и злодеи уйдут неотомщёнными. Слова всё звучали, драли пересохшее горло, восхваляли Паучью Королеву.
Холод металла и его тяжесть в руке. Просто поднять его и с силой опустить, просто поднять и опустить, механическое действие, как потянуть рычаг на подъёмнике. Что может быть проще? Беглый взгляд на Кивейна, обречённая улыбка и какие-то слова, сорвавшееся с его губ за мгновение до смерти.
Рука не дрогнула, лезвия вонзились в сердце, рваный выдох, последний в его жизни и безвольно упавшая на бок голова. Всё застыло, замерло, и только кровь засочилась из раны, будто вода из прогнившего бурдюка.
Долгое мгновение безвременья, когда умерли все звуки, замолчало пламя в жаровнях, идол продолжал бесстрастно пялиться на Ишу. А она из последних сил заставляла себя не задрожать, не показать эмоций, сохранить на лице удовлетворённую улыбку.
– Подношение принято, – голос матроны Аурил разбил немоту залы, вновь послышался треск огня и шелест платьев прислужниц Лолт. – Ты молодец, теперь мы знаем, что дочь Дома Кло'риней больше ничто не собьёт с пути.
Старая карга стояла близко, до ужаса близко. Шепот короткого заклинания, паралич молний и быстрый поворот головы до хруста костей. Насколько приятная картина представала перед глазами, но её вдруг разбило насмешливое цыкание отозвавшееся в голове эхом, будто мать с одной стороны одобряла порыв, но велела подождать.
– Ты готова продолжить обучение, – матрона взглянула уже на мёртвое тело и свела брови на мгновение.
Иша тоже бросила взгляд, и ей показалось, что чёрные глаза Кивейна вдруг сверкнули золотом. Но это скорее обман зрения, желанное спасение, надежда на чудо, которое так и не произошло.
Госпожа Аурил, несмотря на возраст, легко взмахнула ладонью, говоря, что церемония окончена, глянула на Ишу. Одним богам известно, чего ей стоило убедительно изобразить удовольствие на лице. И только после этого матрона забрала нож, велела уйти и готовиться к новым занятиям.
Жрицей Иша не стала, до этого высокого звания ещё лет двадцать, но первый и довольно решительный шаг к этому сделан. Теперь ей придётся спать вполглаза. Злость и зависть других послушниц обратит это благословение против неё, станет клеймом в глазах других. Они все начнут спрашивать, почему столь уродливой гадине досталась милость богини, а им пока приходится довольствовать объедками со стола наставниц?
Хлопнула дверь комнаты, и тогда всё навалилось разом. Она даже не поняла, как смогла произнести заклятие немоты и кинуться под его купол, чтобы закричать. Тишина в ответ, немой крик, только саднящее горло и напряжённые до предела связки говорили о том, что она действительно кричит. На этот раз слёзы пошли из глаз, и остановить их не получалось, плечи сотрясало рыданиями и неслышными воплями. Если бы не заклинание, её бы услышали и тут же прибежали. И только паучьей гадине, чей смех слышался на границе сознания, было весело, он переливчатым звоном отдавался в ушах.
Иша вскочила с места, подобрала юбку, стала в остервенении открывать ящики прикроватного столика и нашла там кинжал. Простой прямой клинок, предназначенный больше для самообороны, сейчас выскальзывал из вспотевших ладоней.
Какие-то время Иша смотрела на лезвие, села на кровать и ударила. Оно прошило ткань легко, потом под покровом заклятия разрезало серебристый подол. Дроу оставляла уродливые зигзаги на платье, распарывала его грубо, обрывала, выпуская нитки шёлка, потом отбросила кинжал и стала руками разрывать уже надрезанную ткань.
И когда очередной шов или прореха расходилась под напором пальцев, представляла, как разрывает горло матери и старшему брату, медленно сползая на холодный пол. И вот больно ударившись коленями, пришла в себя. Платье оказалось безнадёжно испорчено, выдернутые лоскуты валялись на полу, а изуродованную юбку восстановить невозможно. Пот стекал по лбу, диадема давила холодом, Иша сорвала её и отбросила в темноту, так и не услышав звона.
Браслеты-змеи она снимала в фактически бессознательном состоянии, лишь бы не ощущать их веса на руках, но вот кольцо… Стащить его с пальца она не смогла, это был символ возвращения на тропу, которой Иша так хотела избежать. Но питомец Лолт не шевелился, не сдавливал, когда она зажала его пальцами и повертела на фаланге.
– Это ещё не конец, паучья тварь. Ты ведь это и так знаешь.
Будто в ответ брюшко полыхнуло красным, металлические лапы шевельнулись, но ни боли, ни ощущения яда не последовало. Лолт пока ждала, засела в засаде, наблюдала, смеялась и предвкушала.
– И я тебя не разочарую, – с этими словами Иша стащила с себя ошмётки платья, закинула их в дальний угол и погасила заклятие.
Только забравшись в кровать, поняла, насколько её выжала эта церемония, отняла сил и опустошила. Теперь внутри зияла пустота, она сама выдернула оттуда нечто важное и всё, чтобы выжить. Не стать счастливой, не осуществить мечту, а просто, чтобы дышать, говорить и двигаться. Не жить, существовать, выживать под покровом паутины капризной богини день за днём.
Чего бы ни желала от неё Лолт, она этого не добьётся, раз та решила принять жертву, то готова к дальнейшему. Она ведь всё знает, её черные паучьи глаза следят за каждым дроу в Мензоберранзане. Что ж, пусть смотрит спектакль, в котором суждено или погибнуть, или порвать липкие нити.
Уже уснув, она не увидела, как из темноты соткалась фигура, взмахом руки она отправила ошмётки платья в тени, чтобы никакая зашедшая жрица не увидела, что Иша сотворила с ним. Диадема по воле темноты оказалась аккуратно уложена на тумбе. Когтистыми пальцами тень потянулась к спящей дроу, но отдёрнула руку, растворилась, оставляя после себя потусторонний холод.