Конечно, о найдённой в Доме Исцеления лютне всё забыли, точнее, отставили в сторону. Сейчас требовалось позаботиться о раненых и убитых. Ише казалось, Джахейру вообще ничего не может выбить из колеи, её взгляд оставался всё таким же суровым, команды громкими, голос ни разу не задрожал и не сорвался. Если это игра, то она великолепно справлялась со своей ролью, чему Иша могла только завидовать.

В подвале оказалось алхимическая лаборатория, куда тут же спустились Гейл и Иша, чтобы помогать готовить зелья. Арфисты подготовились к вылазке, лечебных трав, да собранных в окрестностях ядовитых растений тут хватало.

Изобель и Шэдоухарт помогали тяжел раненым, а так же тем, у кого начиналась лихорадка от попадания яда в кровь. Да они держались друг от друга подальше, и селунитка не сводила глаз с шаритки, но работали они до седьмого пота и опускающихся рук. Джахейра и Хальсин тоже не отставали, молитвы богам разносились под сводами трактира и хлева.

В кромешной темноте тяжело различать, сколько всего заняло это занятие, но точно несколько часов. Нападение застало врасплох, пусть арфисты потеряли всего двоих, но их не столь много, каждый клинок был на счету.

Соседнее здание, где Карлах когда-то и встретила Даммона, имело второй этаж. Там арфисты собрали все запасы, но ещё оставалось место для раненых. Тифлинги, благоразумно просидевшие взаперти и не пострадавшие, теперь помогали перевязывать тех, кто мог оставаться в строю.

– Ужасно, – покачал головой Даммон, стоя у горящего горна. – Я думал, после нападения гоблинов и абсолютистов меня уже ничего не напугает, но лучше не гневить богов.

– Даммон, я нашла кусок адского железа, – едва не прыгая на месте проговорила Карлах.

Иша в тот момент вышла подышать свежим воздухом, хотя бы под куполом Селунэ он не казался таким тяжелым, потому слышала их разговор.

– Давай же, приведи меня в порядок, – она достала из кармана небольшой кусок металла с красными прожилками.

– Ладно, подожди немного, хорошо?

Звон стали, разлетающиеся искры, снова звон и так по кругу. Карлах в нетерпении переминалась с ноги на ногу, заглядывала тифлингу через плечо, но благоразумно не приближалась к кузнецу вплотную и не надоедала вопросами. Хотя стояния над душой уже хватало, но Даммон не прогонял её, понимая, как та хочет наконец-то без опаски коснуться хоть кого-то. А та в нетерпении кусала губы, ногти, оправляла волосы, даже начала пританцовывать, ожидая, когда же пластине придадут подходящую форму. Здесь кузница была лучше, чем в лагере Кулаков, потому работа спорилась.

Вскоре звон стали прекратился и Даммон протянул немного выгнутую пластину. Снова жуткое зрелище, как тифлина отрывала кусок плоти, чтобы вставить малюсенькую секцию адского железа в движитель. Негромкий щелчок, несколько секунд молчания. Всполохи огня по-прежнему танцевали на её пальцах, волосах и теле, огонь не погас, всё так же оставаясь неизменным спутником Карлах.

– Ну как? Получилось? – с надеждой спросила она, видимо, не понимая, что должна чувствовать или вообще не ощущая никаких изменений.

– Ну, есть ведь только один способ это проверить, – Даммон протянул ей руку.

В пламенных глазах Карлах взрывалось желание дотронуться пополам с испугом. А вдруг не получилось? А вдруг движитель просто в очередной раз стабилизировали на время? Вдруг вообще ничто не поможет ей снова хоть кого-то коснуться.

И всё-таки, поборов испуг и подступающую панику, Карлах подняла руку и протянула её к Даммону. Пальцы дрожали, теперь в глазах тифлины стояли слёзы ужаса и надежды. Наконец она дотронулась до его руки кончиками когтей. И ничего не произошло, пламя не объяло Даммона, не обожгло ему руку, и Карлах коснулась смелее, теперь уже проведя подушечками пальцев по его ладони, а потом и сжимая руку.

– Боги! – с чувством и заметной дрожью выдала та. – Как же долго я этого ждала! Спасибо! Спасибо тебе!

Она кинулась на него, обнимая. Так странно было глядеть на них, тифлина была мощнее собрата раза в полтора, да выше на полголовы. Он крякнул от её объятий, но всё же ответил на жест. Они простояли так около минуты, Карлах плакала, привыкая к старым-новым ощущениям. Спустя десять лет она наконец-то может просто кого-то коснуться и сам факт этого заставлял её кричать от счастья и задыхаться от слёз.

– Спасибо, – ещё раз выдохнула она, когда смогла немного успокоиться. – А теперь прости, пойду, опробую на остальных.

– Подожди, Карлах, мне надо… – но она его уже не слушала, побежала к трактиру.

Даммон вздохнул и решил отложить разговор. Иша благоразумно спряталась за ящики, опасаясь, что Карлах её просто раздавит, если увидит. Не повезло Гейлу, он показался на пороге трактира, в расстёгнутой мантии, всклокоченный и уставший, а потому потерявший бдительность.

– Гейл! – воскликнула тифлина, тут же схватив его поперёк груди и приподняв над землёй.

Судя по тому, как резко покраснело у волшебника лицо и едва не вылетели глаза, сдавила она его неслабо, вот только Карлах этого не замечала.

– Я теперь могу прикасаться к людям!

– Я рад за тебя, – голос прозвучал очень хрипло и бедный Гейл забился в её руках, как рыбка в сетях, и только тогда Карлах поняла, что что-то не так.

– Ой, прости, я не рассчитала сил.

– Ничего, – Гейл глубоко вдохнул, когда она поставила его на место. – Знаешь, а ведь смертельные объятия тоже хорошее оружие.

– Ха, смеешься! Вот с кем я точно не буду обниматься – это с врагами.

– А ты попробуй, ребра ты точно сможешь переломать. Если не возражаешь, я отойду ненадолго, а ты, раз снова можешь касаться людей, помоги нам с ранеными.

– Конечно, в чём вопрос. Устала уже чувствовать себя ненужной.

Гейл ушёл в сторону, видимо, собираясь немного подровнять себе бороду, которая за время путешествия сильно отросла, ещё немного и он станет похожим на Эльминстера. Во всяком случае, на это намекали извлечённые из кармана мантии зеркальце и ножницы.

Иша обошла трактир и спустилась к старому причалу. Здесь была не только гостиница, но ещё и большой перевалочный пункт, об этом говорило множество тюков и ящиков с давно сгнившими продуктами и поеденными тлением тканями. Ополоснув лицо и волосы, сняла сапоги и опустила ноги в холодную воду. Хотелось, конечно, нырнуть и вообще смыть с себя грязь и пот последних дней, но в любой момент её могли позвать или же произойти очередное нападение. Не следовало спускать это со счетов, ведь об этом свидетельствовали воспоминания Маркуса.

Когда Изобель успокоилась и покинула стены комнаты, Иша пробралась туда, ведь паразит в голове Маркуса мог помочь увидеть, что ещё сказал Кетерик Торм. Личинка не торопилась сбегать, затаилась в мозгу предателя и не подавала признаков жизни, пока рядом не оказалась дроу. Поглощённые воспоминания увидели в тот момент все товарищи, как и в прошлые разы.

Маркус стоял на коленях перед Тормом, его била дрожь от благоговения и оказанной чести. От генерала исходила огромная сила, энергия смерти заполняла всё пространство вокруг, топило в ощущении холодных пальцев жнеца и растекалось зловонным запахом гнилой плоти. Он приказал доставить в Лунные Башни Изобель, живой и невредимой. Причём повторил это дважды, подчёркивая важность жизни селунитки.

Маркус попытался спросить, зачем ему это, не проще ли устранить защищающую арфистов жрицу. Ведь тогда проблема с Джахейрой и её прихвостнями решится сама собой. Торм неожиданно развернулся, и следующим ощущением было удушье от сдавленных ребёр и выбитого воздуха. Иша в тот момент не могла глотнуть воздуха, как и предателю пришлось какое-то время заново учиться дышать. Приказ был повторен не терпящим возражения тоном и Маркус решил, что инициатива более чем наказуема, и перечить не стал.

Зачем ему нужна Изобель? Она держит купол Селунэ над этим местом, и убить её гораздо проще и выгоднее, чем брать в плен. Он хотел её заразить? Какой смысл? Лунная Дева тут же перестанет ей покровительствовать, и результат будет тот же – купол падёт и всёх в трактире сожрут тени. К чему такие сложности?

– Значит, наша неприкасаемая Карлах снова стала прикасаемой? – Астарион показался рядом.

– Да, она будет рада и тебя сжать в объятиях, – подшутила Иша, вставая с пирса и надевая сапоги.

– Нет, на такой подвиг я не отважусь.

– Почему?

– Максимум, чем я бы ограничился – дружеским рукопожатием, но она всё ещё способна переломить меня пополам, потому лучше воздержусь.

– Не знала, что ты можешь быть так ты груб, милый, – засмеялась Иша. – Не хочешь сделать девушке приятно, а ведь даже рукопожатию она была бы рада.

Вампир вдруг резко сник, отвёл взгляд, сжал кулаки и нахмурился, будто от боли.

– Ладно, пойду отдыхать, – решив, что дальше разговор всё равно не склеится, подумала, что ему надо побыть одному.

Вот только когда она проходила мимо, Астарион поймал её за локоть, придерживая. Взгляд снова заметался, пальцы на её локте то сжимались, то разжимались, будто сами собой. Прошло секунд пятнадцать прежде, чем он смог сказать:

– Слушай, нам… Нам надо поговорить.

– Хорошо, говори.

– Не здесь, тут нас могут услышать, пойдём на крышу.

– Она же проломиться может.

– Не волнуйся, я тебе упасть не позволю.

Он сказал это без прежнего шутовского бахвальства, но он боялся посмотреть на неё, опасался реакции и поспешил уйти. Иша видела, что привычный образ трескался, осыпался, и Астариона это, похоже, жутко пугало. Дроу и сама боялась, осознавая, что его внимание ей приятно, и не так, как было раньше.

«Последний Свет» засыпал, уставшие и вымотанные арфисты всё-таки выставили ночную стражу, хоть те и валились с ног. Кетерику бы организовать ещё одно нападение, но почему-то он не решался. Видимо, не хотел лишиться ещё одного Верного или же думал, что теперь Изобель будут охранять сильнее.

Астариона Иша нашла на плоской части крыши над самым залом. Он сидел на досках и смотрел вверх, будто пытался различить не видные здесь звёзды. Дроу села рядом, постаралась расслабиться, хотя вампир был до ужаса напряжен. Таким она его никогда не видела.

– Ты хотел поговорить.

– Да, просто… Не знаю, с чего начать, – пожал плечами он.

– Ну, начни сначала, а там уже всё приложится.

– Сначала? – усмешка вышла кривой, не отрепетированной, не подготовленной на все случаи жизни.

Иша поняла, сейчас он пытался сбросить образ окончательно, но цеплялся за него всеми силами. Так ему привычнее, удобнее, так он защищён от реальности, ведь всё, что он делал – играл столетиями отрепетированную роль.

– Знаешь, у меня всё это время был план, – решившись, наконец-то, сказал он. – И он был до ужаса прост и ясен. Соблазнить тебя, переспать с тобой, манипулировать твоими чувствами, чтобы рассчитывать на заступничество.

Неожиданное откровение сбило готовые сорваться с губ насмешки и ехидство. Может, какая другая женщина даже обиделась бы на это, но Иша слишком хорошо понимала, что сейчас испытывал Астарион. Вот так сказать, что все его шаги – игра для собственной выгоды и относительной безопасности, дорого стоит. Для такого признания надо набраться мужества, ведь он понимал, что чародейка может сейчас оскорбиться и поджечь его, как головешку.

И он, похоже, был готов к этому, взял паузу и посмотрел на неё. В глазах читался самый настоящий страх отправиться в красочный полёт с крыши каким-нибудь мощным заклятием.

– Это и так было ясно, – кивнула дроу, хотя, видят боги, услышать это оказалось неожиданно болезненно. Она сама привыкла так делать, чтобы добиться информации, привязать к себе или выгадать положение. Все её отношения строились с учётом практичной части, чувств она себе не позволяла, привязанностей – тем более. Так не будет боли и обязательств. – Не мне тебя судить, сама не без греха.

– Вот и я о чём, – на лице снова заиграла улыбка, только в этот раз несколько вымученная. – Всё казалось таким простым, в конце концов, я двести лет этим занимаюсь и знаю, что надо делать. И ты поддалась на это.

– Поддалась, – не стала отрицать дроу, устало откидываясь назад, а потом и вовсе ложась на доски, только капюшон мантии нацепила, чтобы не вылавливать из волос щепки. – Почему бы не поддаться, когда каждый наш день, как последний.

– И вот тут начались осложнения, – взгляд стал затравленным, он оперся рукой рядом, и Иша увидела, как напряжены у него пальцы. – Мне нужно было сохранять дистанцию, как это было всегда, просто думать о тебе, как о шансе выжить и иметь поддержку. Вампирам ведь не доверяют, и я в том никого не виню. И вот тут… Вот тут и начало всё рушиться. Мне… мне начало это нравится.

– Наши перепалки? – изумилась Иша. – Или может постоянный яд, сочащийся из меня?

– Да, именно, – неожиданно пылко ответил он. – Каждый раз, когда мы начинали зубоскалить, я просто не мог остановиться, не мог удержаться, чтобы не вставить ехидную реплику, когда ты споришь с остальными. Я чувствовал себя позабытым в такие моменты, это злило меня, а потом начало откровенно пугать. И то воспоминание…

– Пожалуйста, – Иша резко вскочила, всё ещё коря себя за тот единственный срыв, когда непрошенное теплое и наполненное горечью воспоминание всплыло в голове, а Астарион его увидел.

– Я просто думал, что знаю всё о чувствах. Двести лет ювелирно понимал, на уровне интуиции, что значат для остальных близость: красивые слова, взгляды, алкоголь, секс. Каждый раз я знал, в каком момент надо переходить к следующему этапу и думал, что этого достаточно, но, когда я увидел тот момент.

Непрошенные слёзы накатывали на глаза, но Иша держалась, чтобы не расплакаться. Она тщательно хоронила воспоминания, которые так больно резали сердце до сих пор.

– Простой жест, безделушка в подарок, даже жёсткие слова… И во всём этом было столько чувств, сколько я никогда не видел. Столько близости и откровенности, каких не передали бы никакие медовые речи, ни развязанный хмелем язык, ни самая пылкая ночь.

– Я тебе уже говорила, иногда самые незначительные жесты несут гораздо больше, чем страсть, – челюсть сводило, Ише стоило огромных усилий продолжать разговор спокойно, хоть и говорил больше он.

– Вот и я о чём. Понимаешь, я просто увидел, как это происходит по-настоящему. И я бы хотел, чтобы у нас тоже всё было по-настоящему.

Неожиданное откровение, как удар под дых. Всё больше ситуация походила на фарс. У них в голове паразиты, вокруг земли, наполненные густой тьмой, всё ещё непонятная Абсолют, несущая угрозу не только им, но и всем вокруг. И вдруг её просит об откровенности, о настоящих отношениях, а не просто хорошем времяпрепровождении вампир, привыкший только брать и обманывать.

И ей бы хотелось верить, что он всё ещё врёт, издевается, но видела в его взгляде себя. Она сейчас сидела перед ним такая же: затравленная, напряжённая, скованная страхом попасть в ловушку чувств. Он – последний кому можно доверять, последний, кому следует распахивать душу.

Сто лет она предпочитала только привязывать к себе ради той или иной выгоды, а теперь этот образ тоже трещал по швам. И точно так же она боялась его отпустить, цеплялась за свои маски, потому что так надёжнее, за ними не страшно, не больно. Стоит их стряхнуть, как становишься уязвим.

– Вот только я не знаю, как это «по-настоящему», – решил прервать затянувшуюся паузу Астарион. – Я не знаю и не умею по-другому. Ведь любая близость для меня – это лишь инструмент, чтобы заманить жертву к нему.

– Я тоже не умею, Астарион, – призналась ему Иша, поджимая ноги к подбородку. Слишком красноречивый жест для того, кто знает язык тела. – Я ведь к нему потянулась просто потому, что он заботился обо мне. Это вечно ускользающий бриллиант в море чёрной паутины лжи, манипуляций и обманов Мензоберранзана. Каждый раз, когда к тебе проявляют тот или иной интерес, ты должна держать в голове, что это – не просто так. Нужно понимать, что это – лишь игра ради выгоды, положения или же это делается, чтобы усыпить твою бдительность ради одного-единственного удара.

– И ты ждала его?

– Да, каждую нашу встречу, каждый раз, когда ускользала из дома, чтобы окунуться в эту иллюзию. И постоянно то и дело одергивала себя, спрашивая о его выгоде. Ведь зачем наёмнику Бреган Д'эрт сходиться с дочерью Младшего Дома, да ещё с такой уродиной, как я?!

– Ты о чешуе на лице? – изумился Астарион, протянув руку и легко скользя пальцами по золотистым пластинкам на скуле.

– Любое отклонение от общепринятых канонов красоты считается уродством, а у меня это проявилось слишком ярко, – она постаралась пожать плечи как можно беззаботнее, хотя до ужаса хотелось прильнуть к его руке, как котёнок просящий ласку. – Я начала подозревать, что всё не так просто, когда он показал мне поверхность.

Она улыбнулась, впервые совершенно искренне, вспоминая тот день, неосознанно приоткрывая разум. Астарион осторожно скользнул в это воспоминание, окунаясь больше не в образы, а ощущения.

Это был хаос из самых противоречивых чувств. Наземье встретило её в первый раз весной. Никогда прежде не виденный снег таял, обильно орошая всё вокруг водой. Сквозь прошлогоднюю траву уже показалась свежая зелень, распускались ранние цветы, пели птицы.

Густые запахи влажной земли, свежей и прошлогодней травы смешивались, даря при этом ощущение радости и легкости. На деревьях виднелись набухшие почки, из которых едва выглядывали листья, кора блестела на ярком солнце, что нещадно резало глаза стоящей в тени дроу.

Птицы скакали по ветвям весёлой трелью маленьких язычков, стучали клювами, выискивая проснувшихся от спячки жучков. Звон капель в лужах звучал не тоскливо-опасным предупреждением, а веселой музыкой, в которую хочется вслушиваться. Она разлеталась брызгами и Иша, у которой сердце стучало в груди, нерешительно протянула руку, чтобы понять, холодная вода или нет.

Сердце никогда ни до, ни после так ожесточённо не билось в груди, до шума в ушах, набухших вен на висках, непослушных пальцев, ватных ногах и нехватки воздуха. Ей тогда казалось, что она там погибнет, задохнувшись от противоречивых чувств: волнения, дикого страха, восторга, боли в глазах и по-настоящему детского любопытства.

Всего лишь капли воды, всего лишь небольшая лужа, куда вдруг шлёпнулась оттаявшая после зимней спячки лягушка. Иша вскрикнула тогда от ужаса и упала, запутавшись в полах плаща. Кивейн, стоящий всё это время рядом, засмеялся и помог ей подняться.

– Не волнуйся, эта – не ядовита и ничего с тобой не сделает.

– Эта? – с сомнением спросила Иша и скривилась.

Лягушка ей показалась мерзкой, она и сейчас так считала.

– Здесь у зверей достаточно еды, не как в Подземье, потому поверь, мелкие зверьки боятся тебя гораздо больше, чем ты их. Нравится?

– Не знаю, – с сомнением и нежеланием его обидеть сказала она. – Здесь так странно и очень светло.

Она натянула капюшон глубже, поскольку солнце, бликуя на свете и воде, доводило до слёз.

– Это нормально, я тоже не сразу привык к поверхности. Но ничего, у нас ещё много времени впереди.

Воспоминание угасло, потонуло в черноте окружающего мира. Они снова на крыше, в объятьях тьмы Шар, под тонким пузырём Селунэ, что может лопнуть, если угаснет огонёк веры Изобель.

– В тот момент я поняла, что если это чудо тоже окажется ложью, я сломаюсь окончательно, – она сама не ожидала от себя такой откровенности и посмотрела на артефакт Лолт. – Он убил для меня предыдущего владельца кольца, а вознаграждение не взял. И я каждый раз ждала, когда он потребует плату и это разъедало изнутри, держало в напряжении. Открытость для жрицы Лолт – непозволительная слабость и это вбили в меня в те моменты, когда пытали его у меня на глазах. Валшаресс орб сидела у меня на шее, одно движение и я бы отправилась в чертоги Лолт. Может, Мать и попыталась бы меня спасти, но не факт.

– Ты боишься потерять контроль, – догадался вампир.

Иша вдруг встала на ноги, делая то, чего не делала никогда. Теряла этот контроль, ломала его об колено нахлынувших эмоций, которые она так и не смогла тогда выплакать, горевать, а месть хоть и принесла удовлетворение, но оставила после себя лишь выжженную пустоту.

Короткое заклинание смены облика и вот перед Астарионом возвышалась та самая женщина, образ которой примерила на себя чародейка перед драуком. Вампир дёрнулся, похоже, Ише удалось изобразить надменно-властный взгляд матери в тот переломный момент, когда в очередной раз её мир оказался не нерушимой скалой, а хрустальной пылью.

– И запомни, дочка, – слышать её голос из собственных уст было настоящей пыткой, насмешливый, издевательский, такой, каким был в тот день. – Будущая жрица должна тщательно подходить к выбору партнёра. Если уж сходишься с мужчиной, то будь добра сделать так, чтобы это было выгодно в первую очередь тебе. В худшем случае вам обоим поровну. А этот бродяга…

Иша подняла руку и брезгливо тряхнула тонкими пальцами, будто смахивала мерзкое насекомое.

– Какая в нём выгода? Развлеклась? Набралась опыта? Молодец. Теперь будет легче этим пользоваться.

Астарион не шевелился, взгляд красных глаз выдавал совершенно разный спектр эмоций от отвращения до желания прибить стоящую перед ним бессердечную суку.

Обратное заклинание сорвало образ, Иша пошатнулась, будто свалилась с плеч неимоверная тяжесть и быстро села обратно, боясь потерять равновесие. Она даже не думала, что сможет изобразить Мать так отточено правильно, прочувствовать всю её брезгливость и отвращение к собственной дочери, всю власть, которой она пыталась её сломать по воле паучьей дряни.

Вот только главная ошибка заключалась в том, что чтобы окончательно сломать Ишу надо было просто предоставить доказательства предательства Кивейна, какие угодно. Она бы поверила тогда всему, даже самой нелепости, приняла окончательно, что в этой паутине нет ни единого проблеска света, и нет смысла рваться на волю, когда душа плотно опутана сетями Лолт.

– Твоя мать…

– Она получила по заслугам, не сомневайся, – от злобы сводило челюсть. – И мне страшно довериться кому-то

– Я не могу обещать, что всё будет гладко, – с грустью сказал он. – Мне до сих пор кажется, что настоящая близость – недопустима и это нечто грязное. Но мне хочется почувствовать этот хаос, пусть и мысль об этом вызывает страх.

– Тогда… будем ошибаться вместе, – предложила ему Иша, сама трясясь от ужаса на этих словах.

Страх сковывал, стучал в висках паникой, требовал трусливо сбежать, хлестнуть обидной шуткой, чтобы задеть больнее и спрятаться обратно в выстроенный за годы панцирь. Так удобнее, так безопаснее, так привычнее.

– Правда?

Понимая, что первый шаг он не сделает, Иша повернулась к нему и обняла. Астарион замер, перестал дышать, напрягся ещё больше, только плечи подрагивали в нерешительности. И вот, в конце концов, он сомкнул руки у неё на талии, она улыбнулась и прижалась сильнее, чтобы он не видел скатившиеся по щекам слёзы.