— Не кипишуй, Хос-с-се, — шипит Мёрвин, глядя на то, как Джоуи нервно перебирает пальцами свой шарф, и приобнимает его за талию. На улице ноябрь, рептилиям стоять перед дверью не особо весело, но Гомес, кажется, даже не замечает холода, словно заморозившись взглядом на небольших трещинах возле ручки и глазка.

— Я не кипишую,— отвечает, терзая несчастную ткань всё сильнее, — я собираюсь с духом.

Натан понимает. Хосе не видел свою семью несколько лет, мотаясь по горячим точкам, даже после увольнения не сразу отправив им весточку, мол, я жив-здоров, обосновался там-то, у меня есть партнёр, всё хорошо. И буквально спустя несколько дней прилетело приглашение в вежливо-требовательном тоне, как только мамы умеют: приезжай погостить. Джоуи долго думал, прикидывал за и против — Мёрвин старался направлять его мысли в более позитивное русло, видя, как игуана переживает, — и согласился наконец. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, сказал.

И сейчас стоит перед дверью родного дома уже минут десять «собираясь с духом».

— Хосе, позвони ты уже, — не выдерживает гюрза, потирая ладонями предплечья, краем глаза заметив, как у окна шевельнулась занавеска, — холодно, мать его!

— Знаю, — шипит Гомес протестующе и всё-таки нажимает на кнопку звонка. Дверь распахивается как по мановению волшебной палочки, на пороге возникает женщина лет пятидесяти, рослая, пышноволосая, с гордыми глазами, и с недюжинной силой обнимает крякнувшего Джоуи:

— ¡José, mi angelito, por fin! [1] — Гoмес неловко обхватывает её в ответ, пытаясь одной рукой поправить сползшие очки, а другой не дать чемодану укатиться в кусты. — Я по тебе скучала!

— Я тоже, мам, — Мёрвин усмехается, глядя, как игуана расслабляется в родительских объятиях, и протягивает ладонь:

— Натан Мёрвин. Приятно познакомиться.

— Ох, как официально, — женщина без колебаний жмёт протянутую руку (капрал старается не скривиться: хватка что надо), улыбается широко, — B таком случае, Фелиса Кармона-и-Льоса. Можно просто Фелиса.

— Мам, да не держи их на пороге!

Натан согласен с бесплотным пока что голосом, стоять на улице с каждой минутой становится неприятнее, да и Джоуи, насладившись тёплым приёмом, отлипает от матери и торопится пройти внутрь. Мёрвин следует за ним, попутно оглядывая обстановку. У семьи Хосе небольшой дом с ухоженным газоном, неброским убранством, и в целом уютно, но нервничающий Гомес окрашивает воздух тревогой, которая попадает на язык, стоит Натану высунуть его хотя бы на секунду. В прихожей их встречает ещё одна Фелиса, точнее, её копия, помладше, хотя это заметно и не с первого взгляда: у матери лицо открытое, живое, как у молодой девушки, у дочери — наоборот, заметная складка между бровями, углублённые, хотя ещё и не такие заметные морщины возле носа и высоко вскинутые брови, словно у настоятельницы монастыря. Она сканирует Натана строгими глазами и улыбается сухо:

— Эва, — руки не протягивает, Мёрвин кивает в ответ, не растерявшись, представляется и отворачивается, чтобы найти Хосе. Не в его правилах миндальничать с теми, кто сразу нос воротит.

Джоуи, к слову, находится в гостиной разговаривающим с… Натан давит первый порыв протереть глаза как следует, чтобы убедиться, что зрение его не наёбывает: рядом с Гомесом стоит его точная копия, только с ёжиком вместо кудрей и более острыми чертами лица. У Хосе улыбка мягкая, солнечная, этот же как будто злой двойник, дёргает уголком рта иногда на шутки Джоуи.

— Них… ничего себе, — хмыкает Мёрвин, пробует воздух языком, чтобы выяснить как можно больше о собеседнике его ящерки, — я вроде сегодня не пил, че ж в глазах двоится?

— Вдвое больше счастья, считай, — «злой» Хосе (пахнет, кстати, не очень) улыбается кривовато, но вроде дружелюбно, поэтому Натан не торопится кидать подъёбку про то, что ему такого счастья не надо, только сжимает легонько талию Джоуи, когда тот незаметно придвигается ближе. Помечает свою территорию. Пока что встреча с семьёй выглядит как один большой нервяк для Хосе, поэтому планка настроения у Мёрвина начинает падать на пару пунктов вниз, он протягивает руку:

— Натан Мёрвин.

— Дэниел, — ладони у всего семейства Гомесов холодные в силу особенности вида, но первый ахуй проходит, и гюрза видит, что у ящерки с братом только в температуре рук сходство. Может быть, в чём-то ещё, да это потом можно найти, Натан тут не ради этого, а ради того, чтобы Хосе перестал терзаться мнением своей семьи и разобрался хотя бы на некоторое время. Не у каждого хватит смелости после побега ухода в армию, чтоб не узнали про ориентацию, вернуться в отчий дом с парнем. Джоуи храбрый, только нервничает почём зря, отколупывает выступившие чешуйки от рук:

— А… Лита и папа будут?

— Они на улице, наверное, опять чинят что-нибудь, — мать машет рукой в сторону кухни, — Эвита, пока достань, пожалуйста, чашки, сейчас будем чай пить. А я сбегаю за ними.

Хосе с Мёрвином помогают старшей сестре накрыть на стол, хотя Натан, судя по её выражению лица, больше мешается, чем помогает:в небольшую кухоньку гюрза вписывается так себе. Поэтому Мёрвин пользуется завывшим от долгой поездки мочевым пузырём и линяет в туалет, чтобы не раздражать дамочку ещё больше, заодно ополоснуть лицо. Честно, он бы сейчас лучше развалился на диване с Джоуи и каким-нибудь тупым фильмом, а может, и вовсе сразу занял кровать, отдыхая. Но — родня, мать её за ногу, для Хосе важная штука, значит придется потерпеть немного. Но если кто-нибудь из них начнёт на ящерку говниться, Натан из себя приличного строить тоже не будет.

— Hola, Jose, ¿y tu media naranja? [2] — раздаётся где-то в доме ещё один женский голос, а следом за ним мужской, более грубый и неразборчиво произносящий слова. Пора вылезать из толчка, стало быть. Мёрвин окидывает себя взглядом в зеркало — ну, красавчик, — и идёт на кухню, где уже сидят все члены семьи, выжидающе смотрящие на Джоуи, как критики в театре, которым рассказать какую-то интересную историю для того, чтобы её оценили по десятибалльной шкале.

— Пардоньте, припозднился, — Натан, отодвинув стул, кряхтит (Хосе издаёт тихий смешок) и втискивается между игуаной и его сестрой. Фелиса смотрит на его потуги уместиться, говорит, будто извиняясь:

— Если бы на улице было потеплее, мы бы накрыли на веранде, но сами понимаете…

Мёрвин кивает. Когда приходится выбирать между температурой и комфортом жопы, хладнокровным лучше не выёбываться, сидеть в тепле; сидящая напротив девушка передёргивает плечами в тон его мыслям и подаёт руку для приветствия:

— Грасиэла. Можно Грасиэллита или просто Лита.

— Энрико, — представляется мужчина рядом с хозяйкой дома. Он не похож ни на кого из детей, кроме Грасиэлы, у которой такая же форма носа, и Мёрвин припоминает, как Джоуи рассказывал ему когда-то об отчиме, — Хосе немного говорил о вас.

— Я хотел сначала разобраться сам, — Гомес ковыряется в тарелке, не обращая внимания на вкусно пахнущую еду, накручивает на вилку лист салата и смотрит исподлобья. Старшие игуаны переглядываются, — потому что, во-первых, я вам не говорил о своей ориентации, во-вторых, это была чёртова армия. Как-то не до задушевных писем.

— Да и я, на минуточку, ядовитый, — вносит свою лепту Мёрвин, не в силах смотреть, как Хосе оправдывается перед семьёй ни за что, улыбается по-змеиному, заставляя пару ящериц вздрогнуть, — думаю, это тоже сыграло определённую роль.

Джоуи фыркает:

— Скорее, наоборот, не сыграло никакой. Я тебя не боялся тогда и сейчас не боюсь.

— А стоило бы.

— Я слишком много видел, чтобы тебя бояться, Нат.

— И что же?

— Прости, не хочу шокировать семью интимными подробностями…

— Хос-се, — у Фелисы не получается шипеть так, как у Мёрвина, но Джоуи всё равно замолкает и обращает внимание на мать. Гюрза косится на него: выражение лица, как y нашкодившего, но твёрдо уверенного в своей невиновности ребёнка — и накрывает его руку своей, поглаживая чешую на тыльной стороне ладони, — нас поначалу твой выбор действительно… шокировал, но ты уже большой мальчик. Тем более, прошедший через войну. Я не могу сказать, что в восторге от таких новостей, но по крайней мере, у тебя есть кто-то, на кого можно положиться.

Может быть, и есть несогласные (вон как — как её? — Эва зыркает), но вслух никто не высказывается, уважая сказанное старшей игуаной. Интересная у них тут иерархия, думает Мёрвин, и скалится:

— Спасибо на добром слове.

— Не за что, — невозмутимо принимает "благодарность" Фелиса и улыбается Джоуи уже теплее, без лишних формальностей и маски главы семьи, — нет, я правда за тебя рада, особенно после всех этих неудачных историй c твоими друзьями и девушками. Ты слишком долго был один, cariño [3].

— Будет обижать, ты нам скажи, — вклиниваются неожиданным хором Энрико с Дэниелем на пару, и Хосе, окончательно расслабившись, прыскает смешком:

— Договорились.