Как… Почему это происходит со мной? Это мое наказание? Моя кара… Месть вселенной. Да… Да, именно так… Так мне и нужно.

    «Наказание»? «Кара»? «Так и нужно»? Чертов нытик, смеешь еще визг поднимать. Тебе нужно не это. Тебе нужны железные колодки и стереть ноги в грязь, нужен деревянный крест — и вбить гвоздями твои руки, вот только для креста у тебя суть слишком паршивая — тебе сойдет и ржавый фонарный столб на обочине. Ненавижу.

***

    — Итак. Обращаюсь к сто пятьдесят первой группе.

    Это мы, обращается он к нам, сидящим в восточной части аудитории. Сегодня у нас что-то вроде потокового занятия, хотя поток и состоит всего из двух групп.

    — Поскольку первая лекция у нас прошла крайне спонтанно, пока я приходил в себя от того, с чем вас оставил господин Прутков… — имя своего предшественника произносит с видимым недовольством, — то познакомимся мы сейчас. Я буду называть фамилии, а вы мне, пожалуйста, индицируйте, кто есть кто.

    Сегодня щетина чуть длиннее, чем в прошлый раз; черный пуловер почти в обтяжку на мощных руках — не перекачанный, но то, что нужно. Сидит, закинув голень одной ноги на колено другой, — никогда не понимал, какая степень магической подготовки требуется для такого действия. Мое нескладное тело при виде этого способно разве что покрываться мурашками.

    Длинные ровные пальцы упираются в страницы журнала. Обручальное кольцо своим золотистым блеском все еще прожигает дыру в моей душе, но даже эта деталь его образа кажется мне сейчас совершенной. Похоже, мой талант к умопомешательству покорил сегодня новую высоту.

    Однако мысли кидаются врассыпную, когда вдруг слышу свою фамилию. Подаю голос и замираю: ну! сейчас на меня посмотрит! страшно даже немного. Впрочем, бояться мне нечего: полоснул безразличным взглядом, половины секунды не задержался. Следующую уже произносит.

    Н-да… И почему я так разочарован, чего ждал-то? Что влюбится, как только заметит? Все мозги ты мне вышиб, Владислав Александрович.

    — А теперь небольшое введение, опять же для вас, ибо вторая группа уже всё обо мне знает.

    Перекличка закончена. А у меня как будто закончился запас эйфории. Не понимаю, на что я рассчитываю. Ведь невозможно это — невозможно мне с ним быть. О чем я только думаю?

    — Касательно посещения и касательно экзамена. Если кто-то из вас не хочет ходить на мои пары, убедительно вас прошу: не ходите. Мне интересен предмет, и мне интересны дискуссии. Если мы с вами не сходимся в интересах, потратьте это время на что-нибудь более для себя важное: свою тройку вы получите, я никого не отчисляю. Или же — получите пятерку, если ответите на все мои вопросы. На экзамене я учитываю только знания и способности к размышлению. Ваша посещаемость, состояния в профкомах, отношения с деканом и красивые глаза, простите за грубость, меня не волнуют от слова «совсем».

    Пауза; прочесал взглядом наши ряды и смотрит теперь неопределенно перед собой. Зажатая двумя пальцами ручка в колпачке упирается чуть выше виска.

    — С этим… все понятно?

    По аудитории прокатывается нестройное угуканье.

    — Отлично. В таком случае приступим. Пятьдесят вторые… у меня есть сложная задача — синхронизировать с вами вторую группу. Поэтому потерпите, пожалуйста, ну или понаслаждайтесь — мы перепройдем сегодня некоторые старые темы. В частности, я хотел бы поговорить про состояния непрерывного спектра. 

    Поднявшись из-за стола, он делает два неспешных шага в сторону моего ряда. 

    — Ну, то есть что такое «непрерывного спектра»… Это всего лишь значит, что волновая функция не локализована и объект может куда-то неограниченно двигаться — в противоположность связанным состояниям, о которых мы говорили на прошлой лекции. Почему нам это вообще интересно? Банально, потому что многие объекты находятся в состоянии непрерывного спектра. Например, я. Или, например, фотоны, часть из которых прямо сейчас отражается от вас и попадает ко мне в глаза. Да, Алён? Ты же понимаешь, что я тебя вижу?

    Досконально изучив черный кожаный ремень на его джинсах, я поднимаю лицо и наталкиваюсь на легкую улыбку и обращенный поверх моей головы взгляд: оборачиваюсь вместе со всеми к забравшейся куда-то на последнюю парту девушке из другой группы, но за рядами людей суть проблемы различить не получается, только слышу тихое пристыженное извинение. Наверное, вяжет опять. Никогда не понимал, как она продержалась до пятого курса.

    Когда поворачиваюсь обратно, он уже отходит к доске, продолжая теперь про сталкивание протонов и «другие странные эзотерические вещи».

    Вот лучше бы ты, наоборот, был где-нибудь локализован. Где-нибудь рядом со мной желательно… Глубоко вдыхаю и на несколько секунд закрываю глаза.

***

    На улице вечереет. В сентябре еще можно застать солнце по пути домой после третьей пары. А если идти через парк, то есть шанс полюбоваться приятной желтизной крон деревьев и опавших листьев, плотным слоем устилающих дорогу.

    Мы учимся во вторую смену уже не первый год, но я до сих пор толком не определился со своим отношением к такому распорядку. С одной стороны, это отличная возможность высыпаться, но вот только потом бесследно теряется целый день.

    Теряется, ага. Мысленно усмехаюсь. Как будто в ином случае я не пролежал бы всю оставшуюся часть времени за сериалами и играми.

    Внутренний диалог неожиданно прерывается, когда, уже сворачивая в арку на входе в парк, в противоположной стороне я вдруг вижу его. Идет своим безупречным шагом и сосредоточенно вертит головой, пересекая узкую улицу. Я рывком останавливаюсь, и мое тело само собой подается в его сторону: шанс? Мозг тут же начинает протестовать: «Куда?! Шанс на что — показать себя идиотом?» Но ноги не слушают. Ноги уже несутся, движимые дофамином, а голос вдруг выкрикивает:

    — Влад…дислав Александрович!

    Он реагирует: поворачивается в мою сторону и выжидающе смотрит. Об этом обращенном ко мне, не игнорирующем мое существование взгляде я так мечтал сегодня на паре, однако теперь оказался совсем не готов: страх стынущим бетоном разливается по телу.

    — Да? 

    В неформальной обстановке, один на один, он воспринимается как-то совершенно по-другому. Как будто обычный человек, как будто совсем даже реальный и настоящий; и от этого становится еще волнительнее.

    — Я из сто пятьдесят… 

    Запыхаться я за тридцать метров не успел, но сердце как после марафона колотится.

    — Да, я помню, — резко прерывает — чуть резче, чем мне хотелось бы. Спешит?

    — Я вот насчет диплома спросить… — начинаю идти в направлении его прерванного движения.

    Он медленно моргает, показывая, что не понял, о чем речь. Немудрено: это и для меня самого неожиданность.

    — Диплома? — шагает вслед за мной.

    — Да, я хотел бы у вас писать диплом. Если можно.

    — На какую тему? — спрашивает спокойно: ничего не заподозрил, кажется. 

    Хотя что он мог сейчас заподозрить? Не превратились же мои зрачки в два красных сердечка, как в мультиках.

    — Я пока еще не определился… — говорю в ответ, а сам рассматриваю теперь его губы и думать могу только о том, насколько же они идеальны.

    — Ну, ты, пожалуйста, определись тогда. А потом обсудим.

    Упругие и гладкие… И никакой так раздражающей меня кукольной пухлости…

    — Может быть, вы что-нибудь посоветуете? — мое горло уже полностью пересохло, и собственный голос звучит незнакомо.

    Он вдруг снова останавливается.

    — М-м-м… Слушай, — пронизывает меня глазами. — Если ты просто хочешь сдать диплом, то пиши его у кого-нибудь другого. Если же тебе интересна какая-то определенная тема и ты хотел бы ее развивать — вэлкам ко мне. Но — моим дипломником быть довольно тяжело. Я не люблю формальный подход и придираться и гонять буду основательно.

    — Я готов, согласен, — поспешно отвечаю, и почему-то заплетается язык.

    — Ну… ок, — недоверчиво говорит он, с удивлением на меня взглянув. — Но тебе все еще нужно придумать тему. Я за тебя этого делать не буду, максимум — скорректирую.

    — Я придумаю, — киваю.

    Снова начинаю идти, но он почему-то больше не следует за мной. И, обернувшись, я понимаю, что он уже пришел. Огибает черный спортивный мерс, припаркованный у края дороги, и открывает дверь. А я стою, как баран, и смотрю на этот мерс, мельком отмечая в голове московские номера. Эш озадаченно приподнимает бровь, когда мы наконец встречаемся глазами; слегка кивнув, говорит: «Хорошо», — и исчезает за лакированной поверхностью.

    Ну, всё верно. А что я думал — что ты на «Хендай Солярисе» поедешь? Или, может быть, на троллейбусе? Вот потеха-то, умереть не встать.

    Да, это гораздо больше подходит тебе, чем «Хендай Солярис»… И чем квантовая теория поля тоже. И чем я.

    Делая над собой усилие, я отворачиваюсь и ухожу — чтобы не выглядеть еще глупее.

***

    Слышу, как бабушка спит. Слышу по ее хрипящему дыханию, с просвистами. Возможно, осталось совсем недолго. Я так устал: от кормления ложечкой три раза в день; от страха, что, когда зайду домой, она снова будет лежать на полу; от смены подгузников и протирания полотенцем. Да, малодушно, но я устал. И хочу отдохнуть. Но при этом все равно боюсь — остаться совсем одному.

    Вечерние процедуры закончены, и я хочу теперь вырваться из этой темной обветшалой квартиры. Хочу вдыхать скользящий по коже бриз ночного города. Хочу раствориться в сумраке спящих улиц. С тобой.

    Но сегодня, кажется, не только последнему не суждено случиться. Сегодня я задал себе нехилую такую задачку. И нужно теперь как-то ее решать. А это значит, что придется поглощать гигантские количества литературы и разбираться в не приспособленных для человеческого понимания вещах. Но сливаться нельзя. Ведь если сольюсь — ты на меня больше никогда и не посмотришь. Ты просто решишь: очередной долбоеб. И, наверное, будешь прав.

    Боже, неужели я действительно на что-то надеюсь?.. Не доведет это все до добра.

    Но — ты сказал, что помнишь меня…