Мэн Яо был змеёй. Забрать его к себе в орден — означало пригреть змею на груди. Однако если эту змею приручить, то она станет невероятно ценным союзником. Змеи — хладнокровные существа, но и они не лишены чувств и привязанностей. И Цзян Ваньинь был сейчас на грани того, чтобы взять одну такую под своё крыло и позаботиться.

Денджи думает, что девушка скоро признается ему в любви. Ёсида предлагает научить его целоваться.

(Но это часть его плана, основанного на ревности и одержимости, чтобы наконец-то сблизиться с Денджи.)

Чайлд остаётся в Ли Юэ после предательства, выбрав другого Бога и посвятив ему не столько свою жизнь, сколько душу и сердце. Гео Архонт не имеет ничего против.

Лезвие тяжёлого металлического клинка плашмя упирается ему в грудь, и нет ни единой разумной причины, почему такое могло произойти.

Когда твой любимый человек начинает вести себя странно, как долго ты продержишься, пытаясь найти всему рациональные объяснения?

Чхве Юджин еще слишком молода, но уже чувствует, что вскоре силы окончательно покинут ее. Она никогда не сможет простить свою мать, которая насильно заперла ее в психиатрической больнице. Она, и только она виновата в том, что произошло с ее дочерью.

Идеи для свиданий у Клавьера часто безумные: это Аполло уясняет довольно быстро. Тем не менее, подвоха от знакомства с его родителями ему ожидать сложно — а зря.

//или: ау, где Клавьер очень хочет оказаться в романтической комедии, а не в семейной драме, Аполло обнаруживает, что он в фильме ужасов, а семейная чета Гэвинов и их старший сын придерживаются мнения, что небольшое жертвоприношение Дьяволу ещё никогда не портило ужин.

Тодороки был обездвижен и вынужден играть по чужим правилам, вот только у него было несравнимое преимущество перед братом: тот имел поразительную слабость по отношению к младшему. Шото несколько сомневался по этому поводу, так как полагал, что годы унесли эту привязанность в пучину ада, но она была жива. А значит, у него был шанс сбежать.

Стоя на коленях, я медленно терял сознание. Душа вот-вот покинет тело, и я чувствую, как угасает пламя в моей плоти, как я теряю силу, теряю надежду снова открыть глаза и увидеть мир, который я так ненавидел, и увидеть ее, из-за которой я восстал из пепла, подобно фениксу, и снова сгорел, не надеясь на то, чтобы когда-нибудь воскреснуть. Не надо было доверять этой слепой натланке, принесшей и смерть, и слёзы, и любовь.

Он хотел, чтобы она убралась из его головы. Он не мог ненавидеть её, он не мог презирать её, он теперь даже едва мог мысленно её оскорблять. Она вызывала у него те желания, которых у него вообще не должно быть. Она поселилась в его мыслях, затуманивая весь оставшийся у него разум. Он больше не желал ей зла, не желал ей боли, не желал ей страданий. Он просто хотел, чтобы она убралась из его головы.