Миног протяжно выдохнул через нос. Он ненавидел свою работу. Ненавидел бюрократию, которая решила его судьбу. Сопливого человеческого мальчишку, которого требовалось напоить лекарством, хотел он того или нет. И себя — за то, что никак не мог найти плюсов в своей новой жизни.

Мистер Кринжел приехал к дедушке и понял, что тот немного сошёл с ума. Или не немного. Или вообще не сошёл? Тут как поглядеть на тот факт, что он — страшно даже подумать — приручил людей.

Опасных и агрессивных людей, от которых стоило держаться подальше.

Во избежание.

Это вообще нормально?!

Она принялась ходить по рядам, останавливаясь возле каждого и заглядывая в глаза. Нервничали все, припоминая давние шалости и последовавшие за ними наказания. Но в основном и дети, и фарфоровые демонята не паниковали, потому что точно знали, что не были виноваты. Моно снова с беспокойством глянул на Шестую – та, оцепенело уставившись на парту, нервно мяла в руке клочок бумажки, который совсем недавно был её классной работой.

Решение пришло в голову совершенно спонтанно.

— Это был я, — твёрдо и достаточно громко заявил Моно.

— Давай умрём прямо здесь? — тихо предложил Моно, и из-за коробки и дождя Шестая едва ли его услышала. Помогло лишь то, что в последние жизни он всегда начинал этот разговор, когда смирялся. Весь этот диалог был предсказуем, как погода над Бледным городом.

Беги, мальчик. Погоня за тобой будет вечной и не прекратится ни днём, ни ночью.

Шестая провела рукой по лицу и решительно поправила дождевик.

— Нам надо бежать отсюда, — подытожила она, смиряясь с неизбежным — какое-то время придётся работать в команде. Не то чтобы это её радовало, но выбора не было: чем больше будет их свора, тем легче обдурить опасного монстра.

— Глупец! — Тощий со свистом втянул носом воздух. Моно съёжился. Хотелось вскочить со стула и убежать, но ноги словно стали ватными. А Тощий продолжал, каждое его слово эхом отдавалось в голове: — Думаешь, доброта спасёт тебя? Тебе не нужно это качество. Это лишнее. Это не улучшение, ухудшение всего, к чему мы стремимся. — Пустые глазницы словно выдернули из Моно позвоночник. — Избавься от доброты, мальчик, она убьёт тебя.

Моно упрямо сжал губы. Он не хотел иметь с ним ничего общего. И раз уж Око не одобряло доброту, значит, именно её он и будет взращивать. Знать бы ещё, как. Но он должен справится. Пусть Око ищет другого.

Тощий забился в тёмный угол и стёр с уголка глаза несколько скупых слезинок. Свет, причудливо огибая крышу, коснулся края рукава, и Тощий с неожиданным страхом дёрнул рукой, пытаясь избежать этого прикосновения. Над Бледным городом рождался новый день, рождалось яркое солнце, чей свет разгонял тьму, а тепло озаряло некогда мрачные места. Монстры, забыв о передачах, пугливо прятались в тёмных сырых квартирах, словно бы солнечный свет приносил им страдания. Возможно, так и было, ведь они, создания Ока, давно с потрохами принадлежали тьме. Но что тогда происходило с ним, с Тощим?

— Ты ничего не знаешь обо мне! — выкрикнул Силас, его голубые глаза яростно горели, но в голосе Отто различил неуверенность. — Не знаешь, кто я и что меня волнует!

— Ошибаешься! Я знаю, кто ты такой, парень, потому что я — это ты.

Глупый крыс вновь расшалился.

Витя проснулся, услышав его писк. Потянувшись, он посмотрел на Диму - брат сладко дрых, спрятав лицо под подушку.

"Мне б так", - подумал Витя и направился на кухню.

- Чего ты шумишь? - шикнул он, приблизив лицо к клетке, в которой жил Гермес.

Крыс шарахнулся в сторону. Похоже, Витя его испугал. Убедившись, что еды достаточно, Витя слегка рассердился - ну вот, ещё один воскресный день пришлось начинать с зарёй!