Дендро и гео не резонируют.

Этот факт Альбедо узнает также сразу, как дышать, чтобы приняли за живого. 

- потому что кто-то должен. быть плохим.

Выблеванный розовый перламутром очерняет тени меж двух диванов; алкогольно-сладко вишневый поверх блеска для губ цвета лимонных подушек, скинутых на пол; аметистово-верным на плечи вместо пубертата и смеха, что так осточертели. Тени танцуют, и ты вместе с ними качаешь руками, пытаясь обогнать Солнце, другие звёзды и планеты. Завтрашний день пугает и настораживает — в нём нас растаскает по разным концам города, будто совершенно чужих людей

- А всё созданное, когда-то ломается.

- И ты?

- И я. 

Я знаю: герои всегда так поступают.

Розария – мягкий лунный свет, в котором хотелось купаться, как в прохладной озерной воде. Она открыта перед ним и не таила ничего: рядом с другими клинок, спрятанный в рукаве, а с ним прекрасный цветок. Возможно, Кэйя сам себе льстил, и эти огромные, острые клыки вонзились бы в его шею, стоило только отступиться. Но Альберих желал чувствовать себя особенным, с ней, без неё, с другими, тут, в церквях, барах, боях и везде, где бы архонты не касались его своей дланью. 

У Кэйи не было претензий к Фатуи. У него были претензии к Чайлду.

Кристофер видел [отчаяние]. Вокруг темное, бурлящее вихрем от переизбытка съедающих чувств маленькое море [лужа], окруженное белоснежным, не наполненным ничем безразличием — совершенно не занятое пространство «чужих» [пока ты бьешься в истерики от лишних, ненужных тебе мыслей и эмоций][они в своём вакууме дробят зубами и словами друг друга, вкладывая в каждого свои принципы, защищаемые тихим треском ошейника на горле][правда мертва][есть только их мнение][и неправильное] 

[так и рождается]

[монстр] 

— Ты хочешь революции? – Проигнорировав слова Аддерли, Аларик провел пальцами по ребрам, а после вновь, будто случайно, задел сосок.

— Я хочу тебя, идиот.