Он так и остался стоять, обескураженный и глупый, напуганный пистолетом и его словами. Услышав первое, самое яркое — именем окружного судьи — он все понял, и внезапно стал напоминать Дилюку мелкого увертливого зверька. Дилюк знал, какая именно мысль в голове превращала людей в животных.

— Можешь убежать, — спокойно произнес он. — И тогда я выстрелю тебе в спину. И ты умрешь.

О Кэйе, который учится жить заново, о Министерстве Магии с его попытками добиться невозможного и о Дилюке, который, кажется, слишком широко раскрыл этому миру свое сердце.

Это кажется острым. Его пальцы на скуле, на шее, у виска. Почти грубо, хоть и не нарочно. Так, как надо. Его губы. Близко до вздоха. Рукоять ножа скользит в ладони, пока Кэйа не дергает за запястье резким, твердым движением. Сталь гремит о сталь, беспечно шлепаясь на стол. От крепкой хватки холодной руки кожа у Дилюка горит сильнее, он подается вперед и с шумом, рвано выдыхает. Он знает, дрожа закрытыми веками, что Кэйа улыбается.