Когда Стив решил остаться в прошлом — будто у него был большой выбор, — ему хотелось бы думать о Пегги. О возможном совместном счастье... Звучало смешно.

Он думал о Холодной войне и конфликте в Корее, о Гидре и ЩИТе, о том, что в двадцатом веке будет много полезнее чем в двадцать первом.

А ещё, что будучи в двадцатом веке он сможет когда-то вновь увидеть Брока. Просто увидеть — разве ему нужно большее? Надо только дожить. Дожить.

Нарциссе тринадцать, когда с первой кровью просыпается и память. Она долго-долго всматривается в отражение, пытаясь понять — кто же там? Кто же она?

Приходится больше сотни раз произнести у зеркала “Нарцисса”, чтобы начать действительно себя ею считать. И ещё не менее трехсот раз — для закрепления. И всё равно она время от времени вздрагивает, так и хочется поправить — “Эйна, дочь госпожи Идуны, владычица Небесного Утёса”.

Она живёт, как умеет, как учили. Живёт — как обещала.