− Не отвлекайся, Осаму. 

Достоевский звучал тихо и непринуждённо, но его строгий взор отражался в зеркале, и в нём не было ничего предвещающего хорошее. 

Вернее, конечно, льстило это внимание, ведь, ого, не к каждой фигуре достопочтенный Достоевский уделял столь внимание, но… это смущает. Слишком смущает. 

Длинные пальцы задевали смычком струны, что обеспокоенно и печально завывали то настолько тихо, что приходилось напрягаться каждой клеточкой тела, то набирали громкость, заполняя звуком всё пространство своей вибрацией. Но единственный слушатель был во внимании, ничто не могло пройти мимо его ушей.