Фария Амари всегда восхищалась скульптурами античности и могла часами сидеть в музее на складном деревянном стульчике, занимаясь рисованием их идеальных черт. В один прекрасный день она пришла в любимый зал и увидела там совершенно новую непонятно откуда взявшуюся фигуру, которая, к тому же, каждый день понемногу меняла наклон головы... быть может, померещилось? Всякое возможно, ведь мраморная девушка со странным именем уже пленила пылкое сердце художницы.

Ангела была невероятно счастлива, когда наконец-то стала невестой Фарии Амари, но после светлой полосы всегда наступает тёмная, и на этот раз всё ознаменовалось одной маленькой деталью — возвращением из длительной командировки Мойры О'Доран — коллеги, с которой у доктора Циглер всегда были сложные отношения...

Ангела уже давно сидела здесь, в больничной палате, до отвращения пустой и светлой, держала ее за руку и с каждым вдохом надеялась на то, что Мойра очнется, посмотрит на нее и, как обычно, скажет что-нибудь колкое о потерянном времени...

Каждый день, заходя в палату, доктор Ангела Циглер с трудом выдавливала фальшивую улыбку, и раньше Мойра О'Доран непременно заметила бы это. Теперь все иначе. Теперь она не способна даже вспомнить искреннюю.

Мойра О’Доран всегда смеялась над бессмысленными проявлениями нежности и не верила в искренность чувств, но почему тогда она седьмой час сидела здесь, на четырнадцатом этаже одного из старых домов под железной дверью, и ждала возвращения девушки, которая никогда не приходила раньше полуночи?

«В субботу у меня свободный день», — прочитала Мойра, бесшумно приближаясь и мельком заглядывая в телефон. В горле образовался мерзкий ком, сердце забилось медленнее. Она не видела переписку целиком, но заметила имя собеседника. Этого оказалось достаточно, чтобы разверзшаяся в глубинах души буря эмоций вскружила сознание, заставляя забыть о какой-либо логике.

У неё это вошло в привычку — отправлять друзьям и знакомым поздравительные открытки без подписи, а потом непременно оставаться в пустом кабинете наедине с горой документации и кружкой крепкого кофе. Доктор Циглер никогда не отмечала праздники в иной компании, но только до тех пор, пока на одной из записок, по старой врачебной привычке, не оставила подпись.

Курение не так давно стало иллюзией спасения от усталости, и она по-прежнему боялась рассказать хоть одной живой душе о добровольном погружении в пучины вредной привычки...

Мойра так давно перестала видеть смысл в серых буднях, что едва не упустила момент, когда пустота почти поглотила сознание. Уныние однообразия скрашивала только Ангела Циглер, всегда светлая, улыбчивая и бесконечно раздражающая наивностью, но даже она бесследно пропала... пропала и неожиданно нашлась на краю пропасти, от падения в которую в одиночку уже не способна спастись.

Сколько бы ни прошло дней, месяцев или даже лет, каждый поцелуй по-прежнему волновал Мойру так же сильно, как первый, и кричал о любви громче любых слов.