Бытовуха, повседневность, замкнутая цепь работа-дом-работа петлёй оплела тонкую шею Юлиана. Как выжить душе поэта в оковах современного мира?

Некоторые люди рождаются с тысячью родственных душ. Другие — только с одной. У Геральта скудная двойная метка.

Бард никогда не был тихим так долго. Даже когда Джинн забрал его голос, он все равно издавал какие-то звуки. Его молчание только раздражало Геральта, заставляя кожу покрыться мурашками и усилив неприятное ощущение в животе.

Он смотрит на Геральта широко открытыми, ранимыми глазами, и мужчина вспоминает о загадке, которую представляет из себя Лютик: как он бежит от одного монстра, чтобы спрятаться за другим, как он стоит рядом с Геральтом, чувствуя себя в полной безопасности. Ведьмак этого не понимает, но и не ненавидит.

Первым делом в Варшаве он встретил холодный дождь, каких-то пьяных мужиков, неприветливые лица прохожих и смазливого барда в ближайшей пивнушке, грустно бренчавшего на лютне.

Геральт из Ривии закрыл глаза.

Цири кричала в небо так, что содрогалась земля, гром прокатился над Континентом, и даже на противоположной стороне мира можно было почувствовать Хаос, наполняющий воздух.

И Геральт из Ривии проснулся весной.

Ламберт понятия не имеет, почему никто не понимает, как справиться с Цири по её прибытию в Каэр-Морхен. Это легко. Просто, знаешь, взрывать дерьмо и не обращаться с ней как с принцессой. Ему требуются годы, чтобы увидеть, как он нравится ей только потому, что он был первым человеком, который увидел в ней её саму.

Годы эпизодов между лучшими друзьями на всю жизнь: Ламбертом и Цири

Трунь.

Предсмертные звуки лютни разнеслись по корчме.

Геральт, как всегда, сидевший в дальнем темном углу имел, пожалуй, лучший ракурс для созерцания развернувшегося действа.

И Лютик просто ушел.

Соулмейт ау, где все оскорбления соула, направленные на тебя, вырезаются на коже. (Но только в том случае, когда ты влюблен в него.)