Харуно Сакура знает, о чем говорит, потому что для нее чье-то будущее имеет запах. Мадара Учиха -- она знает -- откажется в это верить.

Смотреть ему вслед Мэй не хочет. Но не может отвести глаз от широкой прямой спины, чувствуя, как на них наползает красная пелена. Внутри свербит. Жжется розовый оттенок простыней, собственные синяки – вспухшая абстрактная роспись по гладкому молочному, боль внутри, последний взгляд Учихи Мадары.

Сакура всегда первой протягивает руку и идет на контакт. Сакура первой говорит: давай сначала. Шаг навстречу -- это ее.

Когда-то это должно прекратиться. И тогда первым придется стать кому-то другому.

В машине тепло, на Сакуре дополнительный слой одежды (куртка Саске), но от чужого запаха едко жжет горло, леденеет кончик языка, а влажные ресницы покрываются морозной пылью.

Зато цветы внутри затихают с опаской. Так и понятно — почему.

Тот, из-за кого они в ней растут, рядом.

Сакура носит жемчужно-серое платье, острые шпильки в тугом узле волос, улыбается любезно, чему-то соответствует.

Мадара Учиха не соответствует ничему, даже имиджу своей семьи.

В посмертии тесно, пускай его просторы и бескрайние. Серость, если оставаться на одном месте без движения, давит на голову и просачивается в живот неприятным сосущим ощущением. Сакура ассоциирует его с голодом.

Серая паутина поглощает со временем их всех. У кого-то — прорывает трещины в доспехе, у кого-то — обесцвечивает глаза, у кого-то — вплетается в волосы. Это заставляет двигаться. Даже этого Учиху.

Он смотрел на пышные и зеленые верхушки деревьев, скрывающих землю внизу. Слышал пение птиц, глядя на безоблачное небо. Такое ясное, безмятежное, такое… Почему-то был уверен, что будь это картинка, младшая сестра подобрала бы цвета безошибочно. Напоминало искусную раскраску, которую уже завершили и выставили на суд человечества.

Мама говорила оставаться человеком. Даже если весь мир заражён, за твоей головой охотится психопат, а доверие есть только к бездушной машине - всё равно нужно быть человеком.

Каждый пропавший начинал странно вести себя примерно за неделю до самого похищения, но не говорил, что же его беспокоит. Спустя неделю человек просто пропадал, будто его и не было вовсе – оставались вещи и воспоминания. Это было ново, это было странно и это было совершенно не вовремя.

Это не считается, если это только приснилось.