Николай Ставрогин вглубь и насквозь: от отталкивающе-светлого через мазутно-черный к хрустально-ясному.

Николаю казалось, что еще никогда часы на стене не тикали так мерзко, как сейчас. "Тик-так, тик-так, уже час двадцать, тик-так, а ты лежишь и как дурак в потолок пялишься, тик-так," будто бы говорили они, и Ставрогин понемногу начинал злиться.

С тех пор их встречи наполнились невесомыми, как будто нечаянными прикосновениями, намёками, которые можно было и не заметить. Лис иногда сомневался, вдруг он сам выдумал всё это, так сильно похожее на флирт. А Царевич видел, как от каждого прикосновения и от каждого взгляда Лис млел и таял, старался оставаться невозмутимым, но раз за разом проваливался и светился от счастья.

Ставрогин пользуется влюблённостью Верховенского в него, чтобы переубедить в некоторых идеях, бросить кружок и начать революцию с малого. 

Когда Кириллов в своих рассуждениях доходит до хрипа, Шатов, глядя на трещины-узоры, рассказывает по памяти русские сказки и всегда находит на потолке подходящие иллюстрации.

Иван-царевич отпускает тетиву. Очередная стрела пикирует в болото.

Николай не знал, почему Пётр перестал есть, но он знал, что перестал.

Вокруг молодого дворянина, Николая Ставрогина, ходит слишком много слухов. Далеко не все из них правдивы, не каждый из них достаточно исчерпывающий и реальный, но так ли далеки от истины люди? Молодой человек, готовый на любые жертвы ради собственной красоты или заложник садистической наклонности, по которому давным давно плачет Швейцария?

Даже если это очередная хитрая игра, вздорная идея Ставрогина, как было с дурочкой Лебядкиной, Пете нет дела совершенно. Он счастлив по-детски искренне.

И мёртвое солнце греет его почти живым светом.

— Вы сказали «будьте прокляты», я правильно помню? — И ведь проклял же. Несостоявшийся диктатор смотрит в голубые глаза Верховенского, а видит карие, как кофе во Франции, Рылеева.