Что значит быть оборотнем, после того, как наконец-то смогла им стать? Что значит чувствовать, слышать и чуять все острее в десятки раз, чем раньше? И что, черт возьми, значит, когда ты больше не можешь спокойно находиться рядом с той, чье присутствие буквально выворачивает тебя наизнанку, сдавая с поличным внутреннему зверю? Сложно представить? Мне бы хотелось, чтобы это было так. Но нет.

Уэнсдей Аддамс — двадцативосьмилетняя преподавательница в колледже "Невермор". В попытке отделаться от родительской опеки после неоднократного провала в её писательском деле она соглашается на приглашение старой подруги поработать преподавателем итальянского языка в колледже, который сама когда-то закончила.

Как говорил Фридрих Ницше, «если долго всматриваться в бездну, то бездна начинает всматриваться в тебя». Всё становится в разы сложнее и серьёзнее, если довести эту самую бездну до точки кипения так, что пути назад не будет. И что, если всё изначально было не таким, каким казалось с первого взгляда?

Я больна. Заражена там, где живу, на светлой половине нас. Хочу признаться, но язык отсыхает. Позволь жить без этого пустого счастья. Эгоизма.

Где-то на верхних этажах раздался звук бьющегося стекла, а следом за ним громкая ругань на итальянском. Вещь в панике сбежал с лестницы вниз и поспешил на кухню, где с наушниками в ушах, и пританцовывая на месте, занималась распаковкой коробок Энид. Она еще не знала, что произошло, но скоро узнает. И возможно, седых волос на ее голове прибавится. Что ж, настало время звонить друзьям и вызывать подмогу.

- Подожди что??!

- Я - демон Ксавье, и мне нужна твоя душа, ты у меня задание ведь очень давно желаешь продать душу.

- Я... Я думала это выдумка человечества...

- Люди тупы девочка...

Пусть эти пальчики научат меня чему-то новому.

Строить отношения с Аддамс было тяжело. Но Ксавьер и не думал, что будет иначе. Уэнсдей была скупа на эмоции, благодарности звучали сухо и колко, но Ксавьер мог заметить тёплый огонёк в её глазах.

Однажды с ним такое было: забрёл глубже обычного в чащу и вышел с другой стороны, к заросшему шоссе. Сказать, что пересрался с непривычки — ничего не сказать. Память-то отшибло — думал, всё, конечная, граница. И непонятно, перевесил ли тогда ужас эйфорическое облегчение. 

Наркотрипы в шкуре хайда на эйфорию вообще были мало похожи.

Ночь в камере плохо сказывается на Ксавье, и он не очень хорошо переживает её последствия.