Повидавший многое в своей жизни, Кратос всегда считал себя готовым ко всему. Насилие? Убийство? Ему не страшны такие слова, он вырос возле них. Однако взгляды часто начинают меняться, когда происходит что-то непредсказуемое. Особенно, если это связано с единственным, кто остался в семье.

Омела — проклятый «куст раздора» — всё началось именно с неё. Вместо того, чтобы подарить рождественское чудо, она чуть было всё не испортила.

И он стал для неё солнцем, а она — покоем, умиротворением, гармонией. Тем, чего так не хватало мятущейся душе.

— Не бойся, — пробормотал Атрей, поворачивая назад, в сторону дома. Щенок под его курткой прихватил ткань футболки пастью. — Я сейчас тебя отогрею, накормлю. Может быть, даже у себя оставлю. Хотя, — он нахмурился, — отец мне за это голову оторвёт.

Кратос и Фрейя в баре.

"До чего злопамятная женщина", с досадой думает Кратос, пусть и понимает, что на месте Фрейи не просто не впустил бы нежеланного гостя — бросил вдогонку парочку гневных проклятий. И полено, из тех, что потяжелее.

И всё же сам так и не ушёл ни разу.

Жизнь не имела смысла. Надежды больше не было. Выпустив из могучей груди тяжёлый вздох, еле ковыляя по земле, воин просто шёл, сам не зная куда и зачем. Где найти пристанище для такого монстра? Есть ли шанс что-то изменить? Смерть – это не конец для его страдающей и проклятой души, вынужденной вечность скитаться по миру, в поисках неизвестного…

Эмоции, неживые и каменные, на замерзшей белой коже. Такие непонятные, как написанные кривым изломанным пером руны на выцветшем свитке. Может, и в силу своей собственной эмоциональной незрелости Атрей так часто присматривался к ним, пускай и неосознанно. Пытался прочесть, но тщетно. Думал, что они давно погасли. И только улыбка, такая незаметная и непринужденная, заставляла думать о себе дни напролет.

Какими бы они не были - они навсегда останутся братьями. Они теперь навсегда связаны одной кровью. Кровью Одина.

А она все смотрит-смотрит на него, не отрываясь, но не приближается. Вот вроде и уходить пора, да взгляд ее въедается иглами под кожу, не дает с места сойти. Отец окликивает с улицы, Ведьма уже лукаво косится, едва-едва щурясь, и Атрей смущенно кашляет, ноги сами поспешно несут из дома-черепахи, все дальше от колдовских темно-синих глаз.