Старший всегда должен защищать Младшего, даже если он - существо совершенно иного толка

— Давай, Паша, резче! — в тёмном коридоре мальчишеский голос проскальзывает шёпотом, чтобы не вызывать к себе подозрений, а владелец его всё время оглядывается по сторонам.

Всякое доверие между ними было разрушено, и возврата к прежним отношениям не было - всё равно ничего не изменится.

Но то, как задорно улыбался Павел из-под противогаза, заставило Артёма дважды подумать об этом. Раз Корбут и Лесницкий мертвы, возможно, он сможет дать Павлу второй шанс.

Может быть, дело было в алкоголе, может быть, в том, что он был жив после их испытаний в Рейхе, может быть, в том, как Павел смотрел на него блестящими глазами - а может быть, в том, что Артём не мог перестать думать о том, чтобы прикоснуться к его небритой челюсти, изучить изгиб его щеки. Артём поставил кружку, наклонился и спросил: "У тебя есть комната?".

3 месяца… Прошло 3 месяца с момента битвы за Д6, и как Спартанские рейнджеры, так и Красная Линия, похоже, в равной степени в замешательстве.

Выразительный низкий голос отдаётся в ушах Артёма мерной, ласковой колыбельной, в то время как последний беззвучно зевает, уводя в никуда очередной штрих. На отдельной странице, которую Чёрный специально выделил для вечернего рисования, красуются аж целых две Пашины головы — и третья, в профиль, постепенно появляется рядышком.

Во время задания усталость одолевает Артёма, и он теряет сознание. Когда они возвращаются на "Аврору", Павел решает узнать, какие демоны преследуют Артёма.

Павел и Артём ужасно часто ссорятся, в результате их отправляют охранять биомассу в подвале D6.

— О чём ты думаешь?

Артём спрашивает больше из любопытства, нежели чем от скуки. Павла потряхивает, хоть это едва заметно — зато его дрожащие пальцы с дымящейся сигаретой выразительно выгибаются в тёплом движении, когда Морозов усмехается и чертит в воздухе полукруг.

— Ни о чём. Обо всём, ни о чём, это неважно.

— Что, соскучился? — Морозов одаривает очаровательным взглядом голубых глаз, складывая руки на груди с самодовольным видом: — Не, я, конечно, понимаю, я и сам скучал, просто, ну… Что, так сильно? — Павел начинает с этой своей дурацкой ухмылочкой на лице, после которой ему всегда становится до абсурда весело, а Артёму до абсурда стыдно.

И весело тоже. Хоть он и не всегда признаётся.