Верхняя одежда захваченного тела показалась Сукуне слишком тесной, но он никак не ожидал увидеть под ней женскую грудь и, главное, диковинный элемент одежды, поддерживающий ее. Наверное, как и разинувший рот уже сам не зная отчего Фушигуро. Так и начался живой кошмар Итадори Юдзи под названием Сукуна Ремен:

— Поправка: Великий Сукуна Ремен.

— Ты можешь оставить меня в покое хотя бы в моей голове?

Юджи давно мечтает о Сукуне, не подозревая, что для легилименции все ее мысли очевидны.

— Знаешь, о любви пишут многие. По мне не скажешь, но я на самом деле люблю всю эту чепуху про «с первого взгляда». Ты скажешь — «клише» — и да, ты права, конечно, но иначе ведь это не назвать. Вообще, сначала я думал, что мне показалось, но ты была так очаровательна, что я не мог не очароваться. Тавтология, да? Хах… Я хотел бы выразиться как-то «поромантичнее», но ты не любишь этого, знаю. И… эй, ты не думаешь, что это как-то грубо, молчать, когда тебе признаются? А, точно… прости.

После десятого пальца все начало становиться немного жутким. Юджи не понимал почему, не мог явно указать на причину этого страха, но когда это произошло в первый раз, он сразу же почувствовал, что что-то сделал не так. Словно он ошибся.

Юджи упустил ключевую информацию по пути. Теперь выиграть битву было невозможно.

– Я убью тебя, – Повторил Юджи, больше для того, чтобы заставить себя поступить правильно, – Но не в этот раз.

Через месяц после того, как Юджи оказывается в Магическом Техникуме вместе с Сукуной, они оба понимают, что не готовы сосуществовать вместе. Оказывается, что голод, который испытывает Юджи, не его, а Сукуна становится безрассудным, и Юджи начинает делать то, что у него получается лучше всего.

Он приносит в жертву свое ментальное и физическое здоровье, чтобы удержать Сукуну в узде.

У него получается. 

Это походило на какую-то глупую игру: он выбирался из постели, в одной и той же комнате, затем выходил на улицу и на энгаве находил Маки. Каждый раз она была занята совершенно разными вещами, но он никогда не мог застать ее врасплох. Наоя проигрывал; и вновь просыпался в той же самой комнате, будто бы время отматывалось назад.

Его озябшие пальцы были созданы для того, чтобы так чувственно и нетерпеливо сжимать ткань рубашки своего (м)учителя на необъятной широте его плеч.

Черт.

Было так тихо, что среди шебуршания простыней и поскрипывания матраса можно было услышать тонюсенький скрежет, с каким кулон Мегуми скатывался по цепочке и падал за его тонкое искусанное плечо, а он раздвигал ноги до того широко, что их уже сводило в бедрах.

Поэтому он так улыбался. Лыбился, если тебе так больше нравится.

Называй как хочешь, но есть вещи, которые до поры до времени нужно держать в тайне.

Мегуми неосознанно отзеркаливает его выражение лица, наблюдая за странной картиной: грубые металлические пальцы заторможенно сжимаются, подчиняясь осторожным сокращениям мышц, и туго, неохотно разжимаются обратно. Протез распознаёт всего две команды — взять и отпустить. От сковавшего его злобного бессилия Мегуми может лишь крепко, до впившихся в нежную кожу ладони ногтей сжать кулаки и смотреть.