Девушка перетащила бессознательного юношу в комнатушку и уложила в кровать. Комнатка сама по себе представляла закуток за печкой, отгороженный куском ткани, где помещались кровать, сундук вдоль печной стены и полка над постелью. Туда же она принесла и лиса, положила на приставленную лавку и начала отпаивать пострадавших зельями, разжимая им рты. 

      Сейчас же она сидела и украдкой любовалась молодым мужчиной. Скулы молодецки зарумянились, синяки под глазами сделались менее заметными — настои начинали действовать. Он был хорош собой: правильные черты лица, нос с лёгкой горбинкой, белая гладкая кожа, чуть припухлые, но не слишком для мужчины, губы, угольные густые брови и длинные-предлинные пушистые ресницы, прямо как у телёнка. Довершала картину копна чёрных кудрей до плеч. «Наверное, о таких говорят «дьявольски красивый»…» — пронеслось в голове. 

      Кудеснице незнакомец казался ненастоящим, нарисованным — человек просто не мог бы обладать такими правильными, благородными, «породистыми» чертами.

       Она вспомнила деда Антипа — сторожа — в молодости был иконописцем, но его выгнали из церкви. Ходили слухи, что за пьянку или за распутство, да суть не в этом — а в его художественном таланте. На его картинах лица людей удивительным образом преображались: казались краше, но при этом оставались узнаваемыми. Дед Антип от скуки нарисовал всю ведьмину семью и крестьян. Девушка вспомнила свой собственный портрет. На нём она была удивительно мила: лицо стало будто добрее, нахмуренное выражение сменилось одухотворённым и задумчивым — губки были слегка приоткрыты (хотя дед всегда рисовал девушек с широкой улыбкой, видимо, так решил показать её характер), коса погустела, в глазах появился наивный блеск, брови стали тоньше и выразительнее, а ресницы — длиннее. И даже дурацкая ямочка на подбородке, которая раздражала девушку с самого детства, не портила общего вида. Это была будто она и не она… Всё на его рисунках становились лучше, чище и добрее. 

       Мысль о спрятанных под подушкой картинках с изображениями дорогих ей людей заставила чародейку улыбнуться.

       Сама того не замечая, юная колдунья раз за разом возвращалась взглядом к таинственному красавцу. Она никогда не могла отказать себе в удовольствии поразгадывать загадки, вот и сейчас выискивала мелкие детали, указывающие на происхождение юноши.

      Итак, руки у него были совершенно нежные, будто девичьи; на белой коже не виднелись мозоли. Только следы от многочисленных перстней на длинных пальцах. Знатного рода, значит. Ну что ж, она догадывалась об этом ещё когда он был в зверином теле. Девушка глянула на своё одинокое колечко с синими яхонтами* — тонкий золотой ободок. 

      Она нагнулась к юноше. Как и ожидалось, его уши были проколоты. Он явно носил не просто колечки, а богатые, женского типа, серьги — мочки были достаточно оттянуты. Девушка невольно тронула свои уши со скромными, опять-таки яхонтовыми, украшениями. Да, его пристрастия к всяким броским цацкам она не разделяла. 

      «Щёголь», — с некоторым презрением подумала ведьма. Хотя позже была вынуждена признать — с такой-то внешностью надо быть полным дураком, чтобы всячески не расфуфырваться. 

      «Наверняка он жутко себялюбив и совершенно глуп», — вынесла приговор девушка. Скрестила на груди руки и по-детски надула щёчки, заранее решив, что этот человек ей противен. Отвернулась и с беспокойством стала поглаживать по спинке посапывающего лиса. 

      Человек застонал и заворочался под одеялом. Красавец понемногу начинал приходить в себя, но это заняло у него много времени: окончательно он очнулся только спустя несколько минут поскуливаний. Всё тело ломило, к нему ещё надо было привыкнуть заново. 

      Когда он, наконец, сумел продрать веки, первым, что он увидел, была настороженная девичья мордашка. Молодой мужчина хотел что-то сказать, с трудом разлепил сухие губы, но зашёлся надсадным кашлем, подавившись воздухом. Тут же девушка подала ему воды. 

      Пока он пил, отметил, что почти совсем не чувствует запахов, звуки слышатся ему тише, будто из-под воды, да и видит он значительно хуже. «Надо же, какие у людей слабые чувства!» — удивился он. Хотя, это было к лучшему: голова и так раскалывалась от малейшего звука. 

      А девушка глядела на него, всё так же нахмурив брови.

        — Сдвинешь чуть больше, и будет единая линия, — слабо прошептал он, усмехнувшись. 

      Ведьма, убедившись в собственном вердикте, покраснела и опять надулась.  

      — Попей ещё и откашляйся, а то будто мертвец из гроба шелестит, — отвернувшись, сухо проговорила девчонка. 

      Юноша усмехнулся ещё раз, но послушался и принял полусидячее положение. А пока она демонстративно отвернулась и стала заниматься лисом. Открыв пасть зверя, капала туда чем-то из тёмного бутылька. Кончик косы лежал на скамье, волосы где-то на ладонь были ниже поясницы. Ростом девушка была мала и выглядела совсем ребёноком, несмотря на женственную фигуру: крутые бёдра, тонкую талию и выдающуюся грудь. Взрослое тело успешно проигрывало детскому личику, которое сбавляло ей не меньше пары годков.

       Тут юноша вспомнил, что колдуны живут дольше простых людей и умеют останавливать старение. Он совсем запутался. Это может быть и девица, и женщина, и, Боже упаси, совсем бабушка. Парень смутился, что так жадно разглядывал, возможно, старуху. Мысли и догадки о её возрасте настойчиво роились в голове. 

       — Надоел! Шестнадцать мне! Легче стало? — развернулась ведьма и гневно вскрикнула.

       «Я точно ничего не говорил. Она что, мысли мои читает?» — испугался юноша. 

       — Да, я умею читать мысли. Хоть предпочитаю этого не делать, чтобы не узнать чего лишнего. Но ты так громко думал, что я волей-неволей услышала, — она помолчала некотрое время и продолжила: — Даже не думай меня осуждать, лжец! Почему ты мне не сказал, что тоже чародей? Помог бы мне, что ли… 

      Он был в замешательстве. Колдун?

        — Я не лгал тебе. Я никакой не колдун. 

       — Угу, «я не лгу, а талантливо недоговариваю». Не маг он, а глазищи вон какие синющие — прямо как у моего прадеда! А он был довольно сильным чародеем.

       Девушка всё же замолчала, прожигая взглядом дыру в собеседнике. Парню стало не по себе. Она буквально читала его, изучала — словно книгу.

        — Хм… Хорошо, ты правда не знал. Ну что ж, теперь знаешь, — задумчиво сказала она. — И как только никто не заметил проснувшиеся способности? Странно…

      Он был ошарашен этой новостью, но всё же взял себя в руки и хотел было поблагодарить свою спасительницу. Однако вдруг понял, что так и не спросил её имени. Подумать только: прожить в избе у девушки больше двух недель и даже имени её не узнать! 

       — Ты хоть имя своё скажи, а то я даже не знаю кого благодарить, — голос потихоньку возвращался в норму и уже звучал почти как прежде: бархотно, сочно и глубоко.

        — Благодарить ты должен лиса, а не меня. Бедняжка так из-за тебя настрадался: в капкан попал ты, а рана — ему. Да и встретился ты со мной тоже благодаря ему. А мне ты должен отплатить. Не деньгами. Равноценным спасенной жизни может быть только спасённая жизнь.   

      После этих слов она наклонилась к нему и начертала у него на лбу какой-то знак, который отдался жаром. 

       — Так ты узнаешь, если я в беде, и где меня искать, — пояснила она. И наконец представилась. — Фаина, — под выжидающим взглядом собеседника добавила, — Ивановна Новолоцкая.

        — Не дочь ли того купца Новолоцкого, у которого конюшни на юге, ещё царскому двору отправил жеребца?

       Девушка кивнула.

        — Думаю, моё имя тебе будет известно, — произнёс красавец, состроив самодовольную физиономию. — Фёдор Алексеевич, царь и Великий князь.

       Мужчина ожидал, что ведьма сильно удивится, а после на её лице появится выражение благолепия и учтивости. Но этого не произошло: она ещё раз вперилась в него глазами, скептично подняла брови, а затем снова приобрела маску полного безразличия. У неё прямо на лбу было написано: «Царь? Эка невидаль».

        — И что, ты ждал, что после этого заявления я паду пред тобой на колени? — криво усмехнулась она, подтверждая ход мыслей Фёдора.  

     «К лису она была благосклоннее», — подумал юноша. 

      «Лисом он был посговорчевее», — подумала девушка.

        — А почему тебя тогда никто не ищет? Царь на две недели пропал, а никто и не чешется.

       Фёдор снисходительно улыбнулся:

        — Ищут, естественно. Просто тайно. Ты только представь такую новость: царь пропал. Что будет с народом? Так что поисками занимается тайная служба, а просителям отвечают, будто я уехал со срочной проверкой в какую-нибудь крепость. 

      Тут он снова закашлялся. А когда его отпустило, с удивлением снял у себя с языка клок длинной чёрной шерсти. Юноша поморщился. Вот мерзость! Он чувствовал необыкновенную слабость во всём теле, голова болела и кружилась, казалась свинцовой.

       Заскулил, зашевелился лис. Ему тоже явно было плохо, и он с трудом управлял собственным телом. Но животное — есть животное, и он, не без сложностей, но мог шевелиться. Спустя несколько попыток ему удалось подняться на лапки. Лис стоял с трудом, но держался. Благодарный зверь перелез девушке на колени и ткнулся мордочкой ей в руку. 

      Фёдор невольно позавидовал лисьей живучести: сам он едва мог сидеть, а ноги казались совершенно ватными. 

      Фаина широко зевнула, прикрыв рот ладошкой: уже была глубокая ночь. Девушка ссадила зверька на лавку и, прихватив сорочку, отправилась спать. Юноша слышал, как она копошится и ворочается на печке. Лис перебрался парню под бок и свернулся тёплым меховым клубочком. Фёдор почесал его между ушей.

        — Спасибо, друг, — прошептал он. 

      Сон никак не шёл, и молодой царь утонул в раздумьях. Думал о тех сумасшедших событиях, о новой знакомой, о том, что будет делать дальше. Он однозначно намерен обучаться колдовству по возвращении во дворец. Ещё ему необходимо узаконить чародейство, раз он сам теперь маг. Размышлял и о прошлом: как проявились его способности? Он знал, что некоторые за глаза прозвали его колдуном, но сам за собой ничего особенного не замечал. Люди часто безоговорочно ему подчинялись, это было легко объяснить — всё же он царь. А перед его обаянием никто не мог устоять. Странно, но Фёдор Алексеевич поймал себя на мысли, что даже рад передряге с проклятием.

***

      Наутро с трудом заставив себя съесть пару ложек каши, Фёдор выпросил у Фаины гребень и зеркало. Расчесался и теперь разглядывал свои глаза. Миндалевидные ярко-синие с поволокой. Это за них его при дворе прозвали колдуном, а за, вдобавок, кудри цвета воронова крыла — цыганом. Да, это были типично колдовские, не глаза даже, а очи. Главным признаком мага был необыкновенно яркий или, наоборот, тусклый цвет глаз.

       Из-за занавески послышалось фырканье: похоже, здесь только побывала ведьма. Ей очень не нравилась озабоченность Фёдора своей внешностью. «Вот ведь самолюб!»

       «Самолюб» отложил зеркало и стал ждать, пока Фаина сама подойдёт и заговорит с ним. Он прекрасно понимал, что чем-то ей не угодил, и лишний раз выводить эту вспыльчивую натуру не хотел. По крайней мере, пока. 

      Хозяйка избы заставила себя прождать достаточно долго, пока не явилась забрать гребень с зеркальцем. Безразлично поинтересовалась: 

       — Как самочувствие? 

       — Ноги всё ещё как вата, — надев безупречнейшую из улыбок, ответствовал юноша, — а в голове прояснилось. Слушай, Фаинушка Ивановна, расскажи мне о магии. 

      Девушка скрипнула зубами на «Фаинушку» и заставила Фёдора выпить какой-то жутко горький настой, от которого связало язык. Только после этого объяснила, присев на сундук:

        — Каждый колдун должен пройти посвящение, на котором будет определён его бог-покровитель. Мы поклоняемся языческим божествам — ты знаешь об этом — поэтому-то нас и зовут безбожниками и еретиками. Именно покровительство определяет наши таланты и слабые места. Чуть не забыла: способности обычно просыпаются в тринадцать-шестнадцать лет. Припозднился ты, Фёдор Лексеич.

        — А у тебя когда силы пробудились? —  удивился он, что девица уже в шестнадцать вела магическую практику как взрослая ведьма.  

      — Чуть раньше. В шесть. Два года назад я закончила обучение у наставницы и решила путешествовать. Так вот… У нас есть свои законы и Верховный чародей или ведьма. Сейчас это Прасковья Ильинична, дочь Сварога** — в глазах у девушки плясали смешинки, — её ещё в начале своего правления пытался сжечь на главной площади Китежа твой отец. Сжечь огонь — это, конечно, мощно. Надо ж было, чтоб у такого ревнителя церкви сын сам решил примкнуть к «колдовским отродьям». Сейчас она так и живёт в Китеже, фамилия её Тихомирова. Напишешь ей с просьбой найти учителя.

***

      Спустя ещё три дня Фёдору стало гораздо легче. Фаина уже начинала чуть ли не напрямую гнать его из дома. Без сомнения, она бы прогнала бы его восвояси, если бы не гложущее чувство ответственности. Особенно её заботило, как же он доберётся из Выселков в Китеж. Посёлок находился совсем неподалёку от столицы, но нужна была лошадь, а отдавать своего Василька ведьме совсем не хотелось. На нового коня денег не хватало.

       Все эти дни Фёдор расспрашивал ведьму о магии, стараясь особо её не напрягать: в последнее время она занялась вышивкой оберегов на рубахах. А это занятие ей не особо нравилось. Она часто кололась иглой, ругалась и ворчала. Мало помалу ему удавалось разузнать что-то новое. Например, что сама Фаина колдовала под знаком Лели*** и лучше всего ей удавалось понимать животных и читать мысли людей. Также, в связи с ранним раскрытием таланта девушки, юноша предполагал её особую талантливость, что она упорно отрицала.

       Молодому царю нравилась тишина. Он с удивлением отметил, что дворцовому аду предпочёл бы рай в шалаше. Вдали от дворцовых интриг к нему пришло душевное спокойствие. Он мог не заботиться о манере речи, не хитрить и не ждать ножа в спину. Мог просто отдохнуть. Ведьма, позволяющая дерзости в его адрес, только забавляла мужчину, и он порой с настоящим удовольствием упражнялся в остроумии, беззлобно её подкалывая. Но и он понимал необходимость своего отъезда домой, во дворец. Государство нуждается в правителе и это гораздо важнее собственных интересов. Юноша также был озабочен тем, где достать коня.

       Лис с визгливым лаем мышковал, бросался с прыжка на доски и с остервенением пытался копать — похоже слышал в подполе грызунов. Животное уже совсем выздоровело, и сегодня Фаина решила выпустить его на волю. 

      Царь присел на корточках около резвившегося зверя и свистнул, привлекая его внимание. Лис оставил своё занятие и, фыркнув, взглянул на человека. Фёдор улыбнулся ему: 

       — Прощай, друг. Тебе пора домой, на волю, — и чуть тише добавил. — И мне тоже… 

      Отворилась дверь — из села вернулась раскрасневшаяся с морозца хозяйка.  

      — Попрощался? 

      Фёдор кивнул. Надел шубу, и все трое направились к опушке леса. Фаина подняла чернобурку и чмокнула в носик, прошептав что-то ей на ухо. Опустила на снег и велела возвращаться домой.

       Парочка стояла, глядя вслед скрывшемуся в деревьях зверю. Снег крупными хлопьями засыпал им макушки. Фёдору Алексеевичу стало грустно, будто бы он попрощался с давним другом. Похоже, он сильно прикипел к лису, хотя до этого ни к кому не привязывался.  

     Мужчина отряхнул с головы снег и сказал ведьме, что желает прогуляться в деревню. Фаина пожала плечами, решив, что он здоров и бояться больше нечего. 

      По дороге в Выселки Фёдор Алексеевич встретил мужика с тощей лошадёнкой, тянущей возок с хворостом из лесу. Юноша прибавил шагу, чтоб догнать мужичонку. Сегодня удача однозначно была на его стороне.  

      — Эй, мужик, мне надо добраться домой в столицу. Одолжи коня!

       Мужик почесал бороду, оглядев незнакомого молодого человека, и спросил ломким тенорком: 

       — Сколько дашь?

       Фёдор покачал головой и потянулся снять перстень, но кольца не оказалось. Он стукнул себя по лбу, кляня дурацкое проклятье.        — Что значит «сколько»? Я из очень богатого рода, не видишь что ли? Как доберусь домой — озолочу тебя. 

      Крестьянин сощурился на голобородого парня. Да-а, с этими женоликим иметь дел нет никакого резона  — как пить дать обманет.        — Ищи дурака, — крякнул мужичок.

       Фёдор открыл было рот, чтобы возмутиться: «Что ты себе позволяешь, пёс?», но понял, как он сейчас выглядит, и поник. И правда, кто доверится какому-то оборванцу без гроша в кармане? Большего подозрения добавляли хорошие сапоги: небось, стянул с кого-нибудь. Он тряхнул волосами и горько усмехнулся. Никогда он ещё себя не считал дураком, но, похоже, сейчас было для этого самое время. Это ж надо было забыть о своём нынешнем положении и обращаться к простолюдинам, как привык.

        — Мда-а, — протянул юноша, когда мужик скрылся за домами. 

      Можно было выклянчить денег у Фаины (но это, как-никак, погубило бы крохи оставшегося достоинства), а без звонкой монетки коня можно было только украсть, что также не прельщало молодого царя. Надо было найти другое решение.

       Тем временем, он уже миновал избы на окраине. Вне праздников поселение притихло и будто бы замерло по сравнению с суетой, царившей здесь пару дней назад. Собаки лаяли на проходящего мимо незнакомца, в одном из дворов слышался стук топора, в другом — детский плач. На самих же улицах было пусто. 

      Пройдя пару-тройку подворий, Фёдор привалился на плетень и, любуясь снежными хлопьями, стал думать. Тут ему пришла мысль, что можно было бы напроситься к кому-нибудь в воз, но за это тоже потребуют деньги вперёд. Особенно если это будут купеческие сани: торгаши явно не слыли бескорыстными добродетелями. Положение уж точно незавидное.

       Он так подался в мысли, что не заметил, как кто-то подошёл к нему со спины. И встрепенулся, когда к нему кто-то робко обратился: 

       — Прошу прощения…

       Он резко обернулся и увидел худенькую девушку. Она в смущении теребила кончик тоненькой каштановой косицы, доходившей до груди, и всё отводила глаза. Фёдор вгляделся в её лицо, казавшееся смутно знакомым. Где же он её видел? Ах, да, та просительница.

        — Прошу прощения… — продолжала она. — Ты заблудился, путник?

       Фёдор, будучи отменным лжецом, тут же придумал историю своего появления здесь. Без промедлений он ответил, вежливо улыбаясь: 

       — Здравствуй, красна девица. Мне, пожалуй, нужна твоя помощь… — он заправил за ухо выбившуюся прядь и сверкнул глазами в сторону Ксюшки, чем ещё сильнее смутил её. — Я направлялся в столицу, к дядьке, как на дороге на меня напали разбойники и, как видишь, — развёл руками, — обобрали. Коня тоже украли. Я отбивался как мог, но их было гораздо больше. 

      «Красна девица» охнула, сложила на груди ручки и сочувствующе покачала головой.

        — И мне сейчас страх, как необходимо поспешить к дядьке в Китеж, — продолжал он. — Нужна лошадь. Я в долгу не останусь.

        — Как я могу оставить тебя в беде? Я постараюсь упросить батюшку, — тут у неё закрались некоторые сомнения на предмет его «побитости». — А… Как давно ты здесь?

       Лукавый юноша расцвёл ещё одной улыбкой, обаятелнее прежней: 

       — Да третьего дня меня в лесу подобрала девушка-знахарка, вон на том пригорке живёт. Она меня и вылечила, но с возвращением домой помогать мне отказалась, — и печально вздохнул.

       Ксенька при упоминании девки с пригорка нахмурилась и злобно заговорила:

        — К этой ведьме проклятой? От неё добра не жди: как бы она на тебя не наколдовала ничего дурного!

       Она оглядела мужчину быстрым взглядом и запылала праведным гневом ещё сильнее: ей колдовать отказалась, а себе вон какого красавца приворожила. Фёдор же спорить не стал, подавив ухмылку. «Вот тебе и жить не могу без него — умираю», — думал он, подметив, что девка уже неровно к нему дышит. 

      Из дома вышел дородный дядька с длинной бородой и разгневанно прокричал:  

      — Ксюха, ты что там возишься? Тебя только за смертью посылать, коза шелудивая! С кем ты там трепешься?

       Девушка аж подскочила. Своего, по видимому, отца она жутко боялась. Когда он подошёл к ней, Ксюха вся сжалась, но нашла в себе силы пропищать: 

       — Тут человек в беду попал. Не ругайся, батюшка. Можно ему Савраску одолжить? Барин обещал заплатить после. 

      Но грозный мужик не желал слушать дочкины слова. Он грубо повёл её в избу, дёргая за косу и костеря по всякому. 

      Фёдор проводил их взглядом и ухмыльнулся. «Барин», ишь ты! А он ведь и словом не обмолвился о своём происхождении. Парень понял тщетность своих попыток и вернулся в ведьмину избу.

***

      Вечером следующего дня Фёдор от скуки взял полистать пухлую тетрадку ведьмы. Хозяйка пропадала в деревне, поэтому юноша мог позволить себе подобную наглость. Хотя, не то, чтобы присутствие Фаины его бы смутило.

        — П… Пи… Прим… — пытался прочесть. — Чёрт бы побрал это лисье проклятье… Неужто и читать придётся заново учиться? 

      Но спустя несколько попыток с трудом разобрал «притирка от веснушек». Ну и почерк. Курица лапой аккуратнее бы написала! Он перевернул страничку и увидел зарисовку какого-то растения. Интересно, Фаина её так, от нечего делать, нарисовала? Это больше похоже на кляксу, чем на научную иллюстрацию.

       Хлопнула дверь, и в сенях показалась злая, как чёрт, хозяйка. Она, на ходу снимая шубку, вплотную подскочила к Фёдору и закричала:  

      — Что ты там вообще им, в деревне, наговорил?

        — О чём ты? Ничего я не говорил.

       — Да? А чего ж в деревне говорят о моём «хахале», м? Ну и как мне теперь работать, когда идут слухи про то, что я «содомитничаю», — девушка выделила «я».

       Она покраснела до кончиков ушей и была готова провалиться от стыда.

        — Всего лишь сказал, что меня ограбили, а ты меня подлечила. 

       — Ну молодец!

        — Хочешь, я пойду скажу им, что это не так? — попытался успокоить её Фёдор Алексеевич.

        — Нет уж, спасибо. Наговорил уже. Ты первый должен знать, что со слухами такое не работает. 

       — Извини, я же не знал, что кто-то так подумает, — он и правда чувствовал себя немного виноватым. 

       — Не волнуйся, Федя, зато ты красивый, — ведьма припечатала его таким тоном, что лучше бы прямо дураком обозвала. 

      Некоторое время девушка ходила туда-сюда по комнате, не зная, за что взяться и куда спрятаться от позора. Бесцельно потрогала связку сушёной травы, висящую у печи, выглянула в окно, сменила догорающую лучину на новую. И, стоя спиной к собеседнику, бросила:

        — Я договорилась за твой воз. Завтра на рассвете жди на выезде из деревни. Довезут прямо в столицу.

        — Что ж, спасибо и на этом. Но, надеюсь, ты же позаботилась, чтоб воз был удобным для моей персоны? — улыбнулся юноша, чтоб разрядить обстановку. 

      На что Фаина лишь зло сверкнула глазами и скрылась за шторкой. 

      «Да, наверное, это было лишним…» — подумал он.

***

      Фёдор зябко кутался в шубу, пряча руки в рукавах. Макушку засыпало снежком, и ему теперь приходилось встряхивать головой. Он сидел сзади на телеге, гружёной куньими и лисьими шкурками. Охотник, разговорчивый весёлый мужик, вёз богатую добычу на столичную ярмарку. Мерный скрип колёс убаюкивал и молодой царь ехал в полудрёме, изредка отвечая на вопросы о себе. Извозчик всё не отставал, выспрашивая, зачем же юноша бреется? Ведь от этого с ним мало кто захочет иметь дело, решив, что он легкомысленен как баба.

        — Нет, ну ты ж хороший мужик! Брось свой бабий обычай, — убеждал попутчика охотник, а тот только рассеянно соглашался.

***

      Во дворце царил настоящий хаос. Царский советник, Пётр Васильевич Дементьев, не спал несколько дней подряд, а потому был страшно зол. В разговоре с начальником тайной службы он рвал и метал: не мог же царь под землю провалиться?

       И бояре, и стража, и прислуга — все были в страхе. Не дай Бог им хоть словом кому обмолвиться о царской пропаже, и Пётр Васильевич с них лично шкуру спустит. В том, что это не фигура речи, сомневаться не приходилось, учитывая прошлые «достижения» старого советника на службе. 

      Внимание Петра Васильевича привлёк какой-то шум и гам со двора. Он выглянул в окно и увидел, как люди столпились вокруг какого-то человека. А уже через минуту к нему вбежал стражник, весь запыхавшийся и взволнованный. 

      — Что там опять случилось?

       — Царь вернулся!..