На самом деле Гэвин никогда не думал, что его возьмут и выпрут из полиции. Он надеялся, что дослужится до старческого маразма, и как Хэнк, торжественно уйдет на пенсию после очередного громкого успешного дела, сорвав, так сказать, прощальные овации.

Нет, определенно он не думал, что такое может случиться с ним.      

И, конечно, он понимает, что жизнь его от этого теперь не станет лучше, как бы он не тешил себя мыслью, что теперь не нужно вставать по утрам. Вставать приходится. Как минимум, чтобы подстричь газон. Как максимум, чтобы забраться на диван.      

Черт возьми, он никогда не думал, что он останется без работы в тридцать семь лет. И что ему придется тратить сэкономленные за годы деньги на еду, бухло, сигареты, интернет, электричество, и…      

…дальше он пока не придумал. Что ему может еще потребоваться на диване?

Целый месяц у Гэвина уходит на то, чтобы уладить все дела с документами и получить все возможные выплаты. Он чувствует себя пожилой леди. Хочется даже позвонить Андерсону и поплакаться в жилетку, но он, конечно же, не будет этого делать. Он еще не настолько в отчаянии.

Возможно, если бы не его нежелание выходить из дома и отсутствие хоть каких-нибудь сил для решения самых простых задач, он бы уладил все дела за неделю. Возможно, если бы не Ричард, он бы даже не потрудился озаботиться всеми этими вопросами, пуская все на самотек.

Ричард, естественно, заявился к нему на следующий же день после увольнения, но Гэвин дверь не открыл. Он старательно притворялся мертвым всю неделю, а андроид терпеливо делал вид, что верит. Рид мог поклясться, что гаденыш просто улавливает его сердцебиение через дверь или слышит его раздраженное бормотание с просьбой “съебать нахуй”. Жив и слава rA9.

Ричард в отличие от Коннора, никогда не докучал Гэвину и не играл в сварливую женушку. Ричард играл только в терпеливого санитара. Вместо конноровского “вы слишком много курите, детектив” он просто избавлялся от всех пачек сигарет, что ему попадались на глаза. Вместо “вы пьете слишком много кофе, детектив” кофеварка в участке просто отказывалась включаться, когда Гэвин подкатывал к ней за очередным стаканчиком кофе. Вместо “вы ничего не ели сегодня, детектив” они оказывались в закусочной, где перед Гэвином многозначительно ставили на стол тарелку.

Но чертов андроид все-таки подловил его одним утром, когда он самозабвенно пылесосил и без того идеальный газон.

Ричард в своей эффектной черной водолазке, одернув коленки на темных джинсах (бога ради, ему только черного плаща не хватало, чтобы быть похожим на Блейда), опускается на крыльцо и терпеливо ждет, пока Гэвин закончит терзать несчастную траву.

В старом поношенном халате нараспашку, в домашних тапочках, в заляпанной некогда белой майке-алкашке, в растянутых семейных трусах (и нет, Гэвину не стыдно, потому что у любого уважающего себя мужика есть специальные семейники для пива с какой-нибудь дебильной расцветкой) и с зажатой между зубами сигаретой, Рид с педантичностью, которой могут позавидовать даже садовники английской королевы, наворачивает круги по своему газону.  

Закончив, он оглядывает свои труды и, удовлетворенный результатом, опускается на ступеньки рядом с Ричардом.

— Ты делаешь это каждый день? — бесцветно интересуется Ричард, глядя на соседского ребенка, что играет напротив.

Боже, соседи еще имеют наглость иметь детей.

— Да, — так же бесцветно отзывается Гэвин, туша бычок в жестяной банке, что сиротливо стоит на крыльце. Он крутит ее в руках, думая о том, что он высыпет все ее содержимое Ричарду на голову, если этот пластиковый гений заикнется о том, что у него невроз навязчивых состояний, обсессивно-компульсивное расстройство или еще какая-нибудь неведомая херня. — Эйприл не любит, когда газон не ухожен.

Ричард предсказуемо не строит из себя заботливую мамочку. Он медленно обводит взглядом вылизанный участок с белым крашеным заборчиком (что даже близко не сочетается с помятым Гэвином в заношенном халате) и вопросительно вздергивает бровь, наконец, оборачиваясь к Риду.

— Эйприл - это твоя газонокосилка? — уголок губ Ричарда еле заметно дергается вверх, а в глубине ледяных глаз мелькает дьявольский огонёк. Гэвин достаточно хорошо изучил его за год совместной работы, чтобы понять, что целлофановый ублюдок издевается.

Зажав жестяную банку с окурками между колен, Гэвин прикуривает очередную сигарету, упорно глядя куда угодно, но только не на Ричарда, который с прохладным раздражением смотрит на спрятавшуюся в кармане халата пачку сигарет.

Гэвин смотрит на отдыхающую возле ступеней газонокосилку и представляет, как трескается андроидская башка под ее острыми лезвиями, и как тириум заливает его газон. Эта дрянь выжжет ему пол участка, и трава не будет здесь расти несколько месяцев точно. Он сойдет с ума. Так что, ну его нахер.

Он курит, не обращая внимание на андроида, стараясь осознать происходящее. Он все еще ожидает “того самого момента”. Момента, когда он почувствует что-то типа…

...беспокойства?

Подобрать слово получше не выходит. Гэвин не знает, когда это случится, но верит, что однажды момент настанет и к нему придет осознание. Где-то между тем, как он разберется со всеми документами, получит пособие и станет официально безработным. И вот тогда, в самое случайное и неподходящее время, когда он будет смотреть какую-ту тупую передачу по кабельному телевидению про трехсот килограммового мужика, который борется с лишним весом, у него скрутит желудок, и мелькнет мысль: “Меня уволили. Денег хватит только на пару лет. Я совершенно одинок. Я никому не нужен”.

Но нет. Ничего этого не происходит. Ни через месяц, ни через два, ни через три. Гэвин просто лежит на своем родном диване все это время, зарастая грязью и пустыми пивными бутылками и ни разу не ощущает степень своей безответственности.    

Он просто чувствует, что существует.

Он думает, что он должен пнуть себя под жопу, но дальше мыслей дело не идет. Гэвин даже спрашивает по утрам у своего отражения: “Не поехала ли у меня крыша?”

Но ничего не щелкает.      

Он моргает, ходит, говорит, дышит, но внутри — пустота.

Он так ничего и не отвечает Ричарду в тот день, но соглашается поехать с ним в участок, чтобы разобраться со всеми бюрократическими вопросами, которые требуют его личного присутствия. Гэвин соглашается только потому, что точно знает, что проклятый андроид не отстанет от него и будет приходить каждое утро, молчаливо осуждая его прекрасный газон.

Но Ричард все равно приходит даже после того, как все дела улажены. Иногда он заходит к нему вечером после смены, но Гэвин как всегда притворяется мертвым и не открывает дверь. Однажды, он начинает подозревать что пластмассовый ублюдок спер у него второй комплект ключей, потому что вернувшись как-то вечером после вынужденного похода в магазин, он обнаруживает андроида в своей гостиной на своем диване с небрежно закинутой ногой на ногу.

Гэвин никак это не комментирует  — поход в магазин знатно его вымотал. Он просто отправляется спать, предварительно прихватив с собой свежекупленный блок сигарет, чтобы глупый андроид от него не избавился.

Никогда в жизни у Гэвина не было столько свободного времени в сутках. Это восхитительно.

Он может делать все, что пожелает. Все, что вздумается, абсолютно все.      

Он может есть когда захочет или не есть совсем. Он может спать днем и не спать ночью. Он обнаруживает, что может даже уснуть на ковре в гостиной и никто ему и слова не скажет.

Он может дрочить по несколько раз на дню. И часами напролет думать о каждой своей неудаче, о том, что могло быть, или о том, чего добились бы на его месте другие…  

…или дрочить. Или часами представлять, что подумали бы о нем знакомые, увидь они его прямо сейчас.      

Или можно подрочить.

У Гэвина столько дел.

То что раньше он мог позволить себе на выходных, теперь он может с чистой совестью делать каждый день, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году.      

И все же на первых порах Гэвин обещает себе заняться наконец домом, починить все, что сломано, возможно даже начать хотя бы отжиматься, чтобы не потерять форму. Может быть даже завести себе хобби или животинку.

Ничего из этого, конечно, он не делает.    

Вместо этого он заказывает онлайн-доставку продуктов на месяц вперед в неприлично огромном количестве. Через неделю он снова заказывает онлайн-доставку на месяц.

Гэвин обнаруживает, что у него очень хороший аппетит. Ричард бы им гордился.

Правда, имевшееся два года назад желание готовить нормальную пищу давно испарилось.    

По дому Гэвин ходит в своих пивных трусах и майке-алкашке, изредка накидывая на себя халат, чтобы проведать газон.

Большую часть дня он как и прежде проводит на диване. Он ест на диване, спит на диване, пьет на диване, дрочит на диване.

Он даже не предпринимает попыток вернуть грязные тарелки на кухню, оставляя их на полу возле дивана, пока в кухонных шкафах не остается ни одной чистой. Иногда он брезгливо ополаскивает наименее грязную тарелку, но только если нет возможности есть прямо из банки или пожевать оставшийся сухой хлеб.  

Он спит, наверное, по пятнадцать часов в сутки. И принимает душ один раз в неделю, что несомненно радует его, потому что он и раньше мылся от силы два раза в неделю после особо душных задержаний, где его умудрялись облевать или залить кровью или измарать еще бог пойми чем. Так что уровень его деградации пока находится в пределах нормы. В любом случае здесь нет никого, кто мог бы обвинить его в том, что он воняет.

Спустя три месяца такого существования, он понимает, что деньги стали списываться с его счета значительнее быстрее чем раньше. Он отказывается признавать, что с уменьшением баланса на счете прямо пропорционально изменяется его вес.  

Естественно, то, что скрывается за этими мыслями, не является реальным переживанием о финансовом положении или о своем внешнем виде. Где-то внутри это осознает даже его никчемный мозг.      

Он чувствует схожесть с Хэнком с каждым днем все больше и больше. Правда, после того как тот ушел на пенсию полгода назад, Гэвин даже ни разу его не видел. Он даже не знает жив ли он еще.

И честно говоря, Гэвину насрать.

Он даже не злится на гребанных андроидов из-за которых он потерял работу, как и многие другие люди в этом городе.

Ему все равно.  

Почему так случилось? Почему именно он? Что делать дальше? Он отмахивается от этих вопросов как от назойливых мух.

Ровно три месяца он находится в таком состоянии, пока одним прекрасным утром все не меняется.

Он как обычно усилием воли заставляет себя выползти из-под одеяла, влезть в тапочки, накинуть халат и выбраться на свет божий. Он даже не умывается, а потому может не сразу замечает, что что-то не так.

Гэвин разминает плечи на крыльце, чувствуя как хрустят позвонки. Он тянется к лежащей у двери газете и только разочарованно вздыхает, когда понимает, что до земли еще как минимум полметра, а нагнуться ниже он не может. Приходится позорно присесть на корточки, придерживая спину рукой.

Матерь божья.  

Он пытается прикурить, засовывая газету подмышку, и лениво спускается с крыльца. Его нога замирает над последней ступенькой, а сигарета так и остается незажженной, когда он видит это.

Что-то лежит на его газоне.

Гэвин неверяще моргает, растирая ладонью заспанные глаза.

Это должно быть чья-то шутка. Ему даже посыльные оставляют газеты исключительно на крыльце или на дорожке, зная, что он может засунуть им эту газету в задницу, если они посмеют швырнуть ее на газон.

Но это не газета.

Это дохлая крыса.

Гэвин стоит над ее тушкой, затягиваясь сигаретой, и мрачно рассматривает торчащие наружу кишки.

Здоровенная дохлая крыса.

Какова вероятность, что крыса пришла сюда сама, упала и умерла? Это маловероятно, если только она не сделала себе харакири, вспоров брюхо. Но почему это нужно было, блять, делать именно на лужайке Гэвина?

Рид вскидывает голову, с подозрением вглядываясь в окна соседей. Где-то там за шторами может прятаться его недоброжелатель.

Он снова затягивается сигаретой, засовывая газету в карман халата. Гэвин первый раз сталкивается с такой ситуацией. И он не знает как быть.

Конечно, разумно предположить, что стоит убрать труп растерзанной крысы, чтобы он не гнил на его лужайке. Но трогать ее Гэвину совершенно не хочется. Он не брезгливый, нет. Он за время службы многое повидал. И единственное чувство, которое возникает у него при виде расчлененки — это чувство голода.

Вот и сейчас живот у него начинает урчать, намекая, что пора бы подкрепиться. Но Гэвин замирает как статуя. Сперва ему нужно подстричь лужайку. Но трогать крысу нет никакого желания. Мало ли чем она болела?

Гэвин раскуривает уже вторую сигарету, не сдвигаясь с места и разглядывая уже начавшую пованивать крысу. Можно, конечно, ее лопатой убрать. Но кишки все равно останутся на траве.

Гэвину хочется плакать.

Он поднимает глаза к небу и щурится первым солнечным лучам.

Это все дурной сон.

Рид мысленно прикидывает, что будет, если сделать вид, что крысы нет. У него всегда хорошо получалось игнорировать проблемы.

Можно начать косить траву, надеясь, что газонокосилка перемелет труп на кусочки. Наверное, они будут не достаточно мелкими, чтобы послужить удобрением.

Гэвин морщится.

А если куски начнут разлетаться в разные стороны? Он с ужасом осматривает свой прекрасный газон и нервно сглатывает. Если куски порубленной крысы разлетятся по всему газону, кровища будет повсюду.

Гэвина тошнит.  

Он разворачивается и практически взлетает по ступенькам на крыльцо. Он просто дождется Ричарда. Тот обязательно придет и спасет его.

Дверь с грохотом захлопывается, оставляя труп крысы позади.

Гэвина трясет.

Впервые за два года он не подравнивает свой газон.