– И так все дворы в машинах, куда им еще?! – в дцатый раз повторил главный кочечник – Коченище – пустыря между Сибирским трактом, развязкой на НКАД и веткой железной дороги. Наклонился и сплюнул себе под ноги. Соседи его, рядком сидящие на краю того же обрыва, согласно загомонили и тоже поплевались, а лужеводяной еще и высморкался.
     – На болоте за вторым мостом сколько лет назад три таких домины отгрохали, так до сих пор продавцы в пустых залах в потолок плюют среди этих своих… автомоби-илей! – с презрением протянул дед-шишиган и тоже плюнул, но подальше. Отражение луны в воде передернулось от омерзения. – Нет, надо им по магазину воткнуть на все пустыри, на все болота!
     Чуть поодаль кикиморы, полевницы и вербовые дриады рыдали в три ручья, приговаривая, какие они несчастные, вот-уже-скоро бездомные, и податься некуда, разве что в туалеты понастроенных салонов, куковать среди бездушного пластика… На словах о белофаянсовых рукомойниках с зеркалами одна юная кикиморка затихла и мечтательно закатила глаза, но жена Коченища заметила пробел в хоре плакальщиц и дернула смутьянку за хвост, отчего та залилась ревом с новой силой. Потоки слез и соплей исправно впадали меж пяток и хвостов в воду под обрывом.
     – Фью, в чем проблема-то? – присвистнул сквозняковый сильф из высотки через дорогу. В новых домах с герметичными евроокнами он часто скучал и сбегал на окрестные пустыри полетать в свое удовольствие. – Горсть песка в потроха любой строительной машине, или проводок перекусить – и не будет у вас никаких автосалонов.
     – Вот ты и лезь кусать, а мне здоровье дороже, – буркнул на него Коченище. – Да что ты понимаешь, ветер один в башке. Это ж тех-ни-ка – в ней гремлины живут. И не доходяги, как в новомодных плоских компутерах, тех соплей перешибешь, – словно показывая, как он перешибает пижонских гремлинов, он сморкнулся от души. – В ископаторах ребята серьезные, крепкие, кабель на шею и передавят вмиг. Или током стукнут так, что неделю своего имени вспомнить не сможешь.
     – Ну ладно, – не унимался сильф, – фих с их машинами, раз вы такие хрупкие. Взялись бы тогда за людей. Машины ведь сами яму не выкопают, ими управлять надо. А люди вон, в больших ящиках живут. Пугай – не хочу. Помучаются несколько ночей от шорохов и свистов – сами сбегут. Я даже подсобить могу вам в свободное время – погудеть в щель, опрокинуть что полегче…
     – Но-но, полегче, развоевался, – шикнул на него кочечник поменьше – так, кочечок. – Думаешь, в коробках, кроме человеков, никто не живет? Счас! Они ведь и сами понаехали с Югов откуда-то, и зверушек с собой понавезли, дивов всяких. Или дэвов?.. В общем, сунешь нос в теплушку ихнюю – тут же набегут всем скопом, закусают, защиплют, заплюют.
     – И все равно глупо! – сильф помотал вихрами, перекувыркнулся в воздухе. – Разве можно так быстро сдаться? Надо искать другие выходы, а не плевать с обрыва в воду всю ночь напролет!
     И в возмущении он умчался обратно к жилому массиву.
     – Я ж говорю, ветер в башке, – подвел итоги Коченище. – В том-то и смысл, чтобы плевать. А ну, добры молодцы, на раз-два – тьфу! 
     Я затихарился под лопухом. Присоединиться к коллективу не получалось: во рту у меня пересохло еще после первых двух-трех плевков, и к рыдающим бабам не тянуло. Чего плакать-то? Я и в автосалоне не пропаду: перетащу свою коллекцию обрывков газет, оберток и рекламных буклетов под секретарский шкаф или в подсобку, буду там шуршать в сухости и комфорте, читать картинки и складывать из вырезок разные истории. Нет, болото я тоже люблю. Зелень вокруг, цветы покачиваются, соловьи ночью поют, соседи, интересные, милые консерваторы, что помнят эпоху человеческого транспорта мощностью в одну-три лошадиных силы, и перестраиваться на новые рельсы не хотят. Но бумагу с печатными знаками я тоже люблю, а бумага любит сухость, и потому лишней воды для оплакивания уходящей натуры в моем организме нет.

***
     Двое мужчин стояли на краю котлована и взирали на отражение облаков на водной глади.
     – Вы как отчет геологоразведки делали – в фотошопе? – сочился ядом и пОтом  замдиректора ООО «Автомоточтототорг». – Значит, по-вашему, тут водоносный слой на отметке минус три метра начинается? А это галлюцинация? Или, может, перепутали и вместо автосалона построили бассейн?
     – Содержание воды в пробах не превышало нормы, – бормотал инженер технадзора строительной фирмы, то и дело отирая лицо платком. Вдруг это действительно галлюцинация, и она вот-вот исчезнет, если потереть глаза посильнее? – Мамой клянусь. Пробы в лаборатории – независимой, причем. Съездите к ним и спросите, была ли вода. И к тому же, тут лет десять назад общее осушение проводили… Может, экскаваторщики где-то водопровод задели? Так ведь не было на плане коммуникаций никаких трубопроводов… Ладно, мы откачаем, посмотрим. Канализация, наверно. Грунтовая вода так не пахнет. И на вид она не очень…
     – Еще разборок с горводоканалом мне не хватает, – скривился замдир – действительно, пахло не фиалками. Но и не сточными водами. Не пойми что, на вид склизкое и пузырчатое. – Так. Разгребаете дерьмо в рамках сметы. Все, что за рамками – хоть гидрозащиту, хоть полную замену грунта – проводите за свой счет, не то мы вам устроим пиар-акцию в суде.
     И он зашагал к оставленной у обочины иномарке. Инженер сплюнул в треклятый котлован и направился к своей машине. Не было в его фирме свободных денег на лишние работы. Кризис ведь очередной. Еле наскребли на анализ воды в той же лаборатории. 
В кармане закурлыкал телефон. Лаборатория, легка на помине. Решили результатами поделиться, не дожидаясь следующего рабочего дня. Пусть инженеры заказчика тоже офигевают от результатов. Количественный химический анализ уверял людей, что в пробирках то ли бульон первичной жизни на земле, то ли стоки секретной биологической лаборатории, то ли неудачная контрольная работа по органической химии за одиннадцатый класс средней школы. «Мистика…» – пробормотал он себе под нос.