Сижу как-то раз у родной кочки, никого не трогаю, читаю пивную банку. И вдруг вокруг разливается несказанное сияние, аромат лилейный, звуки арф и вообще благодать всяческая. 
     Типичные спецэффекты присутствия ангелов.
     – Товарищ участковый, я что – я ничего… Не нарушаю, не обижаю, – профилактически заныл я, не оборачиваясь к служителю порядка, чтобы он по глазам не просек, где и как я раздобыл новую книжку. Моя любимая, «Колобок». Не, «Колобок» в список запрещенной  литературы пока что не входит, но я этому конкретному экземпляру… помог потеряться против воли хозяина. Хозяин, человеческий карапуз лет четырех от роду, легко отвлекся на мои шорохи в траве, выронил книжку-малышку. А я ее того, прибрал к лапам. Ну, люблю книжки с картинками. Буквы – для слабаков. Ну, сколько значений в слове из букв? Одно. Два, если автор исхитрится. А по одной и той же картинке можно хоть каждый день новые истории читать… Ладно, отвлекаюсь. Дите, наверно, расстроилось потом, а за причинение вреда людям и огрести можно, если у человека ангел-хранитель откормленный. А если нет такого, то можно и не огрести, но зачем рисковать?
     – Э-э, извиняюсь, я не из наблюдателей. Дантист я, интерн, и у меня просьба есть, – словно серебряные колокольчики прозвенели сзади. Опа, это не наш участковый! Оглядываюсь – и точно, незнакомый ангелочек, или какие у них еще чины бывают. Радужные крылышки домиком, губки бантиком. С просьбой? Интере-есно… А ко мне зачем? Я что, крайний? Огляделся – и точно, крайний. Все соседи по болоту-пустырю крайне искусно шифровались. Если б годами не жил рядом с ними, ни за что бы не заметил ивовую дриаду за стволом, деда-шишигана в кусте малины, кикимору под соседней кочкой… Вот и гость не заметил. 
     – Ну?
     – Не покараулишь заземлители минут десять? – и он с улыбкой в тридцать две жемчужины кивнул на пару ботинок – высоких, со шнуровкой, из тех, что люди берцами называют.
     – Мочь-то могу, но у меня не камера хранения, – эх, как бы отмазаться по-вежливому? – Пыльно тут, а в дождь еще и мокро. Вон, тучи собираются… Вы бы лучше во-он в тот дом через дорогу к подвальным зверушкам обратились.
     – Через дорогу далеко, мне в другую сторону надо. А они тяжелые! – с готовностью пояснил ангел и, не дожидаясь моего согласия, с сопением передвинул обувку мне под нос. – Я недолго, я только положение цели уточню – и назад.
     И упорхнул тихо, без всплеска.
     А я остался рассматривать почти новые ботинки. Не успел я напридумывать и десятка версий насчет «заземлителей», как дантист-интерн вернулся и изъял свое имущество. И стал надевать. Один ботинок натянул – потускнели спецэффекты, крылья стали полупрозрачными. Второй зашнуровал – совсем крылья исчезли, зато сам он стал очень даже материальным. С виду обычный домашний мальчик лет десяти, брюки со стрелкой, рубашка белая, галстук-бабочка. И берцы, да. 
     – Спасибо, я пошел! – сказал он самым обычным голосом, глядя куда-то себе под ноги. А, ну да, наверно, у него и зрение сейчас человеческое, меня он так просто, за кочкой, не заметит.
     И пошел он, но не через шоссе к спальному району, а под теплоцентраль, через железную дорогу и бетонный забор в сторону складов. 
     Интересненько. С горним (и нижним тоже) ведомством благоразумным зверушкам лучше не связываться, но ведь он меня вряд ли увидит. Так подумал я и припустил следом, не обращая внимания на неодобрительные жесты соседей по кочкам, выползающих из укрытий.
     А шустро он через заборы лазает! На чем тренировался, интересно? Но я все равно быстрее, потому что напрямик, под пестрой от граффити панелью. Упс, там люди! Еле успел я под лопух забиться. А дантист мой чешет прямо к ним. Вернее, к нему – водителю грузовика, что свой транспорт из гаража выводил. И ангельский пацан ему чуть не под колеса кинулся. 
     – Дяденька! – заорал. – Дяденька! Подвезите! Очень нужно! Ну пожалуйста!
     А что ещё дяденьке остается? Мальчика же ни объехать, ни переехать. Шофер распахнул дверь, рявкнул заковыристо, многоэтажно. 
     – Недалеко совсем, – улыбнулся ангелочек, подскочил легко, как каучуковый мяч, на подножку – а потом оторвал от присоски на ветровом стекле игрушку и бежать!
     Офигели мы с водителем, мягко говоря, и бросились вдогонку. Шофер замешкался, пока свою дверь открывал, а я вдоль забора за гаражами кинулся по прямой и потому быстро поравнялся с воришкой. И понял, что сейчас он попадется. Местности он не знал, тормозил у каждого угла и, увидев тупик, мчался дальше. А еще на ходу пытался развязать ботинки.
     Я остановился. Помогать верхнему ведомству не очень-то хотелось. Что я, крайний? Но уж очень подозрительно себя повел этот крылатый. Уж не из противоположного ли лагеря он? Тем помогать вообще вредно для здоровья. Но спецэффекты… Не могут Нижние создать такую маскировку! Пока я просчитывал варианты, шофер показался напротив прохода между гаражами, и я сдуру покачал лопух, под которым сидел. Мужик завернул ко мне в тупик, я резво заполз задом под гараж, а за соседним складом взвилась в воздух смесь сияния, арф, роз и всяческой благодати. Успел таки снять заземлители свои.
     Шофер ничего этого не заметил, но и в мое укрытие заглядывать не стал. Видно же, что между кирпичами опоры и ребенок не пролезет. Когда мат и топот мужика удалились, я выкатился наружу. 
     Прямо в гущу ароматов лаванды. Ой мамочки, этот не пойми кто еще здесь…
     – Спасибо! – улыбнулся типа-ангел, еле волоча ботинки за шнурки. К букету добавился запах мяты. – Фух, я так волновался! Первая операция самостоятельно, без куратора – и чуть не завалил. Как мне тебя отблагодарить? 
     «Не появляться больше в нашем микрорайоне», – пронеслось у меня в голове, но очень тихо, под мощным всплеском любопытства. Материального мне от него ничего не надо, к какой бы конторе он ни относился. Но спросить-то можно?
     – А позвольте полюбопытствовать, – робко вякнул я. Тот закивал веселее. – Это разве не мелкое хулиганство и кража, Исход, пункт двадцать-пятнадцать, заповедь восьмая? Или шофер тоже безделушку эту свистнул?
     – Гнилой зуб формально принадлежит человеку, – словно по памяти статью из учебника зачитал он, – но его надо вырвать. Я и есть дантист.
     – А-а, – протянул я, как будто что понял. – Этой штукой порчу наводили?
     – Не совсем, – ангел (кажется, все-таки настоящий) с довольным видом плюхнулся рядом на лопух. Ему что, первым вылетом больше не перед кем похвастаться? 
     – Это была обычная игрушка, – крылатый дантист показал мне на ладони черный меховой шарик с глазами, хвостом, высунутым языком и рожками. Ничего себе просто игрушка! Как он так спокойно относится к изображению антагонистов своих? – Но рядом с водителем…
     – Погодь, дай сам попробую прочитать, – перебил его я и стал рассматривать чертика со всех сторон. Прилепить его на стекло – будет качаться на пружинке туда-сюда, туда-сюда. Чертенок. Бес. Бесит. Сосед по кабине бесит. Экспедитор при водителе. Невнимательный, болтает без умолку, на работу косяк забил, вечно норовит покурить подольше, а то и вовсе у пивной застрять. Ему-то что, у него оклад, а водителю по километражу платят. Да и нюхать чужое пиво, пока сам за рулем – приятного мало. И втык не сделаешь – племянник начальника все-таки. Туда-сюда. Тудыть его растудыть. Остается только сцепить зубы и костерить напарника про себя, следя за прыжками чертика.
     – В общих чертах так и было, – снисходительно кивнул ангел, – только это шофер был не прочь сгонять налево, отмотав одометр, а напарник, наоборот, требовал работать честно. Вернее, требовала. Она ему, ко всему прочему, женой доводилась. Нелюбимой причем. Вот он день за днем нервы на игрушку накручивал, накручивал и так ее зарядил, что она теперь обратно негатив излучает. Он уже давно и развелся, и работу сменил, а успокоиться никак не может. Вот я и удалил один из источников озлобления, чтобы ему легче было начать жизнь заново.
     – Эвона как, – почесал я за ухом. Не, я на истину в последней инстанции не претендовал, я только возможности считываю… – Вот это сервис. Я, конечно, в вашей бухгалтерии не разбираюсь… Но с чего этот человек удостоился вашего внимания, раз на праведника он не тянет?
     – Да, не понимаешь, – чуть погас ангел, но потом просиял с новой силой. – Врачи больным должны помогать, а не здоровым! И к тому же… за него мать его молилась.
   Тут бы мне раскланяться и свалить своим путем, но плодилка вариантов уже раскочегарилась, язык мой, враг мой, впереди паровоза полетел.
     – А зуб ты точно больной выдернул? Может, игрушка у него вместо совести была – типа, всевидящее око принципиальной жены. Вот и ругался он от злости на совесть – мало кто из людей этот орган любит. А эффект точно на самой игрушке завязан? Он ровно на нее смотрел, а не на пружину или присоску на стекле? А это точно нужный человек? В ботинках ты, как я понял, эфирные сущности не видишь и на местности ориентируешься неважно. А… 
     Тут я остановился, чтобы не добивать дантиста – он и так, болезный, побледнел до прозрачности, арфы смолкли, один колокольчик тревожно звенеть остался. 
     – Ну, мне такую вводную дали, но сверху земля выглядит иначе. Вроде я правильно все прочитал… Нет, подожди, сейчас слетаю проверить. 
     Радужный шелест крыльев – и мир снова стал пыльным, серым и шумным. Нет, не подожду. Удеру сейчас подальше. И так уже упомогался.
     И сбежал я через шоссе в жилой массив, проверить, нет ли на помойках подвоза новых (то есть, старых) книг и журналов, надергать газет из почтовых ящиков, к приятелям заскочить… На пару суток дел хватит, а там, глядишь, дантист-интерн этот про меня забудет.