Все наши песни были о нём. Волшебное место для бесконечной жизни. Дворец неописуемых чудес. Но лишь для достойных.

Раздражающий свет, заставляющий веки трепетать. Затхлый запах и тугая тяжесть, стягивающая грудную клетку.

Эн распахнула глаза — хотя сильно сказано, конечно, скорее, с трудом разлепила веки, щурясь от неяркого искусственного освещения.

Самочувствие было самое паршивое: ломило все кости, знобило, во рту было сухо и тошнотворно горько. А голова… чугунная, иначе и не скажешь. Каждое движение было пыткой, так что Эн пришлось собраться с силами, прежде чем предпринять попытку сесть. Возможно, она ещё долго сидела бы, считая звёзды перед глазами и накапливая силы, или вовсе снова уснула бы прямо сидя, провалившись в нездоровое забытье, если бы не слабый писк, донёсшийся от её запястья.

Какой-то браслет, мерцающий пронзительно ярким для обострённого восприятия индикатором. Будто только и дожидаясь, когда на него обратят внимание, гаджет кратко завибрировал, и из него раздался голос.

— Очухалась, значит. Доброе утро.

Голос мужской, достаточно низкий и отнюдь не наполненный дружелюбием. Эн скривилась, пытаясь определить, знаком ли ей его обладатель, но сосредоточиться получалось с трудом. И чем её так приложило?

Словно подслушав её мысли, странный собеседник переключился на тему её самочувствия:

— Я подобрал тебя в баре вчера вечером, ты была в отвратном состоянии. Не знаю, сама наширялась или кто-то ещё помог, но на ногах ты вообще не держалась. Помнишь что-нибудь?

— Я… — начала Эн и закашлялась, больше частью смутившись слабого писка, вырвавшегося из горла вместо её обычного голоса. Притихла, утерев с губ белёсую слюну, и, собравшись с силами, прохрипела: — Не помню. Но я обычно не…

— Да-да, детка с такими деньгами никогда ничего не пробовала, конечно, — голос по ту сторону выдал весёлые нотки, но будто ограниченную дозу, словно собеседник лишь изображал насмешку. — В общем, я ввёл тебе в кровь очищающую капсулу, так что последствий можешь не опасаться, раз уж сумела проснуться. Приведи себя в порядок, Эн, и собирайся. Пора домой.

Эн откинула голову, упираясь затылком в холодное изголовье кровати. Прикрыла глаза, приняв визжащую боль в голове от резкого движения как благодать.

Её всё-таки нашли.

— Я буду через час, — спешно закончил свою речь неизвестный благодетель, и краткий звуковой сигнал от дешёвого браслета для связи сообщил о завершении разговора.

Ещё некоторое время после звонка Эн сидела в тишине.

Столько лет прошло с её второго побега — более позднего и удачного, как ей казалось буквально до сегодняшнего утра. Она уже успела убедить саму себя, что убежала достаточно далеко, что Дедушка больше не ищет её… Прошлая его попытка поймать её провалилась ещё три года назад. Но вот объявился какой-то новый наёмник — упорная сволочь, видимо, раз забрался в такие дебри. Не всякий рискнёт сюда сунуться, кроме бандитов и контрабандистов — на это Эн и рассчитывала. Но, видимо, кого-то из них он и нанял, заодно и купив сведения о её местонахождении.

А как хорошо всё начиналось…

***

Маленькую Эн посвящали в тонкости уготованной ей судьбы постепенно, исподволь. Деликатно. Видимо, Дедушка тогда ощутил, что его власть над ней, совсем ещё малюткой, выскальзывает из его рук, что она уже способна доставить проблемы. И это его встревожило.

Испытания, которые проходила любимая внучка создателя Садов, достаточно скоро стали более сложными и опасными. Учтя тот факт, что среди ровесников Эн справлялась достаточно легко, Дедушка постепенно перевёл её к более старшим Находчивым.

Она достойно приняла негласный вызов.

Гораздо сложнее ей пришлось, когда Дедушка решил, что подошло время посвятить внучку в свою идеологию. И прежде вокруг говорили о Дворце, но маленькая Эн не воспринимала разговоры о нём всерьёз, ведь саму её так до конца и не посвятили в подробности этой легенды. Мифа, на вере в который держалось всё в Садах. Всё, включая жизнь Дедушки.

— Я уже сейчас вижу в тебе потенциал выполнить то, что мне нужно, — вдохновенно говорил он во время прогулки, на которой рассказывал внучке о великой цели для него и всех Находчивых. — Среди тех, кого я вырастил, были способные, но твой талант превосходит их умения. После всех этих стараний ты действительно стала моим призом, Эн, — он ласково пригладил белоснежные короткие кудри девочки, что та приняла безропотно. — Ты доберёшься до Дворца ради всех нас. Ради меня.

Эн молчала, подавляя внутренний протест. Не время было заявлять, что ей совсем не хочется быть инструментом в выполнении его амбициозных планов, что бы они из себя ни представляли, а хочется просто жить. Пусть и как те люди за периметром, недолго, но ярко, словно сгорающие в атмосфере метеоры, которые ясными ночами часто заметны в небе. Жить и наслаждаться жизнью, а не становиться всё более совершенным оружием.

Хотя ей, безусловно, льстило быть лучшей среди подобных. Жемчужиной коллекции… Какая мерзость. Она не вещь и сама распоряжается своей жизнью. По крайней мере, очень этого хочет.

Но Дедушке было не до её желаний; легенды о вечной жизни интересовали его куда больше. А точнее, вероятность того, что это могут быть не совсем легенды.

Однако казалось, будто он всё ещё не до конца доверяет Эн после попытки побега. Вся идеология Находчивых строилась на стремлении достичь Дворца… но за долгое время девочка так ни разу и не услышала, чем же конкретно он так притягателен и важен для обитателей Садов и особенно Дедушки, каким образом он может даровать бессмертие. Все формулировки были отчаянно мутными и облечёнными в форму сказаний и домыслов. 

Однако она слишком хорошо знала Дедушку, чтобы быть уверенной: он сам точно знает, к чему готовит их всех.

Подрастая, Эн начала пробовать вызнать правду, то прикинувшись дурочкой, а то надавливая. Когда ей было пятнадцать, между ней и Дедушкой состоялся уже более серьёзный диалог на эту тему.

В тот день любимая внучка, лучшая Находчивая, донимала его с самого утра. Перебирая книги на полках в его кабинете, она снова попыталась узнать то, что так ей интересовало.

— И всё-таки я не понимаю, для чего мы так трудимся. Всё это время мы тренируемся, готовимся физически и морально к тому, чего даже не представляем, — Эн растерянно развела руками, сжимая в одной из них внушительный томик. — Всё ради него. Ради Дворца. Дедушка, ты помешался на нём, как… — она издала смешок, — как Роланд* на Тёмной Башне!

— Я рад, милая, что мне удалось в своё время привить тебе вкус к хорошей литературе, но…

Сочные губы девушки изогнулись в рассеянной усмешке:

— Я не дочитала… Чем всё кончилось? Этот больной ублюдок добрался до неё?

— Эн, девочка, — не по годам крепкие ещё пальцы вцепились в её плечо, заставляя невольно зашипеть. — Кажется, ты не до конца осознаёшь серьёзность ситуации.

— Не осознаю, — процедила та, исподлобья глядя на самого ненавистного для неё человека. — Так объясни дурочке.

В тот день они больше не разговаривали. Эн гуляла снаружи, бесцельно слоняясь по шелковисто блестящим садовым дорожкам. Хотела было закурить, но ни у одного из знакомых Находчивых курева не оказалось — не принято это было среди них. Чёртовы блюстители здорового образа жизни! Её в тот день не пугали возможные последствия.

А на следующий день Эн впервые лицезрела трансляцию, или перевод, как называли это в Садах.

В бесконечной глубине покоев Дедушки, за его кабинетом, было помещение, в котором любимая внучка тирана не бывала прежде. Именно туда, за золотистую дверь, украшенную безликими масками, он и повёл её.

Комната поражала абсолютной, стерильной пустотой — за исключением лишь одного предмета в её центре. Постамента из цельного белоснежного мрамора, испещрённого тонкими золотыми прожилками, что сплетались в диковинные узоры. Постамента, грубо повторяющего силуэт человека.

Вернее, строго говоря, их было два: один — на полу, а второй нависал с потолка, в точности копируя форму нижнего, оставляя около полуметра свободного пространства. Перед этой загадочной конструкцией располагалась низкая узкая подставка, также мраморная, и две тонких колонны, направленные друг к другу с пола и потолка, так же, как постаменты.

Благодаря этому причудливому убранству комната выглядела как нечто среднее между операционной, ожидающей своего загадочного хирурга, и покинутым храмом, божество которого оставило это место ненадолго, да так и не вернулось.

То, что происходило в комнате далее, больше походило на тяжёлый болезненный сон, нежели на реальность.

В комнату бережно внесли человека на носилках. Он был очень стар даже на вид, а сколько ему на самом деле, можно было лишь догадываться (хотя, кажется, Дедушка мало кому позволял жить так же долго, как он сам). Лишь позже Эн вспомнила, что это был один из старейшин Находчивых, член совета, регулирующего всю жизнь в Садах — под началом Дедушки, конечно. В тот момент девушка могла лишь бездумно наблюдать, как обессиленного человека с пергаментно-прозрачной кожей перекладывают на загадочное каменное ложе. Поверхность камня будто только и ждала касания тёплого, живого тела: снежно-белый постамент словно засиял изнутри, а странные символы, вырезанные в его основании, действительно заполнились холодным свечением.

Последующее Эн помнила будто в тумане и обрывками. Как Дедушка нараспев произносил приевшиеся ей мантры о Дворце, а человек на постаменте шёпотом вторил ему. Какой благодарностью и надеждой светились поблекшие глаза этого старика. Как в руках Дедушки оказался странного вида скипетр с молочно-белым навершием и как он поместил его в расщеплённую подставку перед постаментом.

А дальше — вспышка. Кроваво-красный куб, парящий между двух тонких колонн.

И опустевший постамент.