Деревья Изумрудных могил возвышались над лагерем, над Клариэль, сидящей у костра с длинной цепочкой цветов. Она методично сплетала белые и красные бутоны, собирая из них венок вокруг обрезка верёвки. Солас уже спал, ожидал её в Тени. Но сегодня, при свете полной луны и созвездия волка, поблёскивающего сквозь листву, ей нужно было закончить кое-что, прежде чем присоединиться к нему.

Вивьен тоже уже спала, а Кассандра несла дозор за пределами лагеря. Клариэль поднялась на ноги и вышла из круга тёплого рыжего света. Статуя была неподалёку от лагеря Инквизиции, глядела строго на запад. Эльфийка подошла к каменному волку сзади, точно как в детстве, на цыпочках, чтобы возложить цветочную корону на его потёртые уши.

Этот был больше, чем статуи в её отрочестве, и наверняка куда древнее, если судить по трещинам на его морде и хвосте. Серый камень мерцал в лунном свете, и в какой-то миг показалось, словно это мех зарябил в набегающих тенях и зверь сбросил с себя каменное оцепенение. Затем это ощущение исчезло, остался недвижный гранит.

Да не услышит Ужасный Волк твоих шагов.

Но шаги раздались за её спиной, те, что она узнала бы всегда.

— Солас, — произнесла она, не оборачиваясь. — Я думала, ты спишь.

— А я думал, ты выше подобных суеверий.

— Считай это минутной ностальгией, — с улыбкой ответила она. — Чем-то, что я привыкла делать ещё с раннего детства.

Она обвила рукой талию Соласа, положив голову ему на плечо.

— Значит, твой клан тоже следовал традиции подношений Волку? — его голос всегда становился чуть резче, когда он говорил о долийцах.

— Мы посылали к нему детей с дарами из цветов, — спокойно объяснила она. — Их шаги легки, и даже Волк не охотится на невинных. Мы с кузенами тянули соломинки, чтобы решить, кто будет это делать следующим. Маханон всегда пытался уговорить Эллану или меня, даже если короткая соломинка доставалась ему, — она не сдержала смешок, погрузившись в воспоминания.

Солас молчал некоторое время, сосредоточившись на статуе, увенчанной цветами. Затем словно сбросил с себя оцепенение, вернувшись к реальности:

— А ты? — его рука скользнула в волосы Клариэль, медленно расплетая её косы. — Ты не боялась?

— Боялась, конечно. Я была ребёнком, а мой отец — рассказчиком в клане. К моменту, как мне исполнилось семь, я уже знала все истории о предательстве Ужасного Волка, — она рассмеялась и потянулась к чуть покосившемуся венку, чтобы поправить его. — Но постепенно я осознала, что статуи не оживут, чтобы вонзить в меня зубы.

Она перевела взгляд с Соласа на статую, и её посетила внезапная мысль.

— А ты когда-нибудь встречал Ужасного Волка? По долийским преданиям, он до сих пор бродит по Тени.

Руки Соласа замерли в её волосах.

— Я достаточно осторожен, чтобы избегать ненужного внимания, — наконец сказал он медленно. Его пальцы скользнули к её подбородку, приподнимая лицо, чтобы встретить его взгляд. — Почему ты спрашиваешь, vhenan? Ты же сказала, что слышала все истории о Волке.

Клариэль помедлила с ответом, размышляя, как объяснить это. Если хоть кто-то был способен понять, если хоть кто-то мог дать ответ, то это был Солас. 

— Когда я была маленькой, отец рассказал нам историю о том, как Фен`Харел избавился от Творцов и Забытых, — начала она. — Когда остальные уже уходили от костра, я спросила его, почему мы просто не молимся Фен`Харелу. Ведь раз он остался один в нашем мире, то только он способен услышать нас и ответить.  

Он поморщился:

— Могу представить реакцию на подобный вопрос, даже из уст ребёнка.

— Никогда не забуду, как на меня все уставились. Отец потащил меня к нашему аравелю. Он был белый как снег и не произнёс ни слова, пока мы не оказались под навесом. Тогда он велел мне никогда больше не задавать этого вопроса. Так я и сделала. Но меня всегда мучило, был ли на него ответ, который, возможно, отец просто не захотел мне дать. 

Солас молчал очень, очень долго. Подойдя ближе к статуе, он положил ладонь на челюсть волка. Пробежал руками по граниту, касаясь каждого скола и трещины; лицо его было спокойным и непроницаемым, словно фарфоровая маска. Наконец он сделал глубокий вдох, по-прежнему не глядя на Клариэль.

— Ma nuvenin. Что ж, история об Ужасном Волке и природе его даров.

Он заговорил так тихо, что ей пришлось придвинуться ближе и напрячь слух; оба они теперь стояли в тени каменного волка.

— Когда-то давно среди элвен странствовал великий воин, известный как своим мастерством в бою, так и жаждой знаний. Веками он искал достойных противников, чтобы совершенствовать фехтовальные навыки, и лучших учителей, чтобы не только его меч, но и его разум становился как можно острее. Говорят, победить его на дуэли не удавалось даже величайшим бойцам богов. Он хвастал, что только сами боги могут надеяться его одолеть, и этой дерзостью рисковал навлечь на себя гнев Эльгарнана. Но судьба выбрала ему иного противника. 
Однажды воин медитировал под сенью дуба, и к нему явился Фен`Харел. Польщённый тем, что его посетил сам Ужасный Волк, воитель немедленно бросил богу вызов. Фен`Харел согласился на дуэль до первой крови, но при условии, что воин прежде выслушает мудрость, которой он готов с ним поделиться. Жадный до знаний, тот согласился, лишь чтобы разочароваться, когда Фен`Харел пересказал ему детскую сказку — ту, что любой эльф мог рассказать слово в слово. 
Не желая оскорбить Волка, воин улыбнулся и сказал, что понял суть истории. Но прежде чем он договорил свои слова, Фен`Харел ударил его по губам, заставив растянуться в пыли и оказавшись первым за много столетий, кому удалось пролить его кровь. "Твои глаза сказали мне одно, а твой рот — другое, — сказал он застывшему воину. — И поплатились за это тем, что я ударил твой рот. Теперь ты владеешь мудростью, коей я с тобой поделился. Но победа в этом поединке за мной", — Солас вздохнул, наконец отвернувшись от статуи к Клариэль. — Дары богов имеют двойное дно, и только глупец может на них полагаться. Надеюсь, ты понимаешь это лучше, чем тот воин.

Клариэль нахмурилась. Не могло же всё быть так просто.

— Своим уроком Фен`Харел пощадил его жизнь. И мудрость — сама по себе награда куда большая, чем лёгкая победа.

— Мало кто ценит мудрость выше силы и самолюбивой гордости, — он скользнул пальцами по её лицу, как сделал прежде с волком: по скулам, кончикам ушей, валласлину Джуна винного оттенка. Взгляд его смягчился от улыбки, и он снял венок со статуи, переместив его на макушку Клариэль. — Тебе он идёт больше. 

Она хихикнула от этого экстравагантного жеста. Но слабая дрожь в его пальцах и резкие нотки в голосе уняли её веселье.

— Солас? Что-то не так?

Это прошло, как только раздался её голос, как часто бывало с его загадочными наплывами меланхолии. Он склонился к ней, чтобы поцеловать, коснулся её губ неспешно и легко, практически невинно. Но затем шагнул ближе, прижав её бёдра к постаменту волчьей статуи. Его язык скользнул между её губ, а руки забрались под сорочку, касаясь обнажённой кожи. Он целовал её, пока она не застонала, дрожа в его руках, затем разорвал поцелуй и скользнул губами ко впадине между её ключиц.

— Всё так, — выдохнул он. — Прямо сейчас всё правильно, именно так, как должно быть.

Она растерянно глянула на него, а затем все мысли вылетели у неё из головы, когда она бедром ощутила его возбуждение.

— Мы же снаружи, — нерешительно воспротивилась она.

Раздался низкий рокот его смеха:

— И наедине, не считая Волка. Ты же сказала, что не боишься, — его руки уже были на её сорочке, распуская шнуровку и то и дело касаясь её сосков сквозь ткань.

Клариэль шумно втянула воздух. Щёки Соласа полыхали румянцем, глаза горели диким огнём желания. Он наслаждался этим опасным богохульством: отнять её подношение Волку и взять её в его тени. Она увернулась от его ищущих губ и прикусила кончик его уха. Он выругался, возясь с застёжками на ее штанах. Клариэль через голову стянула с него мягкую шерстяную рубаху и прижала ладони к его груди.

Солас замер, манера его мгновенно изменилась. Взгляд его при лунном свете стал мягким. Он взял обе руки Клариэль в свои ладони и поднял над её головой. Магия полилась сквозь её пальцы, тёплая и бережная, приковывая её запястья к камню.

— Не боишься, vhenan? — спросил он, обхватив ладонями её лицо.

— Нет. Никогда.

Осторожно и трепетно Солас распахнул её сорочку, позволяя ей свободно свисать с её рук. Он потянул вниз хлопковую нагрудную повязку, вместе с ней одним рывком сняв её штаны и бельё под ними. Затем он сделал шаг назад, любуясь ей — с руками, прикованными к Волку, цветочной короной поверх распущенных волос, раздвинутыми ногами и румянцем на щеках. Клариэль заметила, как он тяжело сглотнул, прежде чем спешно стянуть собственные штаны и снова подойти ближе к ней. 

В его движениях не было изящества и осторожного, продуманного соблазнения. Он поднял её ноги, сцепив их на своей талии, таким образом заперев её в ловушку между своим телом и недвижным каменным Волком. Его губы отыскали её, горячие и жаждущие, и украли её стон, когда он скользнул внутрь неё. Клариэль не на что было опереться, и ей оставалось лишь шумно дышать и дрожать под его неустанным натиском и касаниями губ и зубов, терзающих то её рот, то шею. Она растворилась в нём — в том, с какой лёгкостью он держал её на весу, в ударах кожи и кожу, в хриплых стонах над её ухом, когда она кончила, крупно дрожа.

Он навалился на неё, со стонами выдыхая в её плечо, также достигнув удовольствия. Они оба обмякли, опираясь на статую, и прежде чем Клариэль успела отдышаться, незримые оковы вокруг её запястий исчезли. Солас поймал её в объятия, бережно помогая вновь стать на ноги. Одной рукой он поправил венок, сбившийся набок от их занятия любовью.

— Мы… ты… — она подняла на него взгляд, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. — Это был не сон.

От его улыбки её будто окатило волной тепла с головы до ног.

— В мире есть нечто большее, чем сны. И благодарить за это мне следует тебя.