Гарретт ненавидел политику. Особенно после недавних событий, где окончательно наелся её с лихвой. И вот, пожалуйста, не успел ещё прийти в себя – и снова вляпался чёрт-те во что. Пришлось даже – немыслимо! – вернуть награбленное, и если бы обошлось только этим. Гарретт не сомневался, что угрюмый тип в маске, из хватки которого воришке не удалось выкрутиться при всей его ловкости, вернётся, и скоро.

Впрочем, сам виноват. Стоило продумать дело лучше. Хотя это едва ли помогло бы ему, учитывая, что у незнакомца были некие способности, точную суть которых Гарретт не вполне понял, и они давали явное преимущество.

Информация… Да чтоб его Мрак забрал. Какую информацию мог предоставить вор? Хотя иностранца, впервые ступившего на улицы Города, наверняка интересует всё, что для местного жителя является обыденностью. Тем более для такого, что живёт на изнанке привычного для обычных горожан мира.

А за перстень всё же было обидно.

Гарретт раздражённо потёр правый глаз. Зудящее ощущение в нём пропало, зато перекочевало под рёбра и беспокоило его уже вторую ночь с тех пор, как злополучный визитёр покинул часовую башню. Вор знал, что это значит. Это его природное любопытство, не раз втягивавшее своего хозяина в самые разнообразные передряги, не позволяло отвлечься и забыть, сбежать на неделю или две, залечь на дно где-нибудь ещё.

Нет, он точно знал, что снова встретится с типом в маске — более того, не исключал и что сам к нему придёт. Потому что интерес, вызванный странной реакцией осколка Примали в глазу на этого человека, сжигал его нутро, заставляя думать только об этом. О том, каким образом незнакомец сумел скрутить вора, прежде чем тот успел вздохнуть, и о странном, завораживающе прекрасном символе, который попался на глаза Гарретту.

Мастер-вор тогда решил было, что ему показалось, но после убедил себя в том, что невозможно такое выдумать. Когда он на мгновение сконцентрировался, нервно обшаривая взглядом пространство своего убежища в поисках хоть какого-нибудь козыря против необычайно сильного противника, он заметил нечто странное. На левой руке этого лорда, на тыльной стороне ладони, которая, как Гарретт заметил прежде, была тесно замотана тёмной лентой, цвёл нестерпимо яркий знак, при взгляде на который правое око вора прошибло горячей волной

вот она, так близко, так ярко

от чего он едва не зажмурился рефлекторно, но поборол секундную слабость и пригляделся к символу внимательнее.

Не так уж много, правда, разглядел, но, когда Корво Аттано — вор уже успел с тех пор разузнать имя императорского защитника, — заставил его перестать использовать магическую концентрацию, знака на ленте не было. Значит, он на самой руке? Но почему он был заметен Глазу и вызывал у чёртова осколка такую бурную реакцию?

Ответы на эти и другие одолевавшие его вопросы можно было найти только у одного человека, и Гарретта смертельно раздражало осознание этого. Он выбрался из таких передряг, столько вынес (в прямом и переносном смысле), выкарабкался буквально из-под земли — только чтобы какой-то тип из соседнего государства за один вечер опозорил его, заставив вернуть трофей и потребовав буквально шпионить на себя. И больше всего злило, опять-таки, понимание собственной в этом вины: не решись Гарретт на необдуманную кражу перстня — могло бы и обойтись. Впрочем, сослагательное наклонение к жизни неприменимо, особенно к его — непредсказуемой и безумной.

Хотя, как пытался убедить себя вор некоторое время спустя, поостыв от возмущения, этот Аттано вёл себя предельно нейтрально и в общем-то логично, если стать на его место. Вернул свою пропажу, не убил и не покалечил воришку в отместку, хотя вполне мог, и даже не заинтересовался явно незаконным происхождением других его трофеев — действительно ведь не его дело, он подданный другой страны. А что до шпионажа… Он не кажется глупым человеком и, вполне вероятно, является не только императорским телохранителем. Возможно, тайная служба? Говорят, с приездом имперской делегации в городе стали шнырять шпионы, а завербовать кого-то на месте не так просто. Если, конечно, какая-нибудь дурная, падкая на блестящее сорока не попадётся в силок обстоятельств…

И, с другой стороны, а чем Гарретта держал этот город? Фактом того, что это его родина? Так чем рождаться в этой клоаке, лучше не появляться на свет вовсе. Обязательствами перед властью? Смешно для самого разыскиваемого преступника. Красотой родных видов закопченных крыш? Сомнительная романтика. Разве только пара человек, которых не хотелось бы подставлять... В остальном же за всю жизнь, а особенно за последний год, это место не принесло Гарретту ничего хорошего. И, может, эта необходимость теперь раскрыть перед пришельцем подноготную гнилого города способна стать первой ступенькой к чему-то новому.

А новизна и впрямь витала всюду. Со сменой власти после бунта, с постепенной борьбой с эпидемией Мрака, не без помощи теперь и Империи, город приходил в себя и медленно, но верно настраивался, словно восстановленный музыкальный инструмент или механизм — да, точно как старый скрипучий хронометр, который некогда починил Гарретт. Уже не так страшно было для обычного жителя выйти на улицу, лихорадка мятежей и восстаний сошла на нет, и восстанавливающееся благополучие означало, что новая власть вот-вот со свежими силами возьмётся за преступность. А значит, спокойные дни в часовой башне, возвышающейся над беззаконием, подходили к концу.

И Гарретт вовсе не удивился, когда пару суток спустя, вернувшись с дела, обнаружил, что убежище его не пустует.

Вряд ли он сразу заметил следы вторжения – гость был слишком осторожен, да и проник наверняка тем же путём, что в предыдущий визит, — скорее, вор нутром ощутил чужое присутствие. Иногда ему казалось, будто старинная башня обладала душой и проявляла к нему благосклонность, а значит, могла и шепнуть, что сейчас он под её сенью не один – глупые мысли, сентиментальные, навеянные вечным одиночеством, которое порой угнетает даже самых независимых.

В действительности дело едва ли было в мистике, вроде покровительства бездушного здания, или даже в обострённой интуиции чернорукого. Просто осколок Примали, почему-то отказавшийся покинуть его глаз тогда, на "Утреннем свете", едва уловимо дал понять: то, что его интересует, находится сейчас очень близко. Глубокая сила, заключённая в странном знаке на чужой руке, дремлет, но в любой момент готова пробудиться.

Гарретт прошёл по убежищу, поднялся на ярус с импровизированной спальней и замер подле сундука с припасами, буравя взглядом широкую спину мужчины, что рассматривал в витринах экспозицию, не предназначенную для посторонних глаз. Некоторое время тишину оживляло лишь зацикленное, монотонное тиканье часового механизма, такое оглушающе громкое здесь, на высоте, докуда не добираются звуки города.

— Думал, уже не дождусь тебя, — пробасил Корво наконец, продолжая изучать сорочью коллекцию. – Славная ночь, а?

— Не слишком, — процедил Гарретт и бросил на постель пару добытых тощих кошелей; стиснул пальцами лук, памятуя о прошлом столкновении с лордом-защитником.

Корво вздохнул и, к непроявленному удивлению вора, снял маску. Аккуратно положил её сверху одной из витрин и пригладил широкой пятернёй встрепавшиеся тёмные пряди на своём затылке.

— Ты всё равно знаешь, кто я и как выгляжу, — пояснил он, — и мирные переговоры я предпочитаю вести с открытым лицом.

— Мирные… — ухмыльнулся Гарретт, переминаясь у сундука: подходить ближе к визитёру ему не очень хотелось, несмотря на умоляющий безмолвный шёпот силы в правом глазу.

— Мирные, — кивнул Корво. – Не хочу, чтобы ты воспринимал меня как человека, умеющего только запугивать.

Голос у носителя маски смерти был интересный — низкий, обволакивающий, но огрубевший, словно его обладатель перенёс долгую болезнь. И в этом продранном бархате явно скрывалась закалённая сталь, о которую и порезаться недолго.

А воры и клинки не очень-то дружат.

Гарретт кивнул в ответ, спустив с лица закрывающий его до середины платок, и демонстративно положил лук на крышку сундука, однако рефлекторным движением нервно нащупал тяжёлую дубинку на поясе. С противником, от которого неизвестно чего ожидать, лучше перестраховаться, хоть вор и не любил прибегать к насилию.

— Я не жду от тебя каких-то подробностей о местном преступном мире, — начал лорд-защитник, повернувшись лицом к Гарретту; опёрся о тумбу, на которой стояла витрина, и сложил руки на груди. – Да и вряд ли ты выдашь мне что-то, касающееся твоих… коллег.

— Тогда что тебе нужно?

Вор осторожничал: слишком свежи были воспоминания об их недавнем столкновении, в котором он не смог бы одержать верх, даже если бы очень хотел. Этому высокопоставленному засранцу была доступна самая настоящая магия. Возможно, связанная со знаком на руке. Определённо смертельно опасная, если её носитель пожелает так её применить. И она чертовски интересовала если не самого Гарретта, то проклятый бирюзовый осколок – маячащий на грани сознания нетерпеливый зуд в правом глазу запутывал, не позволяя нащупать грань между его желаниями и волей Примали.

— То, о чём не сообщат вельможи и новый барон. Расскажи мне обо всём необычном, — поймав вопросительный взгляд вора, Корво продолжил: — О том, что в наших краях принято называть ересью.

— Ересь? – приподнял бровь Гарретт, неспешно кружа по комнате, словно в нерешительности.

— В Империи любая связь с колдовством – или подозрение в ней – наказуемы, — пояснил Аттано. – За этим следит Аббатство Обывателей… правда, не слишком успешно.

— Так ты обращаешься ко мне как преступник к преступнику? – губы вора исказились в сухой ухмылке; цепкий взгляд его скользнул по диковинной маске, покоящейся поверх витрины.

— В некотором смысле.

Корво достал из-за пазухи какой-то мелкий предмет и бросил его Гарретту. Тот поймал безделицу на лету и взглянул на неё: странного вида конструкция из нескольких изрезанных незнакомыми символами кусочков кости, скреплённых ржавой металлической стяжкой, нырнула ему в руки, словно юркий зверёк, и замерла на ладони. Да, почему-то просилось именно такое сравнение, будто вещь эта была живой – или несла в себе некую энергию.

— Не встречал прежде таких амулетов? Или чего-нибудь подобного из кости?

Гарретт нервно сощурил правый глаз, потеплевший от незримых волн, что исходили от безделушки, и поджал губы. Отправил амулет в обратный полёт к владельцу так спешно, будто обжёг о него ладони, и, изображая задумчивость, скользнул ближе к витринам.

— К твоему огорчению, нет. У нас редко делают что-то из костей, — в то время как Корво отошёл в сторону, к перилам, вор стал подле витрин, разглядывая вблизи его маску, хотя краем глаза следил за передвижениями защитника.

— Жаль, хотя примерно этого я и ожидал, — Аттано убрал амулет на место. – А в целом насчёт магии?

— Я её плохо усваиваю, — Гарретт постучал пальцем по своей шрамированной скуле, — и лучше бы вообще дела с ней не имел.

— И всё же она здесь есть. Расскажи, что тебе известно.

Вор скривился:

— Мало кому удавалось заставить магию подчиняться. Из известных мне добровольных попыток не припомню ни одной успешной.

— Добровольных? – заинтересовался Корво.

Гарретт сделал вид, будто не услышал. Вместо ответа рассматривал пугающе красивую маску, ощерившуюся проволокой так, словно она способна укусить. Ему не хотелось вспоминать об инциденте с Прималью – и тем более рассказывать о нём кому-то малознакомому, даже враждебному, заново переживая тот вечер в особняке Норткреста и всё, что он за собой повлёк. Объяснять, кем ему была Эрин, почему он искал её, а она так злилась на Гарретта, где она сейчас… Всё равно не поймёт и не вникнет, да и что для иноземца значат проблемы какого-то вора, который всего лишь, как всегда, сунулся туда, куда не следовало? В его поисках этот рассказ не поможет: сила, которой обладал визитёр и которая плескалась в его диковинном амулете, ощущалась несколько иначе, нежели воздействие Примали. Лорд Аттано может искать такие еретические штучки где угодно, но здесь он их точно не найдёт.

Хотя, возможно, есть кое-кто, способный помочь ему гораздо лучше, чем вор, изо всех сил избегающий магии и политики…

— Я знаю кого-то, кто с большей охотой обсудит с тобой магию, ересь и чем ещё ты там интересуешься, — наконец осторожно произнёс вор.

"Или прогонит тебя и заодно бросит помогать мне за то, что притащил к ней чужака".

— Тогда проведи меня к этому своему знакомцу.

— Сам найдёшь, — попытался отвязаться Гарретт. — Часовня на кладбище в Морнингсайде, имперские шпионы наверняка уже всё разведали — покажут дорогу.

— Я же должен быть уверен, что меня там не ждёт засада, — наклонил голову Аттано, сощурив тёмные глаза. — Ты пойдёшь со мной.

Как Гарретт ни отнекивался, но менее получаса спустя они вдвоём уже подходили к пресловутому кладбищу. Вор чертыхался про себя, поминутно оглядываясь, а императорский защитник (или ещё и главный шпион? Всё же о нём говорили в городе и то, и другое) лишь молча ступал между замшелых надгробий — на удивление тихо и мягко, хотя от человека подобной комплекции подспудно ожидалась более неуклюжая и шумная поступь. Пару раз Гарретт думал уличить удачный момент и сбежать, но понимал: всё равно догонит, с этими его фокусами. Да и скрыться толком некуда: в основное убежище в башне защитник уже ходит едва ли не как к себе домой, а выдавать прибежище у Бассо или другие более-менее надёжные укрытия ох как не хотелось. И так будут проблемы от нынешнего визита.

— Ты так и не сказал, к кому ведёшь меня, — наконец подал голос Корво, когда они подошли к покосившейся каменной часовне и Гарретт отказался идти дальше.

— Если кто и может поведать тебе о местной магии, то именно она, — нехотя проговорил Гарретт и поджал губы: — Если, конечно, не выгонит и не проклянёт. Она прожила и пережила, мне кажется, больше нас с тобой вместе взятых и видит людей насквозь… Хоть сама и слепая.

— Слепая старуха, связанная с магией? – голос из-под маски звучал, как всегда, глухо, однако вору показалось, будто собеседник напрягся. – Тут ещё мне этого не хватало.

Не успел вор уточнить, о чём он, как защитник уже направился под сень часовни. Немного повременив, чтобы казалось, будто он остался ждать у входа, Гарретт скользнул в сторону и устроился во дворе молельни, под одним из стрельчатых окон, рассчитывая поймать обрывки разговора. Его снедало любопытство.

Королева Нищих словно знала, что к ней придут: уже ждала визитёра, сидя в ветхом, почти как она сама, кресле с засаленной обивкой, как всегда, величественная, несмотря на пожухлую роскошь одеяния и беспомощную слепоту.

— Я уж думала, не заглянешь ко мне до отъезда, — проскрипела она в ответ на сухое приветствие защитника, снявшего маску, чтобы его было лучше слышно. – А мне очень хотелось встретить нашего иноземного гостя. Безродный аристократ, благородный убийца, вдовый холостяк… О тебе наслышаны и по эту сторону океана.

Аттано замер, стискивая в руке маску:

— Не думал, что я настолько известен.

— Достаточно — в определённых кругах, — надтреснуто улыбнулась старуха. – Не бойся меня, лорд-телохранитель: хоть я и напоминаю тебе призрак из заокеанского прошлого, мне нет нужды вызывать стаи крыс по твою душу. От неё и так мало что осталось…

Гарретт не знал, что она имела в виду, но Корво, судя по напряжённой стойке, её намёки понял. Нервно прочистил горло, словно собираясь с духом.

— Мне сказали… что вы что-то знаете о магии.

— Смотря что понимать под магией, — Королева Нищих задумчиво перебирала узловатыми пальцами местами вылезший мех на воротнике своей накидки. — Но я чувствую, что ты с ней знаком не понаслышке, — она едва заметно кивнула, словно в знак… уважения? — Ты хотел спросить про артефакты, подобные привезённым тобой, вроде вот той безделицы — да, что у тебя за пазухой. Они и прежде были здесь редки, а теперь их не найти вовсе — и об этом я вряд ли поведаю тебе больше, чем тот, кто привёл тебя ко мне.

Тут Гарретту показалось, будто пустой взгляд белёсых глаз старухи скользнул по оконному проёму, в который он подглядывал, и вор спешно присел, прижавшись к холодному, отсыревшему камню стены. Глупость, в общем-то — однако на миг и вправду стало не по себе. Сколько же всего ей в самом деле известно?

— Но есть что-то ещё? — осмелев, подал голос Аттано. — У этого вора, — взмах широкой ладони в сторону входа в часовню, — шрам явно не от простой потасовки. И этот глаз… И мы ведь выделили помощь для борьбы с эпидемией как часть соглашения со стороны Империи, — сбивчиво перескочил он с темы на тему, — но что-то мешает лекарству полностью избавлять от Мрака.

— Так вот что тебя беспокоит. С плакучей чумой ваши великие умы справились куда как проще, да? — Королева Нищих издала горький смешок. — Причина её была обычная, земная, — старуха протянула вперёд ссохшуюся руку, и Корво неуверенно приблизился. — Ищи не только здесь, но и с изнанки, Корво Аттано. Ты как никто знаешь, о чём я говорю.

Последующее смотрелось неким загадочным ритуалом, о сути которого вор мог только догадываться. По безмолвной просьбе Королевы лорд-защитник протянул ей левую руку, и женщина занесла над ней ладонь, не решаясь коснуться. Под стягивающей кисть повязкой вспыхнул и погас странный колючий символ, правый глаз прострелило вспышкой тепла, и Гарретт прижался пульсирующим виском к прохладному камню облицовки часовни, едва не до крови закусив нижнюю губу.