— Ничего они не знают про родство душ и уникальность! А мы, простые черные носки, знаем. Я расскажу вам, если успею.

Черныш прижался пяткой к напарнику и торжественно, хоть и вполголоса, продолжил.

— Жили мы, поживали, звезд с полки не хватали, работу свою исполняли — хозяйские пятки согревали…

— Короче можно? — перебили его бордовые шерстяные носки. — А то не успеешь до возвращения хозяйки. Бард, блин, сказитель…

— Ладно, короче, — перешел на будничный тон черный. — Год отслужили, на второй пошли, и тут беда. Прохудился один из нас на днях. На мыске дыра сразу с большой палец. Хозяин снял нас, выругался, кинул в батарею. Вроде сразу и не выбросил, а все равно неспокойно нам. Хотел бы отдать хозяйке на ремонт — отправил бы в ванную на стирку. Вдруг просто поленился дойти до мусорного ведра? В общем, стали мы прощаться на всякий случай. Мы же простые черные носки, нас и покупают по три-четыре пары разом, чтобы, когда один протрется, доставать следующий и не маяться штопкой. Дырявого в расход, крепкого — дальше служить, в паре с новобранцем. И целому вроде выдохнуть надо с облегчением — протянет еще сколько-то. А не выдыхается. Новичок будет точно такой же, из той же партии, а все равно не тот. Он не ходил с тобой вброд через затопленную улицу. Не глотал с тобой вместе мелкий песок, когда вы гуляли по дюнам. Не соревновался в походе по грибы, кто из вас больше насобирает хвоинок и цеплючих семян. Не боялись вы друг за друга, когда хозяин скатывал вас шариком и по очереди кидал кошке, чтобы та ловила вас на лету. Это со старым напарником вы вместе прошли через десятки стирок и одинаково растянулись и полиняли. Вы с ним одного оттенка теперь, одной формы. А с новеньким носком — нет. Это и есть родство душ, а не одинаковый артикул и не пластиковый хомут, которым вас скрепили попарно на фабрике. Потому что самое смешное — мы с моим другом из разных пар. Нас же мелким оптом купили, сразу разрезали пуповину и первых двух вытащили наугад из кучи.

— Ничего себе! — восхищенно вздохнул капроновый носок. — А нас и продают прямо по четыре в пакете. Жаль, не успеваем мы столько вместе пережить… — Тут он всхлипнул. — И что, его выкинули? Ну, дырявого друга твоего.

Все промолчали — понимали, для тоненького синтетического обмылка это больная тема, ему самому вот-вот в ведро.

— А я не говорил? — ухмыльнулся черный, и напарник ласково потерся о его резинку. — Это я был тем самым дырявым. Вот.

Тут он извернулся и продемонстрировал изрядную дыру на мыске и почти уже дыру на пятке. Все зашуршали в изумлении.

— Вчера хозяин собирался опять второпях, вытащил меня, посмотрел… И со словами «а, теплее будет, дубак на улице» надел меня прямо на моего напарника. Черное на черном, да одного оттенка — дыра и не видна. А на другую ногу надел пару новых носок, дублеров наших. Не знаю, сколько мы так проходим, пока и милый мой не расползется, но это просто подарок судьбы, что хозяин у нас скряга, лентяй и не эстет. И мерзляк вдобавок. Сколько бы дней нам ни осталось, мы проведем их вместе, ближе, чем когда-либо раньше, чувствуя друг друга каждой ниткой. А потом вдвоем и в ведро не страшно.

— Как романтично… — опять шмыгнул мыском капроновый.

— Извращенцы, — добавил бежевый тонкий носок. Он был летним (и только чудом и хозяйской ленью провалялся в батарее почти до нового года), и его-то никто не стал бы в теплую погоду надевать на другой носок.

— Это вам повезет, если доберетесь до ведра, — подал голос толстый, бордовый шерстяной носок.

— Точно, — поддакнул ему его напарник. — Мы тут недавно такой кошмар видели — шерсть катышками поджимается.