Звонок застает его в отеле посреди Лос-Анджелеса.
Первые несколько секунд Ясуо тупо смотрит на мигающий дисплей почти всегда молчащего по-настоящему личного, еще с японским номером, телефона — и едва не пропускает звонок.
Позади изматывающий перелет, впереди — пара часов на сон и первая из запланированных встреч с фанатами… Голова варит откровенно плохо, но Ясуо медлит не только и столько поэтому.
Он знает эти цифры — заучил за столько лет — и каждый раз мучается отчаянием и надеждой. Но в этот раз звонок действительно настораживает: слишком рано.
Ясуо проводит пальцами по глазам, но сонливости и без того как не бывало.
Срок платежа еще не наступил — дата на мобильном не оставляла никаких других вариантов. Что-то случилось.
Брать трубку не очень хочется — слишком уж страшно, — но Ясуо должен знать. Он устал от бегства.
Он отвечает на звонок, несмотря на дичайший роуминг.
Японский неприятно режет слух, и, пусть голос женщины на том конце провода приятен, Ясуо слишком давно не был на родине. Он отвык — и оттого тупит еще сильнее.
Женщина молчит несколько секунд, а затем все так же вежливо переспрашивает:
— Вас беспокоят из международной клиники Святого Луки. Не могли бы вы позвать господина Хасаги?
Ясуо облизывает враз пересохшие губы и отвечает неожиданно хриплым голосом.
— Это я. Что-то случилось? Стоимость лечения снова повысилась?
Ясуо с беспокойно постукивает пальцами по окну и всматривается в ночной город — каждая секунда чужого молчания капля по капле вытягивает из него все силы.
— Ваш брат ненадолго пришел в себя. Сейчас он снова без сознания, но показатели в норме.
— Я приеду, — голос предает Ясуо, звучит слишком тихо, слишком страшно, но ему все равно. Женщине на том конце провода тоже должно быть все равно: это ее работа.
Он думает еще мгновение, и продолжает:
— Спасибо.
И сбрасывает звонок.
Он почти дрожит от нетерпения и, чтобы унять дрожь, начинает нервно ходить по номеру, собирая едва разложенные вещи одной рукой, пока другой гуглит расписание рейсов.
До ближайшего самолета в Токио остаются какие-то жалкие четыре часа, и Ясуо лихорадочно пытается подсчитать, успеет ли добраться до аэропорта вовремя. По всему выходит, что успевает, если выдвинется прямо сейчас. Хвала богам за безвизовый въезд в США — Ясуо может как уехать на родину, так и вернуться без лишней возни с документами.
Препятствий и без них достаточно.
Думать о пробках и прочих возможных препятствиях ему не хочется — да и времени на это почти нет. Его не отпускает чувство, что он что-то забыл, что-то очень важное… Об этом он тоже решает пока не думать.
Билет в одну сторону он покупает сидя в такси.
И когда он пьет уже третий стаканчик кофе из автомата в аэропорту, ему приходит сообщение от Акали.
“Почему ты до сих пор в сети? Отсыпайся перед встречей.”
Ясуо закрывает глаза и с размаху впечатывает ладонь в лицо. Встреча с фанатами. Турне по Америке. Вот что он забыл.
Он несколько раз пытается набрать сообщение с подробным (но не слишком) пояснением причин и просьбами не слишком злиться и прикрыть его отсутствие… Но все это выглядит или жалко, или глупо, или раскрывает слишком личное.
Он стирает все сообщение — и набирает короткое:
“я лечу в токио. когда вернусь не знаю.”
Акали тут же начинает что-то писать в чат, но Ясуо не хочется это читать. Он не глядя набирает быстрое “прости акали мнеправданужно я потомобъясню”, а затем отключает мобильный. Оба.
Объявляют начало посадки — Ясуо сминает пустой стаканчик и бросает в урну.
Пора.
Первые несколько часов полета Ясуо пытается уснуть, но не может. Слишком нервно, слишком волнительно — как возвращаться на родину, так и…
Он старается не думать о возможных исходах встречи — так не будет ни отчаяния, ни разочарований, если вдруг что-то… Ясуо мысленно отвешивает себе подзатыльник — и пытается представить лица Акали и остальных True Damage и их реакцию на его внезапное бегство. Акали будет злиться, Экко наверняка фыркнет и с ленцой что-то пошутит про тупых стариков, Киана отсутствия и не заметит, а Сенна… Что сделает Сенна, у Ясуо представить не слишком получается, — не так уж они хорошо знакомы, — но вряд ли она обрадуется. Пару раз он ловил на себе ее пристальные, наживо препарирующие взгляды, будто бы она пыталась увидеть в нем кого-то другого...
Кто точно не обрадуется, так это фанаты — и хорошо, что у Ясуо репутация молчаливого и угрюмого человека, женатого на музыке и не слишком стремящегося быть на виду: его выходка лишь сыграет на выстроенный образ, а не разрушит его.
Но все равно нужно будет записать видеообращение к фанатам… Или все же не стоит?
Ясуо пытается отвлечься, составляя подходящую речь, и сам не замечает, как проваливается в сон.
Перелет долог, и он успевает выспаться, хотя тело затекло и болит от неудобной позы.
Токио встречает его яркими огнями и гигантскими пробками.
Таксист, конечно, пытался их объехать, но тщетно. Возможно, стоило пойти пешком — что так, что так добираться вечность... Но это, конечно, глупость. Ясуо ждал шесть лет — от нескольких часов ничего не изменится. По крайней мере, из клиники ему больше не звонили.
Мобильник он включал с опаской — и от тонны уведомлений и смс тут же зарябило в глазах. Ясуо быстро их просмотрел, не нашел ничего, кроме недоумения и недовольства со стороны группы, заботливых угроз от Акали и мема с плачущим котом от Ари — и на всякий случай поставил на беззвучный режим.
Конечно, едва ли кто-то станет ему звонить через океан, но ничто не помешает им писать… Кроме, может быть, часовых поясов. Впрочем после всех перелетов Ясуо потерялся во времени и не уверен, сколько сейчас в Лос-Анджелесе. Первая встреча с фанатами наверняка уже скоро начнется, если еще нет — и Ясуо почти стыдно, что он так всех бросил.
Но брат для него куда важнее, чем репутация — чем жизнь — и чужие ожидания.
Хорошо, что здесь, в Токио, едва ли кто узнает его сразу. Ясуо уже давно не чувствует себя в Японии как дома, но тут он может побыть одним из миллионов, не выделяться ничем из толпы.
Разве что в клинике его узнают — сложно не узнать того, кто прежде в ней почти что жил. За шесть лет ничего не изменилось ни внутри, ни снаружи — и на какое-то мгновение Ясуо почти вернулся в то кошмарное время, когда Енэ мог умереть в любой момент, а денег ни на что отчаянно не хватало.
Ясуо давно не девятнадцать и деньги у него теперь есть, но страх никуда не делся. Он душит в себе ростки сомнений и надежд и улыбается милой девушке за стойкой регистратуры. Если та и замечает вымученность улыбки, то не подает виду.
Ясуо узнает ее — когда-то давно она тоже почти не отходила от Енэ, хотя очевидно не знала его до аварии, — но не может вспомнить имени.
— Он сейчас спит, но это хороший сон. Из тех, после которых просыпаются здоровыми.
Ясуо слепо следует за ней, не спрашивая ни о чем. Стук ее невысоких каблуков кажется ему похожим на цокот крошечных копыт, и Ясуо, безнадежно сбивший себе режим бодрствования и сна, чуть не впадает в транс от этого спокойного звука.
Он обрывается, и Ясуо вздрагивает, будто бы просыпаясь, и чуть не врезается в девушку. Она отступает в сторону, мягко улыбаясь.
Но Ясуо уже все равно.
Он жадно всматривается в спящего Енэ — проводов вокруг него не стало меньше, но теперь он похож на живого. Енэ дышит сам, и его ресницы дрожат во сне, а собранные по кусочкам руки судорожно стискивают край одеяла, а не недвижно лежат поверх.
Ясуо хочется подбежать, хочется разбудить, хочется закричать: “проснись, проснись, неужели не выспался за шесть лет?” — но Ясуо не двигается с места.
Он медленно поворачивается к девушке — Ли Лия, внезапно вспоминает Ясуо, ее зовут Лия и ей нравится, когда фамилию с именем произносят слитно, — и тихо спрашивает, есть ли здесь автомат с кофе.
Кофе здесь есть.
Когда Ясуо возвращается в палату, что-то неуловимо меняется.
Ясуо приглядывается, и понимает, что Енэ проснулся, просто лежит без движения.
Его лицо, обычно спокойное, подобное каменной маске, кажется каким-то потерянным. Губы Енэ — иссеченные шрамами так же, как остальное лицо, — поджаты и едва заметно дрожат. Ясуо замирает и старается не дышать: ему страшно и отчаянно нечего сказать.
Нет таких слов, которые смогут выразить все сожаление.
Нет таких слов, которые смогут исправить прошлое.
Енэ просто лежит, смотрит на белоснежный потолок и медленно, слишком медленно моргает, иногда с силой зажмуривая веки.
Ясуо не-замечает влажный блеск ресниц.
Ясуо не-замечает капли, тихо текущие из уголков глаз к слегка поседевшим вискам.
Собственные слезы Ясуо не замечает по-настоящему.