Питер теперь не очень хорошо воспринимал то, как обстояли дела в Англии. На самом деле, возвращение к старым порядкам не нравилось никому из них, но Питер… что ж, ему приходилось тяжелее всех. В конце концов, когда-то он был Верховным Королём, а теперь он просто семнадцатилетний школьник со слишком высокими ожиданиями и слишком сложным характером.

Питер ненавидел учителей, смотревших на него сверху вниз. Он писал заметки о боевых приёмах и получал наказание за глупые выдумки. Так что Эдмунд не очень удивился, внезапно обнаружив, что его брат ввязался в драку на станции метро в тот день, когда они должны были начать новый учебный год.

Лицо Люси исказилось от беспокойства. Эдмунд почти видел её в девятнадцать лет на периферии очередной дуэли, которую Питер развязал, повздорив с приезжими дипломатами. Но образ быстро исчез, оставив лишь замешательство и гнев.

Питер вскрикнул, и Эдмунд резко нырнул в дурацкую школьную драку, и это ощущалось так, будто они оба вернулись в Нарнию, снова сражаясь бок о бок в западных лесах против… какого-то врага.

Резкий скрип свистка вернул его к действительности. Толпа школьников разбежалась при появлении взрослого авторитета (Эдмунд, чёрт возьми, был королём Нарнии!), а Питер оттащил брата подальше за шиворот.

Питер всё ещё не остыл после этой маленькой потасовки, и Эдмунд не смог сдержать раздражения, ехидно напомнив Питеру, что они на самом деле дети (Питеру было почти тридцать, а ему — двадцать семь).

И хотя каждая клеточка в теле Эдмунда пела при малейшем упоминании о Нарнии, ему было совсем нетрудно изобразить раздражение от «этих бесполезных разговоров». Взгляд, которым Питер наградил брата, был осуждающе-резким, и Эдмунду показалось, что он снова мельком увидел Питера королём, с его золотистой бородой; тот любил устраивать свирепые выговоры за то, что Эдмунд встревал с неуместными на взгляд верховного короля советами на турнирах, военных инструктажах или прочих серьёзных мероприятиях.

А потом всё исчезло, и Питер стал просто сердитым подростком.

Сьюзен изо всех сил старалась быть благоразумной и опустить их всех с небес на землю, но Эдмунд знал, что она помнит; он видел в Сьюзен безжалостно-прекрасное золотое нарнийское солнце.

На какой-то миг он увидел Верховную королеву, стоящую на балконе Кэр-Паравеля в своем любимом красном платье, а потом та Сьюзен исчезла. Потому что эта Сьюзен изо всех сил старалась убедить себя, что они живут в этом настоящем мире, и им лучше остаться здесь.

Но когда Люси вскочила со скамейки с громким испуганным криком, Эдмунд, и без того бывший на взводе, по привычке потянулся к мечу, которого теперь с ним не было. И из-за этого ощущения пустоты ему захотелось свернуться калачиком, внезапно охваченному ненавистью к себе.

Сьюзен была по-своему права, Нарнии больше нет. Нарния никогда и не принадлежала ему, — тому, кого называли предателем. Но он заметил, что сестра тоже замерла, почти потянувшись за оружием, которого там не было, — еë луком.

Их коснулся порыв ледяного ветра, и Эдмунд зашипел, когда его сильным рывком подняло на ноги. Сьюзен крикнула, чтобы все держались за руки и ни в коем случае не смели друг друга отпускать.

Эдмунд слышал, как вдалеке заиграла нарнийская флейта, и он знал эту мелодию. Лето тогда было в самом разгаре, вечера были долгими, а воздух — тёплым и полным лёгким запахом вина.

Тумнус иногда играл на своей флейте старые мелодии перед собравшимися в одном из нижних внутренних двориков Кэр-Паравеля. Эдмунд чувствовал вкус вина на губах.

Британская подземка растаяла, как плохой сон, и они вчетвером растерянно переглянулись, оказавшись в прибрежной пещере. Люси осторожно вывела их на берег. Нарния. Нарния, — господи, они были дома.

На минуту Эдмунд задумался, — не снится ли им всё это? — но песок так мягко хрустел у них под ногами, а вода была такого чистого голубого цвета, какой она бывает только в Нарнии.

Потрясённое молчание, окутавшее их плотным коконом, разлетелось вдребезги, когда Люси и Сьюзен, смеясь, наперегонки бросились к морю.

Питер легонько толкнул ошеломлëнного Эдмунда в плечо, вынудив его покачнуться и сделать несколько шагов в сторону водоëма.

Очнувшись, Эдмунд погнался за братом, сбрасывая на ходу школьные туфли, и окатил взволнованно счастливую Люси ворохом брызг. В их смехе эхом лондонских переживаний звучали радость и облегчение.

Всё это было настоящим, — вода, песок, и всë, что их окружало. Эдмунд зачерпнул ладонями воду, собираясь отпить, и наткнулся взглядом на развалины замка, возвышавшиеся на холме над пляжем.

Старые камни выглядели незнакомыми, и Эдмунда прошила нервная дрожь, — где именно в Нарнии они сейчас были?

***

— Тьфу! Эд! — вскрикнул Питер, отряхивая траву и грязь с рукавов.

Тот на мгновение потерял равновесие на крутом склоне, и Питер, идущий сразу за ним, принял на себя главный удар. Но Эдмунд беззастенчиво-безразлично пожал плечами, глядя на брата: как-никак, немного грязи его не убьёт.

Закатив глаза, Питер помог Люси пройти мимо странного валуна. Сьюзен уверенно вела вперёд их небольшую группу, пока они поднимались на холм к развалинам. Повсюду росли деревья, но от замка почти ничего не осталось; большая часть белого камня была скрыта зелёной листвой.

Эдмунд растерянно бродил между остатков былого величия, пытаясь мысленно составить карту замка. Смутное ощущение неправильности где-то на краю сознания кричало, что он должен знать это место. Остановившись, он оглянулся на тропинку, по которой шёл, и мельком подумал о коридоре, высокие стены которого были украшены гобеленами. Неужели… Кэр-Паравел?

Эдмунд замер у полуразрушенной арки и попытался представить себе, как изящно должен был выглядеть белый камень когда-то давным-давно. Зал был полон нарнийцев, арку украсили яркими цветами. Все готовились к двадцать первому дню рождения Люси.

Если он был прав, то это означало только одно… Как долго они отсутствовали?

Сьюзен держала в руке золотую фигурку, которую нашла в траве, — коня из старого набора шахмат, который Эдмунд получил в качестве подарка от одного из приезжих принцев или королей, пытавшихся ухаживать за ним, кажется, от Исаака или Альфреда.

Эдмунда охватил трепет. Он был прав, они стояли в руинах Кэр-Паравеля.

Сьюзен и Питер этого ещё не видели, но Люси уже тащила их к возвышению, где когда-то стояли их троны.

Эдмунд в оцепенении последовал за ними, пока Люси расставляла их вдоль возвышения, описывая тронный зал. Она говорила и говорила, велев им представить, вспомнить, как это было. И Эдмунд словно вернулся в тот день, когда их короновали королями и королевами Нарнии, — детей, сидящих на не по размеру высоких тронах.

Но теперь здесь не было ни нарнийцев, ни музыки, ни танцев. Они стояли совсем одни в развалинах своего дворца. Нарния изменилась.

К сожалению, Эдмунд не мог вспомнить точную планировку Кэр-Паравеля. Он пытался убедить себя, что это вполне естественно, ведь теперь тот лежал в руинах.

В воспоминаниях Эдмунда о замке не было ни намёка на эти тайные проходы под землёй, и тем удивительнее было то, как уверенно Люси вела их. Его фонарик нуждался в новых батарейках: свет начинал слабеть и мерцать.

Эдмунд стоял перед своим сундуком, полным воспоминаний о той жизни в Нарнии, которая началась пятнадцать лет назад. Питер, Сьюзен и Люси копошились в своих с шумным восторгом.

Люси обнаружила, что её любимое золотое платье бережно хранилось бог знает сколько времени. Это был подарок от духа деревьев Великого Леса, сокровище, сотканное из золотых опавших листьев, собранных далеко не за одну осень.

Сьюзен так и не смогла найти свой рог. Питер вытащил из ножен меч Риндон, и мысли Эдмунда перенеслись на дуэльную площадку на Галме — острове в Восточном океане, где каждое жаркое лето устраивались турниры.

Приятно было снова одеться в нарнийскую одежду, даже если это были не их собственные вещи. Увы, теперь все они были слишком малы, чтобы носить костюмы, оставшиеся в тайнике с их предыдущего пребывания в Нарнии. Рубашки для мальчиков-пажей и платья для горничных пока что вполне подойдут.