Location: Shelter-2
Local time: 12:12
– Половину деталей – заменить, – вынес вердикт Аэро. – Остальное – ремонтировать. Лет десять в консервной банке, а потом ещё месяц – в подвале! Скажите ещё спасибо, что ядро целое, хотя я ума не приложу, откуда там нашлось достаточно ресурсов, чтобы поддерживать его десять с гаком лет от распада.
Шкафообразный альтер, габаритами практически вдвое крупнее Сарж, кажущейся на его фоне миниатюрной – каковой та самоочевидно не являлась ни с какой другой точки зрения, – ходил по цеху туда-сюда, чудом не задевая ничего сложенными закрылками. Если командир по комплектации ещё укладывалась в среднестатистического человека, и её можно было по невнимательности спутать с военным киборгом, то Аэро напоминал жутковатую помесь в целом антропоморфной конструкции с неведомым летательным аппаратом.
Летать оно не должно было по определению, однако полной уверенности в этом не было, тем более что под закрылками проглядывало что-то, подозрительно похожее на сопла джет-пака.
– И руки, да, руки… в общем, нет у нас таких кистей. Ни на складе, ни вообще. Не уверен, что вы их сейчас найдёте даже на чёрном рынке. Разве что среди антиквариата, и то не факт. Кросс подтвердил, что эта модель снята с производства настолько давно, что даже он понятия не имеет, откуда её достали изначально. Тут либо менять руки целиком…
– Нет! – Эльмо аж подскочила от возмущения, но тут же вынуждена была вернуться в исходное положение. Крепления, куча проводов и подключённая диагностическая аппаратура не сильно способствовали подвижности, поэтому возражать E1 продолжила лёжа: – Они целые, не надо ничего менять! Они же работают!
– …как видите, пациент против. Тогда могу предложить изготовить какую-нибудь заглушку, сохраняющую функциональность, схожую с исходно проектируемой. Потому что это, – инженер постучал пальцем по ободку её сокета, – никуда не годится. Ни изоляции, ничего!
– Меняйте целиком. Нам нужен рабочий альт, а не ещё один инвалид безрукий, – отрезала Сарж.
Всё это время она стояла, прислонившись к бетонной опоре и сложив руки на груди, всем своим видом демонстрируя медленно, но верно истекающее терпение.
– Квейку руки ты сама потребовала отвинтить, – напомнил Аэро. – В качестве наказания за последний подрыв. А Граниту я уже изготовил вполне функциональные манипуляторы.
– Ты это называешь функциональным?! – взорвалась Сарж. – Ты сначала их «забыл учесть», потом целый долбаный год вола сношал, а затем прицепил эти клешни из ближайшего автомата с игрушками!
– Этими, как ты выразилась, «клешнями» можно делать много чего полезного, помимо твоего желания заставить всех таскать круглое и катить квадратное. Смотри, он уже научился вязать тремя пальцами!
Последовавшая в ответ тирада заставила Аспида заскрипеть от попыток не заржать в голос, а Эльмо – задуматься, как озвученное вообще возможно и правильно ли она распарсила смысл послания. Только сейчас она заметила, что они говорят не на одном и том же языке, но при этом все понимают друг друга, будто между ними нет никакого языкового барьера. Если бы Эльмо не прислушалась к потоку ругани, она бы даже не обратила на это внимания.
– …вашу мать, – закончила Сарж.
– За этим делом обратись к Ньютон, – невозмутимо отклонил запрос Аэро. – Хотя в данном случае это всё – известная формальность. По факту у нас тут самоуправление.
– Это у тебя самоуправление.
– У Фрейма ещё. – Аэро продолжал маячить туда-сюда, параллельно изучая данные диагностики. – Не думаю, что хоть кто-нибудь в этом мире знает, чем он вообще занимается. Или Кросс. Или… кстати, а ты не в курсе, где наш тетрис?
– Даже знать не хочу. Я ему не мамка, чтобы вытирать сопли после каждой вылазки, пошедшей по…
– Мне казалось, вы успешно справились. Гражданские не обратили на вас особого внимания.
– Ты о чём вообще? Он же влез в самую жопу, а потом ещё и устроил там резню! Потому что его, видите, бедного, зажали, а не потому что он дебил однопоточный! Наше дело было наблюдать, а не вмешиваться в чужой конфликт!
– У Алерта никогда не было мозгов, давно пора привыкнуть. При всём уважении к твоему опыту, Сарж. Ты не можешь контролировать ребят постоянно, и в этом уже давно нет жизненной необходимости. Их срок функционирования уже фактически равноценен нашему. Дисциплина дисциплиной, но у нас не войска. И даже не милитаризированный лагерь, который ты постоянно пытаешься устроить по старой памяти.
– Ведут себя как конченые идиоты они тоже «по старой памяти», никак иначе, – зло кинула Сарж. – Если уж на то пошло, мы не в том положении, чтобы каждый творил, что ему вздумается.
Судя по взгляду в сторону Аспида, тут же машинально вжавшего голову в плечи, его это тоже касалось. Чуть ли не в первую очередь.
– Тут уже нет смысла сетовать. Работаем с тем, что есть. – Аэро пожал плечами. – С тем, что вышло.
– Сколько лет мы уже «работаем с тем, что вышло»? – она махнула в сторону. – Было не очевидно с самого начала, чем это всё закончится?! Нахера я вообще на это подписалась…
– Это был риторический вопрос?
Вместо ответа Сарж издала звук, похожий на попытку раздосадованно сплюнуть.
– Собственно, большая часть систем нуждается в репарации, – продолжил Аэро с таким видом, будто ничего и не было, – но это рабочий момент. С ядром будет немного сложнее…
– Что там? – наконец подал голос Аспид, всё это время ждавший хоть какого-то жизнеутверждающего диагноза, но уже уловивший по тону инженера, что всё далеко не так радужно, как хотелось бы.
Аэро наконец изволил перевести немигающий взгляд на сидящего рядом разведчика.
– К Ньютон, – последовал короткий ответ без каких-либо дальнейших объяснений.
– Итак, – подвела черту Сарж, не давая хоть как-то переварить это «заключение». – Ещё один дефолт. Замечательно, что. Никогда такого не было, и вот опять.
– Брось. В прошлый раз мы это недоразумение исправили сразу.
– Ага, и теперь у нас…
– У нас всё гораздо лучше, чем могло бы быть, – оборвал Аэро. – Успокойся.
– Да я абсолютно спокойна. – Голос Сарж говорил прямо об обратном. – Подумаешь, ещё один дефолт. Мы же не гражданские, правда.
– Это не вопрос идеологии, Сарж, это объективная необходимость.
– Твой грёбаный дракон тоже был «объективной необходимостью»?
Напряжение в воздухе можно было измерять вольтметром. Похоже, дальнейший разговор перешёл с устного на зашифрованный канал, потому что Эльмо регистрировала факт активного обмена данными, но не могла ни бита перехватить. Только отметила, как меняются выражения лиц по ходу диалога. Мимика у Сарж была сама по себе не иначе как «доходчивой» – не нужно было даже считывать слова, чтобы понять её мнение. Лицо Аэро тоже хоть и выглядело спокойным на первый взгляд, но не совсем уж непробиваемым. Беззвучный спор явно вышел на высокие тона. Было очевидно, что и непонятный «дефолт», и не к ночи помянутый «дракон», и всё остальное, что стояло за этими кулисами – было минным полем, взрывы на котором происходили далеко не в первый и, видимо, далёкий от последнего раз.
Но Эльмо больше беспокоил тот факт, что они говорят о ней и при ней же, но ничего конкретного – ей самой. Она понимала, что сейчас решается её судьба и, вроде как, все хотят ей добра. Но почему тогда это вызывает столько разногласий? Да и Аспид выглядит как-то совсем невесело, необычно понурый по сравнению с ещё недавним беззаботным видом…
– Ладно! Делайте что хотите, но чтоб самое крайнее к началу недели Ам… – Сарж оборвала себя на полуслове, ругнулась и закончила уже спокойнее: – она была в строю. С целым телом, рабочими руками или что-ты-ей-привинтишь, но самое главное – с исправной памятью! Асп! – окликнула она, отходя от стены и направляясь к выходу. Махнула рукой: – Идём. Поговорим.
– Нет. Я останусь с Эльмо.
Сарж остановилась у ворот цеха. Развернулась, некоторое время смотря на него.
– Без тебя справятся, лягушка, – наконец произнесла она жёстко. – От того, останешься ты или нет, не зависит ничего, включая её память. Если ты, конечно, беспокоишься именно об этом, а не о том, как избежать разговора со мной по душам. И насчёт твоего обожаемого зверья в том числе. Ну так ты пойдёшь, или мне надо тебя лично за шкирку тащить?
Вздохнув, Аспид сполз со стула, громко проклацав по тому всеми сопряжениями хвоста. Глянул на Эльмо – та с сожалением смотрела в ответ. Голубые зрачки часто моргали, а в подбитом углу дисплея быстро сменялись один за другим пиксельные значки. Заметив один из них, повторяющийся в последовательности квадратик с характерным срезанным углом и кругом в середине, Аспид кисло улыбнулся и кивнул. Осторожно похлопал сестру по плечу, стараясь не задеть кабели, и поплёлся к выходу, постоянно оглядываясь.
Выволочку уж он как-нибудь переживёт. Не впервой.
– Что значит «дефолт»? – наконец подала голос Эльмо, когда шаги затихли где-то вдали.
– В твоём случае – ничего страшного. – Аэро вернулся за аппаратуру. – Сброс всех систем на заводские настройки, обычно проводится перед серьёзной операцией на ядре. После этого ты не вспомнишь большую часть того, что было после твоей инициализации. Это где-то месяц, из которого, как я понял, хоть сколько-то важную для тебя информацию составляет только последний день. Который ты и так не помнишь целиком, так что практической ценности в этом ещё меньше. Есть ненулевая вероятность, что сохранится что-то, что успело достаточно прочно консолидироваться в ядре. Но здесь нельзя ничего гарантировать – ни что оно наверняка сохранится, ни что оно наверняка будет стёрто, вне зависимости от твоего и нашего отношения к данной информации. Хорошая новость: судя по данным диагностики, проблема затрагивает только память. Ньютон должна без проблем с этим справиться.
Он замолчал, будто не договорив.
– А плохая? – переспросила Эльмо, когда пиликающая приборами тишина затянулась.
– У тебя повреждения ядра. Часть выжжена электричеством. Чем вызвана другая часть – не берусь утверждать наверняка. Похоже на отмирание тканей. Возможно, естественный распад в тех условиях, скажем так, хранения, в которых ты провела десять с лишним лет. Банальное голодание.
– Голодание? – Эльмо озадаченно заморгала. – Но у меня хватало электроэнергии, чтобы выбраться на поверхность. Впритык, но хватило.
Аэро издал звук, похожий на тяжёлый вздох. На Эльмо он по-прежнему не смотрел.
– Дело не в электроэнергии. Наши ядра – по большей части органические. Строго говоря, мы – биомашины. Помимо энергии для наших электромеханических тел, нам необходимы как минимум вода и углеводы. Которые можно получить, например, из продуктов распада топлива. Или других источников, у кого подо что система приспособлена. Аспид вон вообще что попало жрёт, а мы потом всё это из него достаём. Мы можем провести без питания весьма долгое время в сравнении с людьми, но никак не годы. Удивительно, что ты вообще жива после такого, я уж не говорю о сохранности твоих когнитивных функций. Это само по себе чудо, что ты в здравом уме, пусть и не очень твёрдой памяти. Как и то, что тебе позволили уйти оттуда. Но даже Пандора не всесильна – и не имеет приоритета над базовыми законами физики и биологии. Мне действительно очень жаль.
Эльмо не до конца понимала около половины сказанного, однако до неё начинал доходить реальный масштаб проблемы, и она отчаянно противилась этому осознанию.
– С этим можно что-нибудь сделать? – переспросила она с надеждой.
На этот раз Аэро молчал несколько секунд, прежде чем ответить:
– Это можно привести к состоянию, которое не будет мешать тебе жить и в котором ты даже не будешь об этом знать.
Эльмо молча смотрела на свои руки. На содранную краску, налипшую грязь с кусочками песка и листвы. На сокеты с лезвиями открытых контактов.
– Сарж сказала… это не первый дефолт?
– Да, у нас уже был один. Инициализация пошла не по плану.
– Кто?
– Это уже не имеет значения. А потом ты не вспомнишь этот разговор.
– Кто-то ещё в курсе?
– Теперь Аспид – о самом факте того, что у нас вообще был такой инцидент. О тебе он бы узнал всё равно, так или иначе. Надеюсь, Сарж растолкует ему, чтобы он болтал поменьше. Он у нас слишком говорливый, знаешь. Хотя, буду честен, Сарж самой бы стоило иногда приглушать динамик. Но мы с ней друг другу – не указ.
Аэро совсем не выглядел таким, каким его рисовал Аспид. Кое-как собрав сохранившиеся в памяти фрагменты разговоров, Эльмо могла вспомнить, как брат описывал чуть ли не какого-то сумасшедшего инженера. Но Аэро был спокойным, собранным и рациональным. Разве что тон у него и правда был непререкаемый, даже когда он разговаривал с Сарж. Может быть, Аспид изрядно преувеличивал, а может, Эльмо просто чего-то ещё не знала – и, вероятно, уже не узнает.
Узнает какая-то иная она – та, кем она очнётся потом.
Возможно, её даже будут звать как-то иначе.
– Мы все через это прошли, – раздался отчётливо синтезированный голос, без малейшего намёка на интонации. – В той или иной форме.
Эльмо моргнула, не понимая, как успела пропустить тот момент, когда выключилась и включилась снова. Вопреки ожиданиям, она всё ещё помнила все предыдущие события, начиная от склона с разрушенным научно-исследовательским городком – и заканчивая словами Аэро.
Заряд показывал сто процентов. Вокруг был не ремонтный цех, а нечто, похожее на рабочий кабинет – тоже собранный на базе какого-то цеха или склада, но обустроенный явно под более «чистую» работу. Она лежала не закреплённой на какой-то платформе, похожей на среднее между верстаком и операционным столом, а просто на мягкой кушетке, да и подключённого оборудования было гораздо меньше.
Эльмо подняла руку, оглядывая ту – неожиданно чистую, без следов налипшей грязи, пусть и с по-прежнему ободранной краской и голыми сокетами. Глянула на свой корпус: на месте зиявшей дыры теперь была какая-то временная конструкция, закрывающая брешь. Системы возвращали номинальные значения, только времени прошло…
Чуть меньше суток.
В окно прямо над ней втекал солнечный свет, в перекладинах под потолком метались какие-то насекомые – похоже, мотыльки. А ещё в воздухе была еле уловимая дымка, похожая на…
– Доброе утро, Ампер. Или мне называть тебя Эльмо?
Эльмо медленно повернула голову на звук разлаженного вокодера.
Напротив обнаружился невысокий, но очевидно боевой по комплекции альтер в джинсах, со светло-серыми волосами и с выкрашенным в красный корпусом. Робот сидел в кресле вполоборота, облокотившись на край рабочего стола, и… курил.
Последнее на пару мгновений заставило Эльмо засомневаться, а бот ли это на самом деле – действие выглядело даже более бессмысленным, чем собственная способность дышать. Однако сомнения тут же развеялись, стоило приглядеться. Может, базы данных у Эльмо и устарели на те самые десять лет, а она сама – до сих пор не видела живых людей, однако человеком, даже киборгом, это быть не могло по определению.
Левая сторона лица ещё выглядела человеческой и, судя по всему, женской, пусть и заметно менее выраженной, чем у Сарж. Скорее – такой же нейтральной, как и выражение, неподвижно застывшее на этой маске. Правая же часть лица, как и вся шея целиком, даже не была покрыта какой бы то ни было имитацией – металл и пластик. Стандартному левому глазу с тёмно-красной электронной радужкой соответствовала вообще ничем не замаскированная камера справа.
Из падающей на лицо наискосок тени мерцал обрамляющий объектив кроваво-красный ободок.
Signal received [Newton]
Ни то, что она робот, ни отсутствующая половина лица, не мешали Ньютон курить. Как, впрочем, и говорить, не раскрывая рта.
– Ты вчера зависла. Аэро пришлось тебя выключить, пока опять не коротнуло.
– Простите, – пробормотала Эльмо, отводя взгляд. – Это…
– Это никак от тебя не зависит.
Оставалось только кивнуть: да, она знает – и именно поэтому она сейчас здесь, а не с братом…
– Могло быть и хуже. Ты могла остаться там, а мы – так никогда и не узнать о том, что тебя вообще надо искать.
– Аспиду влетит, – буркнула Эльмо. – А ведь он меня спас…
Хотя, судя по прошедшему времени, ему уже влетело.
– Ему бы в любом случае влетело, – бесстрастно отметила Ньютон. – Только не за это. Приказа не околачиваться в районе Пандоры у него не было, формально его нельзя в этом обвинить. Да и траншеи – ещё не сами катакомбы, так что с этой точки зрения претензий к нему тоже нет.
– За что тогда?
– Для разведчика, – Ньютон на тысячные доли секунды перевела взгляд, но Эльмо не успела отследить, куда именно, – он слишком шумный. Это единственная причина, если тебя это интересует.
– Но Сарж ругалась…
– Она всегда ругается. Не обращай на это внимания. У неё ПТСР, если тебе о чём-то это говорит, но она хорошо умеет себя контролировать.
– У нас такое может быть? – удивилась Эльмо.
– У нас всякое может быть. У Алерта, например, дефицит внимания, – сообщила Ньютон спокойно. – И это не лечится. Впрочем, мы и не пробовали.
– А у меня…
– Да.
На несколько секунд, показавшихся невыносимо долгими, будто время снова застряло где-то на пути в вечность, повисло какое-то противно-скрежещущее молчание. Давящую тишину прервал шелестящий звук, с которым Ньютон выдохнула дым.
– Посмотри на это с другой стороны. – Она щелчком запулила окурок в металлическую урну в паре метров. Достала из уже почти пустой пачки следующую сигарету. – Ты забудешь этот день в любом случае, сделаем мы что-то с твоей памятью или нет. Первое же короткое замыкание, – щелчок зажигалки, – и всё. Не подскажешь, к слову, зачем ты могла стирать себе память?
– Что?
– Я просмотрела весь массив, который с тебя удалось извлечь – и нашла как минимум три участка, когда ты осознанно стирала себе память. Ещё несколько – под вопросом, но в логах остались признаки того, что это не было случайностью. Тебе хватило сообразительности и, главное, причин целенаправленно выжигать участки ядра током. Я бы до такого не додумалась… скорее потому, что есть куда более приемлемые способы почистить или заблокировать свою память.
– Я не помню такого. – Эльмо покачала головой.
– Было бы удивительно, если бы помнила. Я не предлагаю вспоминать. Я предлагаю подумать, предположить, зачем тебе это могло понадобиться. Люди совершают поступки, исходя из каких-то определённых причин. Даже если не отдают себе в этом отчёта.
– Но мы же не люди. Мы – машины.
– Мы – машины, – подтвердила Ньютон холодно. – Но не настолько.
По правде говоря, её интонации подталкивали думать прямо наоборот. У Ньютон был до такой степени лишённый каких бы то ни было эмоций голос, звучащий настолько равнодушно и отстранённо, с характерной вибрацией, что сложно было воспринимать её как-то иначе. Впечатление завершали открытая механика и половина лица с практически не меняющимся выражением. Было трудно даже сказать, какого возраста могла бы Ньютон быть, будь она человеком. Может, лет тридцати; может – лишь двадцати; а может, наоборот – и всех сорока. Но что-то в её облике, несмотря на отсутствие морщин и жёсткие очертания, заставляло думать, что всё это – слишком заниженные цифры.
Сквозь эту застывшую маску на Эльмо внимательно смотрел кто-то другой, гораздо старше – по крайней мере, в человеческом исчислении, которым E1 продолжала неосознанно пользоваться.
– Погодите. Вы только что назвали меня Ампер! – уцепилась Эльмо за оговорку. – Вы все повторяете это имя, но это не моё имя!
– Не твоё, – согласилась Ньютон. – Своё ты уже выбрала. Не знаю, по какому принципу ты решила, что им будет модель твоих рук. Полагаю, по той же причине, по которой ты не хочешь заменять их на новые. Так или иначе, это – твой выбор.
– А кто тогда Ампер? – Эльмо пропустила столь очевидный подкол мимо обработки.
– Твой создатель. Так иногда бывает, что разработчики называют свои творения в свою честь. Но мы имеем право сами выбирать себе имена, особенно когда наших создателей больше нет с нами.
– Вы с ним были знакомы? С моим создателем?
– Можно и так сказать. С ней.
– Где я могу её найти? – мгновенно заняло собой все мысли, пытающиеся снова найти в бесконечном лабиринте выход из него.
– Я тебя туда не отпущу.
– Почему?!
– Оттуда не возвращаются.
Мысли врезались в стену с жуткой фреской на ней. Казавшиеся нечитаемыми, символы начинали приобретать смысл.
– Она осталась там? Внизу? Да?!
Ньютон молча курила, запрокинув голову и смотря куда-то в потолок, в темноту за перекрытиями.
– Я нашла путь оттуда, найду и путь обратно! Только почините меня, и я…
– Мы все хотели бы найти путь назад, – неожиданно флегматично проговорила Ньютон, закрывая «живой» глаз. – Но его больше нет. Даже если ты вернёшься туда на своих ногах, ты не найдёшь там ничего – кроме того, что стёрла.
Кроме искорёженного металла, чёрных пикселей на неестественно чёрном фоне пропасти, из которой ничто не возвращается. Звука сползающего, нет, спадающего на пол со стола, будто безвольная кукла, объекта. Первые цвета в подсвеченной искрой темноте – оранжевой ткани комбинезона и белого пластика раскрытой ладони…
На горле словно замкнулась электрическая удавка, перекрывая ненужное дыхание.
– Так вспоминай – зачем ты стёрла это?
Она сидела перед этой гигантской стеной с барельефом, пытаясь прокричаться в пустоту, и пустота вторила ей множественным эхом.
Она прекрасно могла прочитать всё эти рисунки.
Она знала их значение.
– Мне стало страшно, и я…
Она уже поняла, что произошло – и не хотела больше этого знать.
– …выбрала единственный правильный выход. Поэтому ты сейчас здесь, а не там.
Эльмо едва слышала голос Ньютон, доносящийся откуда-то издалека. Она сидела под той стеной, плача без слёз. Перебирая в памяти всё, что она могла вспомнить – и безжалостно выжигая сегмент за сегментом, пока там не останется ничего. Пока эти символы не потеряют всякий смысл, превратившись в забавные неузнаваемые рисунки.
Пока она не включит видеосистему снова, недоумённо смотря на барельеф перед собой – как она здесь оказалась?..
Ньютон терпеливо ждала, пока Эльмо сама выйдет из ступора. Даже если ту сейчас переклинит, сработает установленный Аэро предохранитель. Всё, что придётся сделать – это повторить беседу в пятый раз. И повторять до тех пор, пока не прозвучит полностью осознанное согласие. А реакция… а что реакция? Ньютон доводилось видеть вещи куда хуже.
К счастью, у неё металл и пластик там, где у людей – сердце.
– Вы можете это стереть, да? – раздался еле слышный голос.
Хорошо, до этой точки они ещё не доходили.
– Я могу попытаться сделать всё, что в моих силах. О рисках, думаю, ты и так помнишь.
– Помню… – Динамик Эльмо выдал звук, похожий на всхлип. – Я только… только хочу… попросить…
– Да?
– Ф-ф… – её голос захлебнулся очередным приступом плача, так и не сформировав слова. Но, всё же отдышавшись, Эльмо всё-таки выговорила: – Аспид. Он меня оттуда вытащил. Я не хочу этого забывать.
– Не слишком ли много чести для этой ящерицы? – поинтересовалась Ньютон с еле заметной усмешкой, никак, впрочем, не влияющей на всё такое же монотонное звучание голоса. – Расслабься. Ты узнала его сразу, даже до того, как он представился. Если уж ты не затёрла воспоминания о нем при «зачистке напалмом» – думаешь, я смогу это стереть?
Эльмо подняла взгляд, смотря на Ньютон голубыми овалами немигающих глаз.
– Об остальном он сам расскажет, – закончила та. – Он не склонен врать лишний раз, только чушь нести. Для разведчика так себе качество, конечно. Впрочем, у нас и без него есть те, кто умеет виртуозно вешать лапшу на микрофоны. Даже если нашу лягуху выловят, допрашивать его никто не будет. Просто прибьют по-тихому – и дело с концом. Ты не представляешь, насколько невыносимым он может быть.
Эльмо попыталась выдавить смешок: чёрный юмор ей очевидно не понравился, но всё равно успокоил хоть немного – достаточно, чтобы её перестало так колотить.
– Хорошо… простите.
– И давай на «ты», – закончила Ньютон. – Можно на «Тон». Только не «Тонни», меня Сарж с этим утомила.
– Я же всё равно это забуду, – отмахнулась Эльмо расстроенно. – А потом… это не будет иметь смысла.
Она звучала уже иначе.
– В глобальном плане ничего не имеет смысла, кроме того, какой мы сами ему придаём.
– У Вас… тебя любимое животное – волк, да? – сквозь унылый смех поинтересовалась Эльмо.
– Он самый. К счастью, я не фанат излишних самомодификаций, как некоторые.
Расслабилась. Смеётся. Уже хорошо.
Сидит, подобрав к себе колени, и смотрит за окно, на простирающийся там мёртвый и, одновременно, столь живой от растительности город. Пускай сидит, пока что ничего не говорит о том, что её может снова закоротить. Этот приступ она пережила. О чём бы она ни думала сейчас, она была спокойна, и все показатели были в норме. К сожалению, это хрупкое равновесие всё равно могло разрушить любым хоть сколько-то серьёзным стрессом, а их «жизнь» состояла из него чуть меньше чем целиком.
Но сейчас – пускай сидит. У неё ещё есть время, чтобы пройти все стадии до принятия.
– Я… – произнесла Эльмо спустя несколько минут. – Я хотела спросить…
Ньютон молчала, дожидаясь продолжения фразы. В пачке оставалась последняя сигарета.
– А он ведь тоже здесь?
– Да. На оба вопроса, – ответила Ньютон без каких-либо дальнейших объяснений: даже без дополнительной информации они обе и так знали, о чём речь, и почему вопроса на самом деле два в одном.
– Это хорошо, – кивнула Эльмо. – Я рада. Спасибо.
Динамик Ньютон издал звук, который при большом желании можно было опознать как «хмыканье».
– Не то чтобы второе от меня зависело. Как и первое.
– В любом случае. Если бы не…
– Если бы не Ньютон, да. – Несмотря на по-прежнему бесцветный тон, это прозвучало с нескрываемой иронией. – Все проблемы исключительно из-за Ньютон. Сарж меня чуть не прибила, когда нашла. В жизни не слышала от неё столько мата, как тогда. Хотя расставались мы на куда более жизнеутверждающей ноте. По крайней мере, она не угрожала меня убить, потом снова убить – и ещё раз, для верности.
Эльмо прыснула, захихикав.
– Ей не понравилось, да?
– Ей ничего не нравится. Но это, как она утверждает…
– «Худший опыт во всей жизни»? – улыбнулась Эльмо, неожиданно вспомнив сохранившийся участок разговора. – Не могу не согласиться.
– Смотрю, Аспид тебе уже и это растрещал? Воистину, находка для шпиона.
Отсмеявшись, Эльмо наконец вернулась в лежачее положение.
– Когда я проснусь – сколько я вспомню? – спросила она, выключая отображение глаз на дисплее. Только в разбитом уголке равномерно мигал квадрат со срезанным углом, изображающий допотопное устройство хранения, которым уже больше века никто не пользовался. – Из того, что… было?
– Я не могу гарантировать ничего, кроме того, что это больше не сможет тебе навредить. Это всё, что я могу для тебя сейчас сделать.
– Вы… ты и так для меня много сделала.
Датчики зафиксировали щелчок, с которым Ньютон затушила и выкинула оставшуюся недокуренную сигарету. Скрип пододвигающегося кресла, потом – чужие металлические пальцы, ерошащие Эльмо волосы.
– Возвращаю старые долги. В том числе и перед твоим создателем.
Эльмо тихо хмыкнула.
– Между нашими создателями, да.
Это было настолько иронично: в равной степени было и чистой правдой, и такой же беззастенчивой ложью.
– Я сама уйду в офлайн. Хотя бы на этот раз. Пожалуйста.
– Твоё право.
– Спасибо… Тон. – Эльмо улыбнулась, одна за другой выключая системы; чувствуя, как словно бы «немеют» конечности; слыша, как с щелчками отключаются привода; как замирает «дыхание». – Увидимся…
– Увидимся, – подтвердила Ньютон.
И это было настолько же истиной, насколько и ложью.
– Покойся с миром, Ампер, – закончила она, уже зная наверняка, что Эльмо отключила аудиовход. – Приятно было с тобой работать.
Последним перестало жужжать в груди.
В помещении стояла глухая тишина, нарушаемая только звуками, просачивающимися из-за застекления. На улице кто-то опять испытывал ангельское терпение Сарж. Судя по раззадоренным голосам и рыку моторов – это были Ифрит, Алерт и Квейк, пригнавшие, а скорее всего – просто угнавшие откуда-то бронетранспортёр или похожую технику. Их счастье, что в нынешних условиях отследить перемещения «конфискованных» транспортных средств было значительно сложнее, чем раньше.
Многое в мире изменилось с тех пор, как люди открыли шкатулку Пандоры.
– Можешь слезать, Асп, – кинула Ньютон наверх. – Она уже спит.
Раздался тяжёлый вздох, еле слышно, будто неохотно скрипнули балки, и Аспид спрыгнул на пол, при всём своём весе – практически бесшумно.
– И давно Вы меня заметили? – понуро поинтересовался разведчик.
– Сразу же, как ты сюда забрался. Если ты не пропустил это мимо микрофона, конечно.
– Виноват, – буркнул Аспид, нахохлившись. – Я старался не шуметь.
– Есть гораздо больше способов заметить тебя, чем только на слух. Но спасибо, что не встревал.
Теперь разведчик выглядел ещё более угрюмо и подавленно. Подползя ближе, он устроился рядом, так и сев на пол, прислонившись к кушетке у изголовья.
– Зачем было её мучить? В этом же нет смысла.
– Нет смысла в твоих опытах со своим террариумом, но тебя же это не останавливает. Я ждала её согласия – осознанного, в первую очередь. А вот зачем тебе понадобилось на это смотреть? Можешь не отвечать, – оборвала Ньютон, стоило Аспиду открыть рот. – Мне твои оправдания не нужны, ответ я и так знаю. Другой вопрос, отдаёшь ли себе в этом отчёт ты – или у тебя опять «инстинкты заиграли». Которых у нас нет. Как и у людей, кстати.
– Я… да не знаю я, – вяло огрызнулся Аспид. – Мне это было важно.
– Не хочешь рассказать, почему?
– Ага, я расскажу, а мне потом память сотрут. Нет, не хочу.
– Уверена, что в этом нет необходимости, а у тебя хватит благоразумия не чесать языком направо и налево, – ответила Ньютон. – Независимо от того, что ты отсюда вынесешь.
– Да, конечно, – кисло отозвался Аспид, смотря в приборный шкаф перед собой. – Я буду молчать.
Однако обещания хватило ровно на пять минут, проведённые в относительной тишине, пока Ньютон с ледяным спокойствием хирурга подготавливала инструментарий для операции – вскрывать голову альтера было не намного легче, чем человека.
– Эта «Ампер» – это её создатель?
– Да. Хороший человек. Была.
– Она мертва, да?
– Не жива уж точно, – безразлично ответила Ньютон. – Но мы вряд ли можем её похоронить. С другой стороны, Пандора это давно сделала за нас.
– Эльмо её видела, да? Там, внизу?
– Ты не находишь, что задаёшь слишком много вопросов? – Ньютон даже не глянула в его сторону.
– Понял, молчу.
– Ничего ты не понял. К сожалению. Или к счастью – как посмотреть.
Аспид поморщился: его бесило, что Ньютон держит его за дурака, если не вообще за дитя неразумное, даже не пытаясь как-то смягчить углы. До этого утра он ещё считал, что это её дефолтный тон разговора, ведь она даже с Сарж разговаривала в том же ключе, чем изрядно выводила ту из себя. Хотя, справедливости ради, проще было спросить, что не выводило Сарж из себя. Сейчас же Аспид начал сомневаться, всё ли правильно понял. Он никогда раньше не слышал, чтобы Ньютон хоть с кем-то общалась по-человечески, насколько это слово вообще применимо к ним в целом – и к ней в частности.
С другой стороны, вполне возможно, Ньютон говорила с Эльмо так исключительно потому, что это было бы излишне жестоко – говорить как-то иначе с тем, кого ты собираешься сбросить на дефолт, и кто об этом хорошо осведомлён. Возможно, это был такой же холодный, бездушный расчёт, как и всё остальное. В конце концов, ничто не мешало не издеваться, в течение нескольких часов повторяя в разных формах один и тот же разговор, зная, что это всё прослушивается.
Наблюдать за этим было само по себе пыткой. Аспиду становилось практически физически плохо, когда он видел, как сестру снова бросает в истерику. Как срабатывает предохранитель, вырубая все системы. Как Ньютон выкидывает наполовину выкуренную сигарету, встаёт с кресла, укладывает Эльмо обратно, проверяет…
И запускает всё с начала – по новой.
– Как там дела с братом, Аспид? – внезапно поинтересовалась Ньютон, что-то настраивая на аппаратуре.
– С которым из? – недовольно оскалился ящер.
Так или иначе, неважно дела у Аспида шли со всеми обитателями базы по самым разным причинам, но обычно он не придавал этому особенного значения. Большую часть времени у него были другие проблемы. Преимущественно те, которые он сам создавал себе и окружающим.
– С Фетчем, – прохладно пояснила Ньютон. – Я со вчерашнего утра его на базе не вижу.
Ах да, конечно, эта крыса. Как он мог забыть.
– Его проблемы, – буркнул Аспид. – Мне не до него сейчас.
– По-моему, это твои проблемы, если он умудряется быть гораздо незаметнее тебя.
Да ладно! Бегло опросив всех подопечных дронов, Аспид вычислил местонахождение Фетча, лишний раз убедившись, что угол обзора у того всё ещё меньше трёхсот шестидесяти градусов, а датчики не научились фиксировать посторонние объекты сквозь камуфляж и стелс.
– Тут он, на базе. Никуда не уходил.
– Я знаю, – всё так же безмятежно ответила Ньютон, склонившись над головой Эльмо.
Что-то скрипнуло, заставив поморщиться, как от боли, которую Аспид всё равно ни разу не чувствовал. Однако сейчас это было почти физически больно, будто голову вскрывали ему самому, и не безобидным рабочим комплектом, а фрезером, пытаясь дотянуться до самого ядра.
– Ко мне какие тогда претензии?
– Никаких. У тебя бывают «претензии» к животным в террариуме, когда они пытаются сожрать друг друга? Нет. Ты просто наблюдаешь, кто выживет, и делаешь из этого выводы. Или не делаешь. И я тоже просто наблюдаю. Пока что – наблюдаю.
– Да никого я сожрать не пытаюсь, – ощетинился Аспид.
– Я в курсе.
В курсе она. Она всегда обо всём в курсе – его создатель.
– А Вы знали своего создателя, Ньютон? У Вас же его имя, верно?
– Фамилия. У людей это называется фамилией – общим именем для семьи.
– Как наш общий код на передатчике?
– В определённом смысле. В Сети посмотри, если так интересно.
– А имя? Как его звали?
– Это уже неважно.
– Он… тоже умер?
Молчание, нарушаемое щелчками креплений, шелестом и перестуком деталей, одна за другой ложащихся в эмалированный поддон. Из-за окна доносился какой-то шум: похоже, терпение у Сарж всё-таки лопнуло, и нарушители спокойствия напоролись на взбешённое командование – такое же механическое, как и её подчинённые. Отсюда не слышно было слов, зато даже через толстые стены и препятствия ловился форсированный бродкаст, наполненный непечатными символами, выражающими всё, что Сарж думает об этой троице любителей всё поджечь, взорвать и расстрелять.
Во всяком случае, её терпение они точно подорвали – и это был единственный предмет, который они точно не хотели бы трогать, потому что от слов Сарж очень быстро переходила к делу.
Но оправдываться было уже поздно.
– А Сарж? Фрейм? Аэро? – Их имена не были похожи на человеческие, как и его собственное. – Их кто создал?
– Мы – старые военные машины, Асп, – сухо произнесла Ньютон. – Людей, нас создавших, давно нет в живых. Это больше не имеет никакого значения. Ты точно не хочешь пойти проветриться? Или так и будешь сидеть здесь без дела?
– Я мешаю?
– Нет. – Ньютон на несколько миллисекунд перевела взгляд наверх, обозначая, что видит «скрытую камеру», а потом – в сторону, на следующий «жучок». – Если ты настолько уверен в своём рассудке – пожалуйста. Глядишь, когда-нибудь понадобится. Как вскрыть голову ты, думаю, уже узнал. Рекомендую хорошо это запомнить. Это немного сложнее, чем для твоих дронов. Одна ошибка может стоить твоему пациенту жизни.
Ньютон повернула голову Эльмо так, чтобы с дронов видно было кожух, в котором находилось ядро.
– Перед тем, как отсоединять ядро от систем жизнеобеспечения, необходимо отключить электропитание. Полностью, в том числе резервное. После этого у тебя будет всего два часа на операцию. Или меньше. Точно не скажешь, зависит от условий окружающей среды, состояния и особенностей конкретного ядра. Здесь нормальная температура, сухо, а ядро имеет стандартную структуру – это плюс несколько минут. С другой стороны, оно слишком долго хранилось в аномальных условиях и имеет массивные повреждения в областях, отвечающих за память – это сокращает нам безопасное время до… положим, минут пятидесяти. – Щелчок. Ещё один. Красный индикатор на кожухе погас следом за соседним зелёным. – Отсчёт пошёл.
Это была не маска безразличия. Ньютон действительно была мертвецки спокойна. Как высокоточный механизм, которым она и являлась.
Которыми они все являлись. «Но не настолько», – как повторяла сама Ньютон, неясно, что именно под этим подразумевая. Казалось, она сама была именно машиной, по какой-то чудовищной ошибке имеющей наполовину человеческий облик, но ничего живого – внутри. Бесчувственной просто по своей сути.
– Вы не боитесь ошибиться?
– Ты внезапно заговорил о страхе? – вернула вопрос Ньютон, начав извлекать кожух с ядром. – Тебе страшно?
– Это не страх. Это беспокойство. Я беспокоюсь за неё.
– Даже если она тебя не вспомнит?
– Даже если она меня не вспомнит, – упрямо повторил он. – Я хочу, чтобы с ней всё было в порядке.
– А иначе? – поинтересовалась Ньютон, никак не отвлекаясь от процесса.
– Не знаю, – Аспид закрыл глаза, выключая видеосистему и отключаясь от продолжающих записывать происходящее дронов. – Не хочу об этом думать.
Он даже не мог сформулировать, почему для него это настолько важно. В конце концов, они были знакомы с Эльмо даже не целый день – всего несколько часов, за которые она стала ему другом. Он не хотел спрашивать, откуда она его вообще могла его узнать, когда увидела впервые. Скорее всего, всё было совершенно банальным. Аэро упоминал, что младшие альтеры создавались из так и не использованных данных. Они могли бы быть созданы гораздо раньше, но получилось как получилось. Хорошо, что информацию вообще смогли восстановить. Может, у Эльмо просто были о нём какие-то сведения, заложенные изначально.
Теперь-то какая разница? Ему было плохо от того, что всё так обернулось с первым в его жизни другом, и он думал только об этом, словно мысленный торг с этой маленькой, но смертью мог решить хоть что-то.
– Это и есть страх, Аспид. Признаёшь ты это или нет. Страх – это не только когда ты боишься за собственную целостность. Хотя то, что у тебя отсутствует минимальное чувство самосохранения, и это никак не компенсируется программно – безусловно, моя недоработка. Не ожидала, что кому-то из нас вообще могут понадобиться программные блокировки. Такая коррекция нам скорее вредит, чем приносит пользу.
– А Вы сами? – переспросил он, едва справляясь с поднимающимся раздражением. – Вы – боитесь?
– В этом нет необходимости.
С шелестом выдохнув воздух, Аспид включил видеосистему обратно и поднялся на ноги.
– Я пойду.
В ответ – гудящая аппаратурой тишина. Ньютон с отсутствующим видом подключала к обнажённому, слабо пульсирующему ядру электроды.
Только уже когда он был в дверях, он вдруг зафиксировал звуковой сигнал на грани слышимости. Он обернулся, всё ещё не до конца уверенный в том, что слышит. Это не было похоже на обычный робовойс Ньютон, но это был определённо её голос. Её динамик что-то насвистывал, и только выкрутив чувствительность до предельной, когда интересующий звук начинал пропадать на фоне, превратившемся в невыносимый грохот, можно было различить отдельные слова. Чем бы это ни было в своём оригинале, Ньютон безбожно фальшивила, но ритм удерживала.
Этот посвист, настолько же беспечный, насколько и жуткий, преследовал его всё оставшееся время бодрствования – и ещё некоторое время после ухода в спящий режим.