Окрыленная новой догадкой, Елена бросилась слушать каждую сессию после той, в которой они говорили о дебюте маньяка, раскрыла блокнот, чтобы проследить в какие даты они принимали решение о том, что нужно пересмотреть схему лечения – и увеличить дозировку антидепрессантов. Вместе с тем, она нашла статью на форуме, в которой кто-то кропотливо составил всю хронологию событий вплоть до сегодняшнего дня.

Теперь ей казалось, что она поняла схему, по которой все происходило. Между кровавыми «выступлениями» Чумного Доктора и состоянием Сергея действительно прослеживалась прямая связь. Но вовсе не такая, какую захотели бы углядеть профайлеры и криминалисты. Каждый эпизод усиливал депрессию Сергея и повергал в тревожность. Увеличение дозировки лекарств  давало положительную динамику, но временную, потому что Сергей с большой неохотой выполнял задания Елены: когда ему было плохо и тревожно, он ожидаемо саботировал их совершенно, когда становилось лучше – так уходил в работу, что совершенно забывал про остальную жизнь.

С большим трудом ей удалось добиться  он него хотя бы ведения дневника. Почти каждая сессия тогда начиналась с потока извинений и попыток оправдаться, хотя Елена понимала, что у клиента, по всей видимости, просто не было сил преодолевать собственный защитный механизм. Все усугубляла бессонница, которая то ли была побочным действием лекарств, то ли следствием постоянно нарастающей тревоги. Елена пыталась сделать что-то и с этим, но Сергей отказывался принимать снотворные препараты – жаловался на то, что это мешает сосредоточиться на следующий день, да и, как подозревала Елена, бессонница была только на руку человеку, привыкшему работать ночами.

Так же особенно ярко после дебюта маньяка стали проявляться противоречия между Сергеем и его другом, и на этом фоне предельно четко обозначилась несимметричность их отношений. У Сергея были проблемы с границами. Для себя Елена формулировала его проблему в одной базовой установке: он не считал, что имеет право занимать хоть какое-то место. Он всеми силами стремился минимизировать то пространство, в котором находился. Отсюда и его неготовность отстаивать свое мнение, и почти фанатичная одержимость благотворительностью и социальными проектами. Он будто хотел купить у мира право на существование, а когда не мог это сделать – прятался. Спрятаться было для него почти единственным способом разрешить конфликт. Но от Олега спрятаться он не мог…

Как не мог и откупиться помощью. Олегу не нужна была его помощь. Нужно было только…

Что? Елена никак не могла свести все воедино и понять, чего именно хотел добиться от Сергея его друг. Иногда ей казалось, что ему просто приятно наблюдать, как Сергей раз за разом соглашается с ним вопреки собственным убеждениям и чувствам. Как будто этому человеку было приятно ломать своего ближнего и наблюдать, как он забивается в угол от боли и беспомощности.

Конечно, Сергей категорически не соглашался с такой версией происходящего. Временами и Елене казалось, что все не совсем так. Может быть, это действительно довольно резкий в суждениях и несколько нечуткий мужчина – но таких много, и каждому ставить диагноз «психопатия» глупо. В конце концов, нельзя обвинить человека в том, что он не телепат и потому не знает, что причиняет такое беспокойство другому, если этот самый другой и сказать толком ничего не может.

Сергей постоянно менял запросы, по большей части, конечно, придерживаясь одного – наладить межличностные взаимоотношения каким-то экологичным для него, Сергея, путем. Впрочем, сам же отметал половину предложенных решений в этом направлении.

Порой он приходил с очень странными вопросами, которые не давали ему покоя. После убийства Исаевой он спрашивал Елену, можно ли считать виновными тех, кто непреднамеренно создал инструмент, которым пользовался убийца.

- Вы хотите спросить, можно ли, к примеру, часть ответственности за смерть застреленного переложить на изготовителя пистолета, которым был убит человек?

- Что-то в этом роде.

- Почему вас это так тревожит?

- Вы не можете просто ответить?

- Куда важнее не ответ на него, а цель. Зачем вам вообще знать ответ на этот вопрос?

- Я… хочу понимать, могу ли я быть сопричастным.

- Сопричастным чему, Сергей?

- Например, я разработаю приложение, которым воспользуется убийца в каких-то своих целях.

- Но мы, кажется, уже обсуждали этот вопрос. В преступлении виноват только преступник и, как бы нам ни хотелось найти некоторую закономерность, фатум, который толкнул его на преступление – намерение его совершить остается первичным. Однако, очень интересно, что вы раз за разом поднимаете эту тему.

- Забудьте. Это так, просто… – Сергей отмахнулся и поспешил сменить тему. Елена пометила себе, что клиент испытывает чувство вины, которое пытается рационализировать.

 Но, не смотря на постоянные откаты, они все же медленно, но верно двигались к цели. Была уже поздняя осень, когда прогресс снова стал заметен – схема лечения, наконец, начала работать как надо и Сергей даже перестал жаловаться на то, что не спит сутками. А еще они вместе вплотную подобрались к пониманию того, что именно сформировало такую модель поведения у Сергея:

- Вы можете вспомнить в своем прошлом такие эпизоды, когда вы выходили из конфликта победителем?

- Сложно сказать… Я старался никогда не ввязываться в такие вещи. Считаю, что борьба благородных – это конкуренция. И я много конкурировал: за бюджетное место, за гранты, за… да даже за внимание. Если считаешь, что достоин лучшего – докажи это. Но не отнимать у другого или доказывать свою правоту грубой силой...

- Вы не любите быть агрессором, я заметила это…

- Я не агрессор. – Сергей сказал это резко, почти не задумываясь, особенно громко выделив частицу «не».

- Для вас очень важно им не быть… Почему?

- Потому что… я вот только что вам объяснял! Потому что цивилизованный человек может добиться всего своим трудом, созидая. Это единственный достойный путь и цель.

- Если бы это было всегда возможно, мы жили бы в идеальном мире. Но это утопия. И я не поверю, что вас никогда не атаковали. Как же вы отстаивали себя, свои идеалы?

- Правду не нужно отстаивать, чтобы она оставалась правдой. Существуют абсолютные величины, и они не нуждаются в человеческой защите.

- Вы уходите от прямого ответа на вопрос. Что вы будете делать, если на вас нападут?

- Нападут? Что вы имеете под этим в виду?

- Ну, хотя бы словесно. Несправедливо обвинят в чем-то, заденут – лично вас.

- Я не думаю, что как-то стал бы реагировать на чужую ругань. Если это как-то порочило бы мою честь и достоинство, то тут все решается через суд, а если нет – то что мне от того, что кто-то выражает так свое мнение? А потом, знаете, ветер воет – караван идет.

- А если физически? Человек с ножом.

- В-вы же знаете инструкции на этот счет? С грабителями и террористами нельзя спорить, чтобы не спровоцировать их. Необходимо выполнять все их требования, чтобы сохранить свою жизнь.

- И ждать спасения. Да. И вы всегда следовали этой инструкции?

- В каком смысле? Я не то чтобы попадал…

- Речь ведь не всегда идет о ноже или захвате заложников. Иногда это просто какая-то бытовая ссора или попытка вытребовать что-то незначительное. Получается, что не важно, какова реальная угроза, вы всегда отступаете перед чужой агрессией только бы не вступать в конфликт?

Лицо Сергея было напряжено. Было видно, что он усиленно думает над вопросом, но не находит удовлетворяющего его ответа. Пауза затянулась, и в конечном итоге Сергей сдался, признав, что просто не знает, что ответить на это.

- Я заметила, вы часто говорите о благородстве, этике. Вам очень важно быть этичным, правильным. Но разве те люди, которые сражаются за свои убеждения, поступают неправильно? Хотя бы ваш друг. Разве они, по-вашему, не благородны и не заслуживают уважения?

- Конечно, заслуживают! Я вовсе не собирался сказать…

- Значит, причина не в том, что вы боитесь выглядеть неправым в конфликте?

- Я… мне все равно, что обо мне говорят, я же сказал, - Сергей как-то устало, отвлеченно проговорил последнее. В этом аспекте Елена ему не верила ни на грамм: люди, которым действительно все равно, что о них думают, не заискивают перед окружающими, не тратят все свободное время на благотворительные проекты и не приходят к психотерапевту из-за проблем с друзьями – они высказывают все, что думают друзьям в лицо.

- Причина в том, как вы себя чувствуете в конфликте.

Сергей только кивнул, соглашаясь, хотя ему, очевидно, была неприятна эта тема и те выводы, к которым его подталкивали.

- Как вы можете описать это чувство?

- Я… знаете, когда вы говорили про нож, наверное, это самое точное описание, как я себя чувствую. Мне страшно.

- Вы чувствуете угрозу своей жизни, когда вас пытаются затянуть в конфликт?

- Да, это очень… похоже. Как будто… это может отнять часть меня.

- И поэтому вы предоставляете разбираться с конфликтами другим?

- Да, пожалуй, так.

Они еще долго обсуждали, какой опыт подкрепляет его уверенность в найденной установке. Сергей, как обычно, вспоминал неохотно и без подробностей свое детство, но рассказал он о многом. Эпизодов с угрозами – больше от старших, чем от сверстников – выдуманными с большой фантазией и исполненными с не меньшим удовольствием. Наверное, Елена бы могла ожидать чего-то подобного, если бы только имела опыт работы с людьми, выросшими в детских домах. Но такого рода клиент был у нее впервые, поэтому до этого момента градуса насилия и масштаба замалчивания проблемы она себе даже не представляла. Рассказы сыпались на нее как мелкий град, а она даже не успевала осознать до конца во что это все вместе, замалчиваемое и старательно вытесняемое, должно было превратиться. Тут едва ли можно было бы отделаться парой сеансов и новым сценарием с маленьким Сережей.

Но в тот день Сергею было достаточно просто выговорить все это, чтобы хотя бы на сеансе осознать и согласиться с тем, что он запуган и слишком уступчив, и что навык отстаивания своих границ ему, без всякого сомнения, необходим. Потому что конфликты это то, из чего состоит вся жизнь. И если каждый конфликт вызывает тревожность, как если бы он угрожал жизни – это нельзя заглушить никакими таблетками.

Они разработали совместный план, пересмотрели график посещений и домашние задания. Ей казалось, что она, наконец, нашла то самое, что так беспокоило клиента, просто до этого дня сидевшее так глубоко, что не могло быть увидено, сформулировано.

В конце Сергей смотрел на Елену почти с надеждой, больше не заламывал руки и не прятал взгляд за завесой густой челки:

- Думаете, я смогу больше не переживать из-за этого всего?

- Смотря, что вы вкладываете в понятие «не переживать». В норме люди не испытывают удовольствие от конфликтов, они так же расстраиваются, грустят, переживают об отношениях с другим человеком – если мы говорим о конфликтах с близкими людьми. Но, конечно, выяснение отношений за место на парковке тоже вряд ли кому-то поднимут настроение. Но у вас есть шанс перестать воспринимать все эти чувства как угрозу. Их не нужно бежать, переживать это все совершенно нормально. Я бы даже сказала, необходимо для здоровой психики.

- Вы говорите как буддисты. «Мы рождены для страдания и жизнь так устроена, что мы обязаны страдать».*

- Вы знаете, они не так уж и не правы. Моменты счастья и внутреннего спокойствия слишком мимолетны. Этим они и ценны, но именно потому не могут быть целью жизни. Нельзя жить ради того, чтобы пытаться стать счастливым, или ставить целью существования избегание неприятных чувств. Эта битва проиграна заранее, нет смысла в нее вступать.

- И в чем тогда суть этой терапии? Учиться страдать менее болезненно?

- Да. Более стойко встречать удары судьбы. Но когда вы знаете смысл, имеете цель, эти страдания вовсе не бесполезны. Они обозначают путь вашей борьбы, очерчивают в столкновениях ваши личные границы.

- Да, - Сергей потух так же быстро, как и загорелся. – Осталось только найти этот смысл.

- Мне кажется, вам не придется долго его искать.

Елене казалось, что она нашла нужные слова. Это было чувство, будто из огромной связки ключей какой-то все же подошел к замку и начал не без усилий, но все же поворачиваться, приводя в движение заржавевший, не привыкший к изменениям механизм.

И в этот раз откатов вроде бы не случалось. Елена пролистывала сессии на удвоенной скорости – правильные, будто бы не живые. Она то и дело засыпала под них, потому что мозг, нацеленный на поиск ошибок, не видел для себя работы. Не приходилось пересматривать схему лечения, или возвращаться к пройденному по нескольку раз. Сергея стали как будто меньше беспокоить взаимоотношения с другом, хотя он все еще несколько тревожно высказывался об обстановке в городе. Что и говорить, улицы стали как будто более неспокойными. Какие-то стихийно собравшиеся толпы людей то и дело перегораживали движение транспорта или мешали работе каких-нибудь ведомств. Участились случаи мелкого хулиганства и грабежей. Сама Елена предпочитала теперь ездить на такси до работы. Так что, на ее взгляд, в этом беспокойстве как раз не было ничего криминального.

Напротив, кажется, тот, кто устроил все это, едва ли стал бы переживать за спокойствие граждан. Настоящий Чумной Доктор должен был бы радоваться расползающимся беспорядкам.

Все было хорошо до злополучного звонка недельной давности. Сергей позвонил на личный телефон, этот разговор Елена не записывала и с трудом могла воспроизвести в своей памяти, потому что звонок разбудил ее, и она даже не сразу поняла, кто говорил на том конце трубки и что произошло. Помнила только брошенное несколько раз «это все вы виноваты» и то, что случилась какая-то катастрофа. Выслушав сбивчивый поток невнятной речи, Елена поняла, что Сергей поссорился со своим другом. Но тогда она не оценила ситуацию верно. По правде, в тот момент она едва ли была способна это сделать, только ошарашенно спросила: «Вы пьяны?» и получив утвердительный ответ, совершенно шокировано переспросила: «Как так вышло?» – но услышала только короткие гудки. Она много раз перезванивала Сергею, однако он выключил телефон, по резервному номеру ей любезно отвечал женский голос автоответчика и неизменно записывал ее сообщения, в которых она убедительно просила Сергея обратиться в клинику или даже вызвать себе скорую помощь.

Сергей казался ей разумным и ответственным человеком, который прекрасно понимал последствия подобных выходок и, не смотря на образ жизни, все же не совсем плевал на свое здоровье. К тому же Елена много раз объясняла, что алкоголь с прописанными ему препаратами не совместим совершенно – Сергей рискует не только свалиться в серотониновую яму и уехать на многомесячное стационарное лечение от депрессии, если такие эксперименты и вовсе не приведут к галлюцинозу, но и получить серьезные осложнения на сердце вплоть до сердечного приступа.

Сама Елена провела бессонную ночь с корвалолом. Весь последующий день ее потряхивало, она даже отменила все приемы, но Сергей не отвечал ни на следующий день, ни потом. Если бы она знала его адрес или место работы, она бы уже поехала туда только чтобы убедиться в том, что он жив. И хотя она сделала все, что могла и предупредила обо всех последствиях, ее все не покидало тянущее болезненное чувство, что в случившемся была часть ее вины.