Скарамуш был настолько человеком, насколько настоящей была добрая улыбка Аякса или сочувственный взгляд Синьоры, то есть – ни на каплю. Каждый из них сам себе выбрал слабость, которой придерживался, чтобы не забывать, в чём они настоящие.

Зарубка на чём-то внутри себя стояла на каждом из Фатуи, потому что так проще было возвращаться в холодный недружелюбный дом. В тёплые объятия Царицы, которая искренне любила своих детей, которые приносили пользу.

– Тупая ты мразь, – Скарамуш прицельно пнул разбойника в голову, и та бессильно мотнулась в сторону.

– Хватит, – Синьора даже не взглянула. Для неё эта вспышка гнева выглядела привычной: вот Скарамуш стоял и улыбался, а вот уже тот, кто посмел на него косо посмотреть, пытается удержать пальцами вытекающие глаза. – Он уже мёртв. Прояви человечность.

– А то я не заметил, – огрызается Скарамуш. – Искусственность тебе не проявить?

Он знает, что это притворное сочувствие в глазах Синьоры специально для того, чтобы вывести его из себя ещё больше, и это неожиданно успокаивает.

– Искусственный и искусственный, чо гундеть-то, – примирительно бормочет Чайльд.

Скарамуш неожиданно для себя усмехается.