Это наша первая встреча вне университетских стен. Спустя почти четыре года знакомства, почти четыре года бессмысленных и настораживающих окружающих взглядов.

Серьёзно. Я искала её в каждом уголке города, где удавалось побывать: от крупных магазинов в центре до теплиц на самой окраине. В каждой длинноволосой шатенке я хотела видеть её. Хотела настолько, что видела. В своих грёзах я могла действовать: «подбежать», «обнять»… А потом по мечтам, как по тонкому стеклу, проходила трещина, они рушились. Те женщины оборачивались — конечно, ничего общего с моей Т.! — и почему-то ускоряли шаг. Может, смотрела на них как-то странно?

В то мирное утро я просто кормила чаек у ближайшего к универу озера и думала, как же не хочется идти на английский. К этому языку у меня была искренняя неприязнь. На пары я ходила лишь потому, что не хотела расстраивать мою Т. — она бы обязательно узнала о прогулах. Это других мотивирует возможность самоэкзамена — мне заведомо не светит.

И вот очередной кусочек булки отправляется в полёт, очередная наглая птица ловит его… А мне на плечо опускается чья-то рука. От неожиданности роняю остаток булки в воду.

— Ну вот, котёнок, теперь ты покормила и уток, — и даже в голосе звучит улыбка.

С облегчением выдыхаю. А я-то успеваю подумать, что это ещё один бдительный гражданин решает сообщить, что птиц кормить нельзя. Хотя вроде бы это касается только уток.

И лишь спустя много часов я задумаюсь, что же она здесь делала. В тот момент счастье застилало глаза пеленой.

— Ну ведь и им есть хочется.

Я пытаюсь скрыть улыбку, но, кажется, получается плохо. Как можно оставаться спокойной, когда сама Т. прикасается к неприкрытой коже, когда тебя обволакивает цитрусовый аромат её духов? Кажется, щёки краснеют уже от этого. Спина мурашками покрывается, я вся дрожу. Мне трудно повернуться — ведь я ужасно выгляжу, когда краснею. Девочка-мигалка: синие волосы, красные щёки... Вот удаётся же кому-то всегда выглядеть великолепно — и это, увы, не я.

— Вот ты всегда так. Всех пытаешься спасти от голодной смерти.

— А вы против?

— Ну что ты, это замечательно. У тебя есть сегодня пары?

Киваю и всё-таки поворачиваюсь к ней. Какая она сегодня весенняя! Бежевый сарафан, цветок в волосах. Одуванчик! Как будто она хотела ободрить* вечно грустную студентку. Но, конечно, нет. Кто я такая, чтоб она…

— У вас цветок в волосах. Как мило!

— Ой, — она как будто смущённо отводит взгляд, но не перестаёт улыбаться, — вот это бы я пришла в университет…

Т. скрывается. В стенах универа её знают как строгого и требовательного преподавателя, как «тётеньку», впадающую в крайности и пугающую перваков. И лишь избранные знают, какая она душка.

Т. пытается вытащить цветок, но только морщится. Запутался, наверное.

— Вытащить?

— Да, пожалуйста.

Мне приходится встать на цыпочки, чтобы полностью увидеть, с чем предстоит работать. Как странно! Стебелёк вплетён в тоненькую косичку едва заметной резинкой. Это не могло быть случайностью. Но Т. вела себя так, будто и для неё цветок был неожиданностью.

Осторожно касаюсь прядей. Мне страшно сделать ей больно. У меня тоже были длинные волосы, сама знаю, как путает их такая резинка. Несколько раз Т. морщится, но не произносит ни звука.

— Слишком запутались, не смогу так… Сядем? — благо, здесь много лавочек. Днём их обычно занимают школьники, а пока слишком рано.

Её волосы немного жёстче, чем я представляю. И это чудесно. Даёт понять, что даже в мелочах она остаётся загадкой.

Наконец, резинка поддаётся. Ну, а цветок убрать несложно. Протягиваю одуванчик ей и бормочу:

— Вы бы поберегли свои волосы… Они у вас красивые.

Самый глупый комплимент на свете. Определённо, я не создана для романтики. Но Т. улыбается. И, положив ладонь поверх моей, как бы возвращает одуванчик.

— Спасибо. И Н., — она замолкает на мгновение, — не грусти, котёнок.