***

2015 год

После звонка коридоры гимназии вмиг стихают, отпуская гимназистов в добровольный плен солнечных и просторных учебных кабинетов. Учебный день только начался, и молодые люди вернулись в «родные» стены с новыми силами, готовые к новым испытаниям, радостям и переживаниям.

Обучающиеся непонимающе косились на нервного директора и школьный совет, столпившихся около парадного входа и дожидавшихся кого-то. Пожилой мужчина, волос на голове которого почти не было, а те, которые остались, полностью потеряли свой былой пигмент, то и дело протирал блестящее от пота лицо платком. Он нервно перешептывался с учителями и своей секретаршей; его покрытое морщинами лицо с каждым движением стрелок часов бледнело все больше и больше. Учителя нервничали не меньше его. Казалось, что все они собрались здесь встречать если не премьер-министра земли, то самого федерального канцлера Германии. По-другому ученики не могли объяснить столь суматошное и нервозное настроение вокруг. Родная гимназия сегодня была враждебной и чужой, а за каждым углом стали поджидать опасности разного уровня. Все чувствовали что-то плохое, что-то стремительно надвигающееся на них, словно цунами. Никто из них не был ни о чем осведомлен, а преподаватели быстро и ловко переводили тему, стоило кому-то спросить их о столь странном и напряженном поведении. Ученикам оставалось только пожимать плечами и идти дальше, на уроки.

Кабинет с позолоченной табличкой «Французский язык» в самом конце коридора был заполнен бодрыми учениками, дожидающимися преподавателя. Герр Шелдон сильно опаздывал, чего раньше никогда не случалось. Ученики возбужденно шептались и хихикали, выясняя друг у друга причину такого странного отсутствия учителя и в целом ситуацию в гимназии. Кто-то видел его в делегации других преподавателей у парадных дверей, и, по их словам, он совершенно не был взволнован происходящим. Наоборот, он дружелюбно улыбался, как и всегда, и спокойно разговаривал с секретаршей, отпуская при этом разные шуточки и подколы.

Герр Шелдон − пример от природы пунктуального и вежливого человека, придерживающегося правил гимназии и своих принципов и просившего учеников тоже их соблюдать. Он прививал им взаимное уважение и вежливость, которых, по мнению многих учителей, им не хватало. Он входил в число тех, кто по-настоящему любил свою работу, учеников и предмет. Герр Шелдон всегда был готов им помочь, дать совет и успокоить. В гимназии он нравился всем за свой особый подход к ученикам и умение быстро и хорошо сближаться с ними.

Ариэль громко захлопнула крышечку своей дешевой пудреницы и надула густо накрашенные губы. Метнула свой липкий взгляд на сидящего перед ней парня. Тот в свою очередь не обращал на нее внимание, всецело посвятив себя бессмысленному блужданию в бесконечной ленте твиттера.

− Эй, красавчик, над тобой тучи летают уже третий день. Может расскажешь наконец причину такого настроения? — внезапно спросила она Германа, прошедшись длинными ярко-желтыми ноготками по его спине, скрытой под черной косухой.

− Все нормально, Ариэль. Я просто устал. Тесты, вся эта тягомотина, — лениво ответил Герман, всем своим видом стараясь показать нежелание общаться с кем-либо, кроме столь ценного гаджета с растрескавшимся экраном. Сколько раз он швырял его об стену уже не сосчитать. Но он помнит, что число перевалило за двадцать.

− Понимаю, − протянула Ариэль. На ее блестящих губах расцвела хитрая, пошлая улыбка, и она перегнулась через свой стол ближе к парню. — Я могу помочь тебе расслабиться.

От ее вкрадчивого шепота внутри Германа что-то сжалось скорее от отвращения, чем от предвкушения. Остановив ее за подбородок на полпути от его щеки, Герман заглянул в ее аметистовые глаза, сверкнувшие непониманием и расстройством от провала ее плана.

− Как-нибудь потом, ладно? — тихо произнес он, чмокнув ее в безвкусные, липкие губы. Постаравшись выдавить из себя что-то похожее на виноватую улыбку, продолжил. — Я сейчас слишком устал. Но я ценю твои попытки помочь мне.

Стоило двери в кабинет тихо скрипнуть, парень быстро отвернулся от надувшейся Ариэль, сразу же забыв про нее. Сейчас вообще не до нее.

Очередная ссора с родителями выбила его из колеи сильнее обычного. Раньше ему не приходилось сбегать из дома, ночевать на заднем сидении своей машины и мытья в раздевалке гимназии. Мама ни разу не позвонила за эту неделю, а отец уж тем более. Он даже не удивлен, хотя внутри от одной этой мысли разливается липкое чувство обиды, оплетающее весь его организм прочной паутиной. Он тоже не звонил. Не настолько низко пал, чтобы извиняться за то, в чем он совершенно не виноват. Каждый раз одно и то же, пилят мозг своей религией, просчитанной еще до его рождения жизнью, говорят какой он неправильный и неблагодарный, а потом ведут себя как ни в чем не бывало и удивляются, почему он так обижается на них. И всегда виноват он. А как иначе?

В том, что Вселенная появилась, кстати, тоже он виноват.

− Уважаемые, минуту внимания! − громко объявил герр Шелдон, хлопая в ладоши для лучшего привлечения внимания и вырвав тем самым Германа из его горьких размышлений. − Прошу простить меня за опоздание, но отсутствовал я по уважительной причине. Хочу лично познакомить вас с нашей новой ученицей. Представься, пожалуйста.

Возле герра Шелдона стояла достаточно высокая девушка в строгой форме их учебного учреждения, смотрящейся на ней словно дорогая одежда из бутиков. Ариэль и подумать не могла, что скучная черно-зеленая юбка в клетку и такой же пиджак будут смотреться на ком-то настолько хорошо и гармонично, как на модели. Ее длинные, шелковые волосы были подвязаны на висках красными ленточками, чтобы длинная челка не спадала на лицо, обнажая уши с небольшими, сделанными под жемчуг, сережками и множеством пирсингов.

− Мое имя Кристен Ренн. Надеюсь, мы с Вами поладим, − спокойно представилась Кристен, сдержанно улыбаясь, как с ее детства учило окружение.

И эта самая улыбка не сулила ничего хорошего.

Ариэль похолодела от нее. В ее мозгу громко зазвенел маленький колокольчик, предупреждающий об опасности. Хоть Кристен и улыбалась, ее глаза были пустыми и злыми. Она смотрела на сидящих в классе юношей и девушек хищно, изучающе. Казалось, что в любой момент она была готова напасть на них. Разорвать своими аккуратными ноготками и растерзать их зубами.

От произнесенной фамилии все мигом затихли. Ариэль опасливо оглянулась и заметила, как лицо ее одноклассницы побелело на несколько тонов, отец которой задолжал Клану огромные деньги. А теперь их отпрыск и по совместительству Наследница всего этого криминального мира учится с ними в одном классе.

− Так, уважаемые. Я понимаю, вы шокированы. Но вы должны понимать, что фрау Ренн должна социализироваться и так сказать вспомнить, как жить в Германии. Она провела пять лет в Швейцарии и только вернулась.

− Да-к почему бы ей не социализироваться со своей чудаковатой семейкой? − просвистел кто-то из парней в дальнем углу класса. Кто-то вслед за ним взорвался нескрываемым хохотом, а кто-то − попытался скрыть его в ладони, лишь бы не навлечь на себя неприятности.

Кристен молниеносно повернула голову в сторону голоса. Нахал от этого быстро перестал улыбаться и нервно забегал карими глазами по классу, стараясь отвести с себя подозрения. Джонатан Леманн − старшеклассник на предпоследнем году обучения. Кристен сразу узнала его. Слишком уж запоминающаяся внешность и характеристика у него была в досье, присланном отцом. Ростом всего метр шестьдесят пять он не представлял ни для кого серьезной опасности. Занимался волонтерством с шестого класса, примерно тогда же и познакомился с Германом и впоследствии крепко сдружился с ним. Любил собак и занимался плаваньем. Два раза побеждал в школьных соревнованиях. С фотографии на нее смотрел улыбчивый и весьма миловидный парень с блестящими брекетами и кривыми клыками. В досье было сказано, что с языком он часто не дружит и высказывает первое, что придет в голову, но Кристен не думала, что настолько не дружит.

Весьма плохое качество, от которого ему стоило бы обязательно избавиться.

Казалось, нет в Германии людей, не знавших ее семью, и одна только фамилия нагоняла на людей ужас. Когда Наследница резко перестала появляться под прицелами камер папарацци и на званных ужинах, люди всерьез насторожились. Дочь Босса и его законной супруги всегда появлялась перед камерами в сопровождении родителей и с искренней радостью улыбалась в объективы, обожая подобное внимание к себе. Клан только встал на ноги и более-менее оправился после смерти Первой Госпожи, хотя Глава продолжал появляться на людях в траурной черной одежде, и такая резкая пропажа одиннадцатилетней Наследницы не на шутку всполошила общественность. До граждан доходили слухи от прессы, что девочка, вследствие смерти матери, заработала серьезные психологические проблемы, что и стало причиной отсутствия. Но люди не особо верили подобным россказням. Они ждали худшего. Может и ее прикончили вместе с матерью или сразу после. Почти пять лет ее было не видно, не слышно. Члены Исполнительного Комитета и отец Наследницы тщательно избегали подобных тем и упорно молчали, пресекая все вопросы на корню грубым "без комментариев". Теперь ясно, где она была. Сплавили ее в Швейцарию, чтобы под ногами не путалась.

− Потому что моему отцу важно, чтобы я общалась со сверстниками. Не волнуйся, я тоже не горю желанием знакомится с вами, − спокойно ответила девушка, слабо качнувшись с носок на пятки. Ее явно раздражало такое долгое знакомство, но точно не внимание к своей персоне. − Если бы не обязательное присутствие здесь, и дальше бы училась в Швейцарии.

Все стихли повторно. Нахал, насторожившись, вжался в парту, спрятав полыхающее лицо в локтях. Ариэль не сдержалась и громко цыкнула от такой дерзости, чем и обратила на себя внимание девушки. Теперь она смотрела только на нее. С холодной заинтересованностью и немым вопросом. В ее пронзительных голубых глазах одна эмоция сменялась другой за долю секунды, не оставляя ничего определенного. С данного ракурса, когда свет из распахнутого окна падал только на половину ее лица и отражался в глазах, Кристен была невероятно пугающей, похожей на настороженного хищника. Ее пронзительный взгляд пронизывал ее насквозь подобно десятку острых кинжалов; она читала ее, мучительно долго и упорно. И от этого взгляда Ариэль сжалась сильнее, стараясь не разрывать с новенькой зрительный контакт. Лишь бы не показать своего испуга. Не дать ей понять о своем страхе.

− Ладно, уважаемые, закончим. Фрау, садитесь за свободный стол, − постарался разрядить обстановку герр Шелдон, подняв обе руки в примирительном жесте, и показал Кристен на свободную парту справа от Германа.

Вздернув подбородок, Кристен быстро села на свое место и принялась педантично раскладывать немногочисленные принадлежности для урока в одной только ей понятной манере, пока мужчина подготавливал доску и ноутбук для урока.

− Так, уважаемые, если вы не забыли, я просил раздобыть и принести книгу Жюль Верна «Двадцать тысяч лье под водой» на французском, чтобы мы могли вместе прочесть ее и потренироваться в произношении. Кто принес? − спросил герр Шелдон, закончив приготовления. Теперь на электронной доске красовалась фотография обложки названной книги. Юноши и девушки пристыженно потупили взгляд, надеясь спастись от проницательных глаз учителя, и только несколько человек быстро подняли руки.

− Не густо, но ничего страшного. Одна книга на трех человек. Быстро подсаживайтесь к тем, у кого есть книга, и начинаем работать. В темпе, в темпе! Мы должны успеть хоть что-то, иначе мне снесут голову за отклонение от графика, а я и так еле выпросил вам это, вместо скучной программы.

Кристен немного озадаченно огляделась по сторонам в поисках свободного места, но все столы с книгами уже были заняты ее новоиспеченными одноклассниками. Она уже была готова сидеть так − без книги − но кто-то осторожно постучал по ее парте пальцами, привлекая к себе внимание. Повернувшись, она обнаружила юношу чуть старше ее самой. Он стеснительно улыбался, показывая на свободное место возле него, и ерошил пшеничного цвета короткие прямые волосы.

Герман Гёз − одиннадцатиклассник. Учится не то, чтобы отлично, но преуспевает по нескольким предметам. Кристен его сразу приметила. Занимается футболом и учится в художественной академии. Родители владеют собственной адвокатской конторой в центре Берлина и мечтают, чтобы сын продолжил их дело. Католик. Сломал руку и нос в пятнадцать лет, предположительно, катаясь на велосипеде. Нос сросся кривовато и теперь был хотя и еле заметной, но волной. Есть награды за художественные конкурсы и личные достижения.

− Если хочешь, можешь сесть с нами, − предложил Герман, указав на своего приятеля − того самого Нахала, который за короткое время успел перебраться со своей дальней парты на первую. Теперь он был на удивление тих и пристыжен. Сидел насупившись и пилил своим растерянным взглядом разрисованную черным перманентным маркером парту Германа.

Правильно делает. Не стоит считать себя равным ей.

Ариэль удивленно раскрыла рот, собираясь уже возразить и самой подсесть к Герману, как можно скорее, но новенькая опередила ее и уже приземлилась на стул около него с благодарной улыбкой на тонких губах. Внутри заклокотало неприятное чувство ревности и обиды. Ариэль опустила голову, скрывая от остальных свое кислое выражение лица, и уткнулась в потрепанную библиотечную книгу на ненавистном ей французском. Ходила она на него только из-за Германа, чтобы проводить с ним больше времени вместе, но теперь он уделяет внимание какой-то малолетке.

Ей было известно, сколько Кристен лет. Это был общеизвестный факт, который никто никогда не скрывал. Она была на два года младше их и, к великой радости Ариэль, не будет учиться с ними в одном классе, а только ходить на дополнительные занятия по французскому. По крайней мере, она на это надеялась.

− Джонатан, − пробубнил Нахал и протянул Кристен левую руку, на костяшках и фалангах которой красовались четкие и ровные татуировки игральных карт. − Ты это…извини? Пожалуйста. Я иногда говорю быстрее, чем думаю. Не хотел как-то тебя обидеть.

Кристен удовлетворенно хмыкнула от его извинений и протянула руку в ответ. Ручка у нее элегантная и тонкая, раза в два нежнее и меньше руки Джонатана. Он наконец поднял на нее глаза и неловко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы с рядом блестящих брекетов.

− Любишь в карты играть? − спросила Кристен, убрав на второй план урок и бубнящих на ломаном французском одноклассников. Сейчас ей хотелось получше узнать о его увлечениях. И может быть, это сыграет ей на руку.

Джонатан удивленно уставился на нее, продолжая держать ее ладонь в своей. Взгляд у него был туповатый, похоже, от переизбытка событий сам забыл, что набито на руке. Кристен кинула быстрый взгляд на его ведущую руку и шепнула еле слышно «тату».

− А…а, да! − довольно громко ответил Джонатан, весело гыгыкнув. − Поигрываю время от времени. Один раз паспорт подделал и пробрался в казино, посмотреть хотел на профессиональных крупье. Потом, когда засекли, от охраны чуть не получил такой пизд-

− Джонатан, не хочу тебя перебивать, но свои ночные похождения расскажешь во время перерыва. Сосредоточься на занятии, пожалуйста, − внезапно перебил его герр Шелдон, недовольно посмотрев на него поверх книги. Он часто любил сидеть так − закинув ноги на стол и расслабленно откинувшись на своем удобном черном кресле, когда ученики или читали, или выполняли тесты. Его поза не очень-то подходила вежливому учителю, подающему пример многим в этой школе, но этим он и нравился всем еще больше.

Джонатан пристыженно вжал голову в плечи и уткнулся в потрепанную книгу Германа, чуть не столкнувшись с ним лбами. Кристен уставилась в его кудрявую каштановую макушку и сосредоточилась на более-менее сносном чтении парня перед ними. Краем глазом она заметила Ариэль, хмуро наблюдающую за ней исподлобья. Изобразив на лице обеспокоенность, она тихо поинтересовалась:

− Что-то не так? − вопрос совсем тихий, формальный.

Однако Ариэль ничего не ответила. Лишь зыркнула на нее последний раз и уткнулась в свою книгу, следя за текстом. Стараясь сконцентрироваться на уроке, она не замечала, что на самом деле все глубже и глубже погружается в свои мысли. В груди неприятно заныло от обиды и подступающих слез. Ариэль сама не понимала, от чего ей хочется плакать и кричать. Наверно от того, что прямо сейчас эта особа сидит перед ней с ее парнем за одной партой, смотрит на него и строит из себя невинного ангелочка.

− Твоя очередь, − оповестил Кристен Герман и ближе подтолкнул книгу. Она быстро повернула книгу к себе и, кашлянув, начала читать.

− Во всех столицах морское чудовище вошло в моду: о нем пелись песенки в кафе, над ним издевались в газетах, его выводили на подмостках театров. Для газетных уток открылась оказия нести яйца всех цветов. Журналы принялись извлекать на свет всяких фантастических гигантов, начиная от белого кита, страшного «Моби Дика» арктических стран, до чудовищных осьминогов, которые в состоянии своими щупальцами опутать судно в пятьсот тонн водоизмещением и увлечь его в пучины океана. Извлекли из-под спуда старинные рукописи, труды Аристотеля и Плиния, допускавших существование морских чудовищ, норвежские рассказы епископа Понтопидана, сообщения Поля Геггеда и, наконец, донесения Харингтона, добропорядочность которого не подлежит сомнению, утверждавшего, что в 1857 году, находясь на борту «Кастиллана», он собственными глазами видел чудовищного морского змия, до того времени посещавшего только воды блаженной памяти «Конститюсьонель».

Прочитав свой абзац на идеальном французском без единой ошибки, Кристен вернула Герману книгу под изумленные взгляды одноклассников. Изобразив смущение, закрыла рот согнутым указательным пальцем, пытаясь скрыть от чужих глаз удовлетворенную улыбку. Джонатан, чьи глаза вот-вот готовы были вывалиться из орбит, заулыбался еще сильнее и выдал громкое:

− Нихуя себе ты крутая!

− Джонатан, не выражайся в моем кабинете, иначе окажешься за дверью, − спокойно пригрозил ему герр Шелдон, выглянув из-за своей книги. А потом обратился уже к Кристен с довольной улыбкой. − Молодец, фрау. Продолжаем чтение.

− Ты так хорошо говоришь на французском. С детства разговариваешь? − поинтересовался у Кристен Герман, когда Джонатан начал читать. Читал он достаточно громко и чисто, так что другие не могли услышать их разговор.

− Да, − ответила Кристен, наклонившись ближе к парню, чтобы лучше его слышать. − Отец с детства разговаривал со мной на трех языках. А пока была в Швейцарии, смогла попрактиковаться и узнать много нового.

− Да-к ты училась в западной Швейцарии, − догадался Герман. Он не был силен в географии, но отчетливо в его памяти отпечаталась информация о языках и местах, где на них говорят.

− Именно там. В школе нам разрешалось говорить только на французском и английском, так что было несложно подтянуть свои знания. Тем более, вокруг меня абсолютно все говорили на французском.

− Даже так. Не думал, что будет так строго, − удивленно ответил Герман, выпятив нижнюю губу. Кристен в ответ хихикнула, кивнув. − Рада вернуться в Германию или предпочла бы остаться там?

− Так сразу и не скажешь. Если бы не бизнес отца, осталась бы там подольше. Мне пришлось бросить последние два года обучения из-за этого. Но я рада, что вернулась. Теперь смогу видеться с отцом больше, чем пять раз в год, − честно призналась Кристен, изобразив застенчивую улыбку.

Она действительно была рада, что вернулась обратно в Германию. Хотя опасностей здесь для нее было больше, чем в Швейцарии, но именно на родине она чувствовала себя в полной безопасности. Здесь отец, Джульетта с Аццо и близнецы. Изаак. Кристен могла прийти к ним в любой момент, а не дожидаться каникул и сезона посещения. Где бы Кристен не была, она понимала, что обязательно вернется в Германию. Другого выбора у нее не было. Однако, если бы и был, она все равно ни на что не променяла свой настоящий дом.

Герман нахмурился от ее слов. Он не имел права судить, ведь не был достаточно осведомлен об ее семье, но назвать действия Клана «бизнесом» у него язык не поворачивался. Продажу людей, наркотиков и оружия он никогда не мог считать бизнесом, хоть все это и прикрывалось нефтяным бизнесом. Однако Герман тактично промолчал на это, не желая разжигать с Кристен конфликт. Решать сейчас, кто прав, а кто − нет, не самая лучшая затея.

Когда настала очередь Германа читать, Кристен вновь повернулась в сторону Ариэль, ощутив на себе ее липкий взгляд. Она снова смотрела на нее. Так, как смотрят на Кристен все вокруг, когда она говорит свою фамилию. С ненавистью. Страхом. Злостью. Такие взгляды давно перестали пугать ее или заставлять нервничать. Лет с девяти она уже не воспринимала их как угрозу. Знала, что они ничего ей не сделают, а если и посмеют − их головы в подарочных коробках получат их же родители или дети. Ведь Ян никому не позволит как-то навредить ей или обидеть.

− Что опять? − раздраженно спросила Кристен. − Я люблю, когда мной любуются, но ты для этого выбрала неудачное время.

Для большего эффекта Кристен провела длинным пальцем от кончика брови до лебединой шеи, демонстрируя идеальную белоснежную кожу с россыпью ярких рыжих веснушек.

− Пыл поумерь, − фыркнула Ариэль. − Если не хочешь неприятностей, веди себя скромнее. Самовлюбленным здесь не рады.

− Я нисколько не самовлюбленная, − наигранно удивленно уверила ее Кристен, округлив глаза. И продолжила уже на испанском. − Просто знаю себе цену. А еще я знаю, что такие, как ты, завидуют мне во всем и желают смерти за каждый вздох, − с ее лица мигом сошла улыбка, теперь она говорила серьезно и холодно, чтобы донести до Ариэль главное. − Ревность − ужасное чувство. Советую тебе научиться контролировать ее и перестать ревновать своего парня к каждому столбу. Не удивляйся, я прекрасно видела, как ты хотела поцеловать его. Я много вижу. Много знаю. А еще я умею контролировать свои эмоции, в отличие от тебя. Будь умницей и перестань пялиться на меня так откровенно.

Ариэль застыла в шоке, не зная, что ей ответить. Она то открывала, то закрывала рот, хлопая длинными ресницами и переваривая сказанные Кристен слова на ее − Ариэль − родном языке. Кристен же самодовольно улыбнулась и отвернулась обратно к Герману и Джонатану. На языке сладким леденцом ощущался вкус очередной маленькой победы.

− И-и че ты ей сказала? − поинтересовался Джонатан, наклонившись ближе к Кристен. Герман тоже повернулся к ней. − Это же типа испанский?

− Да, испанский. Я просто сказала ей, что была бы очень рада познакомиться с ней поближе. Она же испанка, а я как раз нуждаюсь в человеке, знающем язык. Предпочитаю учить языки с носителями, − непринужденно сказала Кристен, скрестив пальцы на острых коленях. Герман проследил за тем, как Кристен чуть повернула голову к побледневшей Ариэль и мило улыбнулась, как бы подтверждая свои слова. − Ариэль мне показалась очень милой. Надеюсь, мы поладим.

− Если понадобиться, я вас познакомлю, − лениво предложил ей Герман.

− Буду очень признательна. Очень сильно.

***

Стоило Кристен выйти из кабинета, как ее тут же окружила местная элита и взявшиеся откуда-то журналисты, которых все же начала быстро разгонять охрана гимназии. Кристен только сдержанно улыбалась в объективы фотоаппаратов, параллельно делая вид, что ей очень интересна болтовня популярных девушек. То тут, то там, как через толщу воды, раздавались громкие вопросы и возгласы папарацци: "Фрау Ренн, как вы прокомментируете свое долгое отсутствие в Германии?", "Фрау Ренн, что вы можете сказать о недавнем выступлении вашего отца?" и множество других вопросов, смешивающихся в неразборчивый гомон, и на которые Кристен отвечать не собиралась. Их было всего пятеро, но казалось, что не меньше десятка. Все заметили, как засияли глаза Кристен от такого обильного внимания. С детства наученная вести себя перед шквалом вспышек и вопросов, она уже не реагировала на них так ярко и возбужденно, только формально приветствовала всех и вежливо улыбалась, стараясь выглядеть презентабельно и неповторимо. Все-таки завтра утром ее свежие фотографии будут красоваться в заголовках новостных статей, каналов и в журналах. Главное − получиться красиво, чтобы не было стыдно потом смотреть, а остальное уже неважно.

Ариэль выскочила вслед за ней, желая поймать ее и проучить, но Кристен уже исчезла в толпе других удивленных учеников, не оставив после себя и следа. Раздраженный вздох сорвался с ее губ против воли. Быстрее, чем она успела заметить − насколько сильно она была раздражена поведением младшей. Где-то, перекрываемые разговорами школьников, продолжали раздаваться возбужденные возгласы журналистов.

− Эй, все норм? − спросил появившийся из ниоткуда Герман и переплел их пальцы, делясь с холодными пальцами девушки теплом. Пришлось наклониться, чтобы заглянуть в ее аметистовые глаза, но ничего, кроме злости, он в них не нашел, что насторожило его. Ариэль никогда не была такой. − Перед уроком ты была куда веселее.

− Зачем ты позвал ее к себе? − сердито спросила уже у него Ариэль, смотря вслед Кристен с отвращением и презрением. Внутри нее кипел огромный котел эмоций, но сильнее всего чувствовалась обида на Германа и ненависть к Кристен. − Ты мог проигнорировать ее, но решил помочь. Почему?

− Вроде нигде не запрещали проявлять доброту к людям и помогать им. Я позвал ее к нам, потому что у нее не было книги, тем более она никого здесь не знает. Стоило пойти навстречу и подружиться. Ты же знаешь меня, так чего спрашиваешь?

− Проявляй доброту к кому хочешь, но только не к ней. − процедила девушка. Она дернула рукой и тем самым расцепив их пальцы. Герман удивленно покосился на нее, чувствуя, как закипает. − Я нутром чую, с ней что-то не так. Она явно не та, какой пытается казаться. Так что даже не смотри в ее сторону. Понял?

Герман хотел было возмутиться насчет такой странной просьбы, скорее приказа, и все-таки выяснить причину паршивого настроения Ариэль, но та растворилась в бесконечной толпе учеников в одинаковой форме, оставив его одного посреди этой толпы. Парень вымученно выдохнул, на секунду прикрыв красные от напряжения глаза. С каждой секундой этот день раздражал его все больше и больше. Хотелось бросить все, сжечь эту гребанную форму и учебники и исчезнуть отсюда. Неважно куда, главное − чтобы никто его не нашел.

Дико хотелось закурить, но вместо этого Герман запихал в рот ненавистную жвачку, от приторного вкуса которой его скоро стошнит по-настоящему, а не только по ощущениям. Фольга в карманах косухи и брюк противно зашелестела, нагло влезая в пальцы и мешая найти остатки очередной ненавистной пачки. Давно стоило почистить карманы, но руки все не доходили. Он пытался бросить курить уже год, если не больше. Только бросал, более-менее переживал ломку, как вдруг родители вновь начинали капать на мозги, и он срывался. Снова и снова. Этот замкнутый круг казалось никогда не закончится.

Может он на самом деле умер и попал в ад, а это − его личный круг страданий?

Развернувшись, парень поплелся в следующий кабинет, где должен будет провести еще сорок пять минут без Ариэль или хотя бы Джонатана. Второй отлично мог развеселить и разрядить обстановку, хотя большую часть времени и будет нести несвязный бред о своих игровых теориях и новых способах смухлевать, которые Герман отродясь не понимал, но внимательно слушал друга и кивал. Парень он нормальный, пусть и не дружит с головой временами. Не раз Герману приходилось спасать его неугомонную задницу от школьной гопоты, которой очень уж хотелось проучить его за очередную шутку или колкость в их сторону.

По приходе в столовую, первое, что бросилось в глаза Ариэль, − полностью оккупированный столик у окна. Понимание причины такого столпотворения пришло быстро. Все-таки не каждый день в твою школу переводится Кристен Ренн собственной персоной. Парни и девушки обступили незаинтересованную Кристен со всех сторон, не обращая внимания на ее безразличные ответы и скучающий вид, подпертую кулаком бледную щеку. Им было все равно. Они лишь хотели понравиться ей и может быть получить ее поддержку в будущем. Ариэль это прекрасно понимала, и Кристен − тоже. Хоть в чем-то они были похожи.

Но эта схожесть нисколько ее не радовала.

− И чем же мы так согрешили в прошлой жизни, что в этой такая, как ты, учится вместе с нами? − ядовито поинтересовалась Ариэль, подойдя к столику. Сидящие за ним подняли на нее непонимающие взгляды, сразу замолчали. На их лицах проступило явное разочарование и волчья злоба от ее появления. Все они смотрели на нее так, будто в любую секунду, по приказу Кристен, готовы были вскочить и разодрать ее. Но она их не боялась. Максимум, что они могли ей сделать − это потявкать и попугать. Никто за этим столиком не был способен на что-то действительно страшное и опасное. − Или в школе для богачей стало слишком скучно и неинтересно?

На этот раз Кристен подняла взгляд со своего подноса на нее и склонила голову набок, показывая нескрываемую заинтересованность. Она элегантно махнула рукой остальным, кто сидел за столом, и промолвила тихо: «Оставьте нас, ненадолго». Молодые люди сразу же подскочили со своих мест и ушли, не оставив после себя и следа. Но Ариэль чувствовала, как они оборачиваются на нее и кидают друг другу короткие фразы, а одна из девушек осмелилась сильно толкнуть ее в плечо. Хмыкнув от этого, она приземлилась на скамью напротив Кристен. Та не сводила с нее пронзительного взгляда, интуитивно раскладывая столовые приборы и незначительный мусор по подносу. Закончив, медленно опустила руки на колени. Ариэль поежилась от этого. Ее идеально прямая осанка, плавные движения вкупе с не мигающим взглядом создавали впечатление, что она ненастоящая. Неживая.

Просто идеальная кукла, сделанная умелым мастером.

− Я бы назвала это везением. Ваша гимназия получит неплохой пиар и финансовую поддержку благодаря мне и моей семье, − все с тем же спокойствием ответила Кристен, пожав своими тонкими плечами. − Ты разве не знала? Мой отец стал одним из ваших спонсоров. Ваша задача лишь обеспечить мне комфортное обучение без проблем и скандалов.

− Послушай, не знаю, что ты сама себе нафантазировала, но мы − не твои рабы, и ничего мы тебе не должны, − возразила Ариэль, чувствуя, как краснеет от злости. Ее смуглая кожа покрылась ярким румянцем от ушей до шеи. Она чувствовала легкое покалывание на щеках, как при морозе.

− Конечно, не мои. Это же очевидно, − подтвердила Кристен, хихикнув в ладонь. − Моего отца. Ему вы все должны. А теперь извини, мне пора идти на урок. У меня нет времени разговаривать с такой, как ты.

− Это какой же? Позволь поинтересоваться, − с презрением спросила Ариэль, щуря глаза.

Но Кристен отвечать не собиралась. Она лишь загадочно улыбнулась и всё. Встав с неудобной твердой скамьи, Кристен подхватила простенький черный портфель с кучей значков и милых брелоков-зайчиков и направилась к выходу, но напоследок наклонилась и шепнула застывшей в недоумении Ариэль на ухо, чтобы никто больше не услышал. Ариэль почувствовала кожей ту нехорошую, отвратительную улыбку, отпечатавшуюся на блестящих губах Кристен.

− Не знаешь, на какие дополнительные занятия, кроме французского, ходит Герман? Тот, что сидел перед тобой.

Ариэль как током поразило. Больно схватив Кристен за аристократически тонкое запястье, впилась в него длинными ногтями и заглянула в ее голубые глаза так, что та не смогла скрыть от нее секундное удивление, которое, впрочем, быстро исчезло, сменившись прежней сдержанностью и отстраненностью. Кристен прекрасно знала, что Ариэль ей ничего не посмеет сделать, если не хочет неприятностей. И она права. Ариэль только хочет показать, что к Герману лучше не лезть таким, как Кристен.

− Не смей даже приближаться к Герману, поняла, сучка? − зашипела Ариэль, дернув младшую на себя со всей силы. Кристен покачнулась. Качнулась вперед и замерла на уровне лица Ариэль. Почувствовав сильный запах сигарет от нее, который та тщательно пыталась скрыть за химозными духами, и столь чудовищную смесь из запахов, девушка сморщилась и еле сдержалась, чтобы не отпрянуть раньше времени. Пусть думает, что она контролирует ситуацию. − Он мой. И я не позволю таким, как ты, мешать нам. Знай свое место в этой школе.

Как же она ненавидела запах табачного дыма и курящих. До невозможности. До приступов злости и тошноты. До скрипа зубов.

− Отпусти мою руку. − приказала Кристен. Жестким, не терпящим неповиновения тоном. − Иначе сильно пожалеешь.

Она ненавидела, когда к ней прикасаются без разрешения, а тем более − удерживают. А также она ненавидела всех, кто считал, что имеет право так делать. Кристен ощущала, как сильно чешется ее рука, и могла поклясться, что видит ее покрывающейся ужасными черными паутинами вен, что бегут все дальше и дальше, отравляя ее организм своими токсичными чернилами; и как ее наполняло жгучее желание врезать Ариэль как следует. Расцарапать ей лицо и сломать ее ужасные пальцы. Чтобы она знала свое место. Кто бы что не говорил, Кристен всегда будет выше их по рангу. Даже в повседневной жизни. И это не какая-то прихоть, это − просто-напросто иерархическое устройство общества. Ее семья стоит наравне с членами Бундестага, если не выше. Так было и будет всегда. Никто не сможет свергнуть их с криминального олимпа. Благодаря ее отцу.

Ариэль небрежно откинула от себя руку Кристен, будто грязную, отвратительную тряпку, продолжив смотреть на нее исподлобья, поджав пухлые, покрытые толстым слоем грязно-фиолетового блеска, губы. От его вида девушке стало противно. От его липких, грязных подтеков явно дешевого блеска. Кристен удовлетворенно хмыкнула и помассировала горящее запястье кончиками пальцев. Приходилось сдерживаться из последних сил, чтобы не начать скрести по нежной коже рук ногтями, стараясь унять этот надоедливый зуд и чувство плотного слоя грязи и микробов на полыхающем месте.

− Будь сдержаннее, Ариэль, я же просто поинтересовалась, − с наигранной обидой произнесла Кристен, притворно улыбнувшись и игриво захлопав длинными светлыми ресницами. Они у нее такие пушистые, собирающие на себе лучи утреннего солнца и мелкие пылинки. − Не стоит видеть во всем скрытый смысл.

Улыбка у нее еле заметная, сдержанная. Она улыбается так, чтобы показаться милой и невинной. Но Ариэль прекрасно понимала, что за этим «невинным» и «простым» вопросом были сокрыты очевидные знаки внимания в сторону Германа. Или она просто собиралась разозлить ее. Девушка не могла выбрать, во что ей верить больше. Лучше − во все и сразу. Такие избалованные фифы, как Кристен, относятся к обычным людям, как к мусору, и играют с чувствами других, меняя парней, как перчатки.

Кокетливо помахав ей кончиками пальцев, Кристен развернулась на носочках и упорхнула из столовой, оказавшись снова подхваченной под руки школьной элитой и уведена в неизвестном направлении. А Ариэль так и осталась сидеть за пустым столом, чувствуя не только злость и ненависть к Кристен, но и…зависть? Конечно, у Кристен есть в этом мире все. Всего-то надо было родиться с золотой ложкой во рту и все вокруг твое. Она даже понятия не имеет, какого это − жить обычной жизнью, где тебе не помогут бесконечные деньги папочки и его статус.

Кристен − всего лишь зазвездившаяся девчонка, которая не знает цены деньгам и другой жизни. Из себя она не представляет ровным счетом ничего. Пустая и гнилая внутри. Такая же, как и все в ее ублюдочной семье.

С приходом к власти Яна Ренна, Клан ожил. А общество и правительство столкнулись с новой проблемой. Молодой Босс был до безумия амбициозен, жесток и умен. На каждый шаг правительства он делала десять своих, устраивал теракты, публичные казни и подстраивал смерти, чтобы доходчиво объяснить и ясно показать свои намерения. Выставлял свои требования и ультиматумы, чтобы подавить сопротивление и отторжение. Ему нужно было стать одним целым с обществом, правительством. Страной. Он должен был пустить свои черные, гнилые корни глубоко под землю, оплести своей липкой паутиной все вокруг. Чтобы люди поняли и подчинились. Чтобы беспрекословно выполняли его приказы и страшные желания. Верховные Члены Клана впервые появились на пороге Рейхстага после празднования десятилетнего пребывания Яна Ренна на посту Босса. Ему тогда было всего двадцать девять. Он поставил ультиматум, уверил, что с помощью и поддержкой Клана, их государство станет еще сильнее и могущественней. Клан помогает с устранением противников и несогласных, платит крупные суммы в казну и обеспечивает охрану правительству, а то в свою очередь совсем немного, пыль, в сравнении с помощью Клана, − свободу, неприкосновенность членов семьи и право голоса в решении государственных вопросов.

Они согласились. Пришли к удовлетворительному для обеих сторон решению. И это было их главной ошибкой. Правительство Германии не подозревало, что отныне они становятся соучастниками всех преступлений Клана. Они больше не могли противостоять и указывать Клану, могли только молча принимать и закрывать на их преступления глаза. Ян получил полную власть.

Теперь он управлял всем.

Нависал над Германией смертоносной тенью, готовой в любую секунду вонзить свои длинные острые когти в рыхлую почву и зачерпнуть побольше, вместе со всеми ее богатствами.

Его уже ничего не останавливало.

Ничто и никто.

Он стал хозяином всего. И эта власть его опьянила.

***

Я, Кристен Лилит Ренн, Второй Лидер Клана и Наследница всего, что годами создавалось моим Хозяином и моими предками, дочь Яна Исаака Ренна и Керстин Марго Тишбейн, делаю чистосердечное признание о нарушении, которое я совершила в здравом уме и отдавая отчет своим действиям, одного из важнейших правил, записанном в кодексе чести Клана Ренн. А именно третьей главы кодекса о запрете посещения, взаимодействия и упоминании каких-либо религиозных сооружений, деятелей, атрибутов и обрядов.

Я признаю, что не только осмелилась переступить порог Берлинского кафедрального собора без разрешение на то Хозяина, но и стала одной из центральных участниц религиозного обряда − крещения, приняв на себя роль крестной матери. Мои действия были непозволительными не только как члена Клана и Семьи Ренн, но и как члена Исполнительного Комитета и будущей Главы Клана. Я осознаю, что своим неуважением и пренебрежением правил Клана пошла наперекор своему Хозяину и показала, что Клан для меня является пустым местом. В первую очередь я, как член Клана и непосредственная участница его развития и поддержки, обязана думать исключительно о нем и делать все, что в моих силах, во имя его процветания и благополучия. Клан воспитал меня, сделал меня той, кем я являюсь в свои двадцать два года, а я отплатила ему неповиновением и откровенным неуважением. Я признаю всю недопустимость своих действий и осознаю, какие последствия это могло повлечь за собой − начиная с ухудшения нашей репутации до возможной угрозы безопасности как мирного населения, так и членов Клана.

Я раскаиваюсь в своих необдуманных и эгоистичных поступках и готова понести за них соответствующее наказание, вплоть до полного отстранения от дел Клана или отречения от меня Хозяина. В случившимся обязаны винить только меня и мой эгоизм, ведь только я несу ответственность за свои поступки.

Дата признания и раскаяния: 15.10.2020 года

***

настоящее время

Ледяной дождь срывался с смольных туч и сыпался на прохожих непрерывной волной, застилающей обзор дальше вытянутых рук. Вечерние улицы кишели разноцветными зонтами, вылезшими как грибы после дождя, и толпами торопящихся домой с работы людей. Рабочее время давно закончилось, и сейчас всех их интересовали только мысли о теплой постели и горячем ужине, чтобы согреть продрогшие от ледяной воды конечности. Улицы напоминали муравьиные тропы в лесу.

Герман задумчиво наблюдал за людьми-муравьями через залитое ледяным дождем боковое стекло машины, прислонившись лбом к холодной поверхности. Разговор с Кристен, произошедший неделю назад по телефону, не выходил у него из головы, и ничто не могло вытравить мысли о ней из его разума. Они крутились на повторе, как заевшая старая пластинка, и вытесняли остальные. Неделя превратилась в сущий ад.

Шофер, оповестив о скором прибытии к точке назначения, завернул в знакомый поворот, где справа на углу улицы красовалась нежно-синяя кофейня, в которой Герман так любил закупаться теплыми булочками Синнабон и кофе по утрам, а слева − маленький ларек с мороженным, полюбившийся Кристен. Пожалуй, его наличие здесь было одной из причин, почему девушка купила им − а лучше сказать, ему − квартиру именно в этом районе. Причин было много, начиная с благоприятности и безопасности района, а заканчивая наличием в самом доме двух черных выходов и возможности перебраться с его крыши на другие.

«Четыре хода для отступления слишком мало, но это самый лучший вариант, чтобы не вызывать подозрений» − сказала Кристен, когда отдавала ему оригинал ключей. Дубликатов у нее не было, однако, Герман и не волновался, что она не сможет попасть в квартиру, если его не будет дома. Верный набор отмычек, подаренный Аццо на восемнадцатый день рождения, всегда был с ней и служил ей верным другом.

Когда черный кадиллак плавно припарковался у невысокого бордюра, с которого густой волной на проезжую часть лилась прозрачная ледяная вода, быстро исчезающая в черных провалах ливневых канализаций, угрюмый шофер спросил, не нужно ли ему сопроводить Германа до квартиры, ссылаясь на ливень.

− Нет-нет, я сам. Спокойной ночи, − уверил его Герман и вежливо попрощался, уже захлопывая дверь и раскрывая неизменный большой черный зонт.

Кадиллак продолжил стоять на парковке до того момента, пока Герман не исчез за дубовыми лакированными дверями и на самом последнем, пятом этаже, не сработал датчик света. После − машина медленно тронулась и исчезла в ночном ливне, не оставив от себя ни единого напоминания. Завтра в шесть утра она снова вернется, появится из ниоткуда как всегда до блеска натертая и чистая, и отвезет его сначала на учебу в универ, а потом в адвокатскую контору, чтобы продолжить начатое.

Закрыв за собой тяжелую бронированную дверь и предусмотрительно заперев ее на всевозможные замки, Герман наконец-то позволил себе расслабиться и откинуть все ненужные мысли о работе и учебе до завтрашнего дня. Сейчас хотелось просто принять душ и лечь в кровать, на телефон и смотреть не хотелось, не то что включать и тратить свое время на бессмысленные копания в интернете. Тяжелый рюкзак шумно приземлился на паркет, и Герман удовлетворенно выдохнул от накатившего облегчения, принялся разминать затекшие плечи. Плетясь по темному коридору − свет включить он поленился − Герман не засек мимолетное движение в просторной гостиной. Он был погружен в свои мысли настолько, что не расслышал приближающихся шагов.

Чужие длинные пальцы игриво пробежали по его позвоночнику, как паучьи лапки, и Герман, издав громкий то ли сип ужаса, то ли вздох, развернулся на сто восемьдесят градусов. И оказался лицом к лицу с Кристен.

Девушка стояла перед ним. Здесь. В их совместной квартире. И смотрела на него своим обычным холодным взглядом, изучая вдоль и поперек. Проверяя на наличие новых травм и ссадин. Или новых признаков нервозности из-за родителей. Но, не найдя ни того, ни другого, она немного расслабилась, хоть и не сильно. Герман с некой грустью осознавал, что расслабленно и раскрепощенно она вела себя только рядом с Яном. Но что поделать, он не мог даже близко стоять с ее отцом.

− П-привет? − выпалил Герман, перепугано смотря на девушку. Он заметил огромную фиолетовую гематому, простирающуюся от левого виска до лба, и грубый длинный шов там же. Даже в такой мгле он был виден Герману. От вида Кристен у него против воли сжалось сердце. Она выглядела невероятно болезненно и несвойственно ей. Осунулась, под глазами синяки, будто похудела на пару килограмм.

В размытом свете луны, пробивающемуся через не зашторенные окна, ее белая кожа светилась, а в холодных голубых глазах отражались размытые очертания большого небесного светила. Герман невольно засмотрелся на нее, стараясь подавить невольную влюбленно-радостную улыбку, так просящуюся расползтись на его сухих губах.

− Здравствуй.