— Дазай Осаму писатель в жанре «ватакуси-сесэцу»… — начал зачитывать вслух статью Дазай.

В этот раз они сидели в рабочем кабинете Осаму. Яркие и тёплые дни становились все реже, густой туман опускался с гор, накрывая невесомым одеялом село. Лёгкая форма сменилась куртками и жакетами. В доме Дазая было тепло, несмотря на уличную прохладу в сегодняшний выходной. Ацуши зашёл в гости, чтобы занести писателю немного устаревший номер школьной газеты, а попал в капкан с чаем и сладостями. Глядя на сутуловатый и худой вид Дазая, никогда бы не поверил в его пристрастие к сладостям. А может он их покупал для юного гостя? Тот даже предложил сеть за котацу, чтобы погреться. Однако Накаджима хотел бы все же придерживаться разумной дистанции.

— Недурно, — закончил читать статью Осаму и отложил газету. Он нацепил на себя круглые очки, отчего казался немного забавным. Ацуши не знал, что у молодого писателя проблемы со зрением, ибо прежде его не видел читающим.

— Спасибо, — нервно улыбнулся Ацуши. В душе же рокотал. Сам господин Дазай похвалил его статью про него же. — Но без Куникиды не было бы такой завершенности.

— Не преуменьшай своих заслуг, Ацуши-кун, — посмотрел в сторону Осаму.

Это было правдой. Каждая статья для редколлегии лично проверялась Кунникидой. Ацуши все надеялся, что статью напишут совместно, но в итоге основную часть писал он сам. Первые три раза от руки, дальше перепечатывал на стареньком компьютере в классе информатики.

— Малец, я понимаю, что после встречи с Дазаем ты преисполнился в своём сознании, изменил мнение об этом человеке. Но субъективщину оставь для личного дневника. Переделывай тут и ту, — он подчеркнул неуместные и некорректные предложения. Ацуши лишь устало принял вторую рукопись и вернулся к столу с диктофоном.

Улегшись на него, он вновь и вновь прослушивал запись. Скоро это мягкий голос ему начнёт мерещится везде: на уроке, на улице, даже дома. Ацуши был бы рад слушать его ещё и ещё, но сама работа со статьёй затянулась на день уже третий. А сегодня нужно сдавать все работы в клубе.

— Вот, — кинул на стол Куникиде несколько страниц Чуя.

— Переделывай, — даже не взял в руки статью Доппо.

— Ну, в смысле?! — застонал Накахара. Сегодня помимо него на сдачу пришли Акико, Рампо и Акутагава. Йосану и Рюноске Кунникида побаивался и часто принимал работы без правок. Первая могла знатно ещё проехаться по твоей личности. Второй же сдавал задание максимально отрешенным и каменным лицом.

— Рампо, молодец, — похвалил Эдогаву глава клуба.

— Какого черта?! Его работы ты тоже даже не глянул, — разозлился Чуя.

— Потому что Рампо в априори пишет шедевры, в отличие от твоих работ на отвались, — вступилась за Рампо Акико.

— Каждую пятницу вечер начинается одинаково, — отметил Акутагава. — Балбесы опять спорят.

— Ты как-то слишком критичен по отношению к ним, Акутагава-кун, — отвлекся от пустых листов Ацуши. Ему хотелось встать в защиту друзей, однако Рюноске в чем-то да был прав.

— Я критичен ко всем. А к ним особенно. Их спорам нет конца, будто два пьяных батька сцепились в драке, — пожал плечами Акутагава и покинул помещение. Впрочем, ничего из ряда вон выходящего. Аутсайдером он был с момента вступления в клуб.

С третьей попытки статью исправлял уже сам Кунникида. После Ацуши направился перепечатывать её в электронный формат для передачи в редакцию школьной газеты. В голове то и дело звучал уже назойливо голос Дазая. Нет, он больше не будет слушать то интервью. Так, собственно, и случилось. Диктофон качует по комнате по сей день.

— Вы отлично постарались, — вновь похвалил его Дазай. Он достал из деревянной квадратной подставки для канцелярии, прошлый раз её не было, ножик. Осаму аккуратно срезал колонку со статьёй, а остальную газету бросил в мусорное ведро.

— Я рад, что вам понравилось, — улыбнулся Ацуши, пряча за щеку очередную шоколадную конфету. — Можно вопрос?

— Конечно.

— Дазай Осаму ваше настоящее имя? — писатель посмотрел на него как-то глупо и засмеялся.

— Конечно.

— Но ведь это значит «Погрязший в греху», — удивился Ацуши.

— Родители, видимо, были шутниками, — Дазай вернулся к своему увлекательному занятию сбора новой картины на стену. — Ну, и предсказателями.

— В каком смысле?

— Да, так. Неважно. Вообще если ты спрашиваешь про моё литературное имя, то я выпускался как-то под именем Цусима Сюдзи, — тонкие пальцы писателя скурпулезно подгоняли колонку под стекло рамки.

— А, вот, это как-то обыденно. Скучно, — съел уже пятую конфету Накаджима.

— Обидно, — вздернул нос Дазай, чем уколол чувство вины Ацуши.

— Извините, пожалуйста, — тихо и грустно произнёс юноша.

— Я же пошутил. Зачем сразу, как виновный надуваться?

— Подумал, что задел вас, — он опустил взгляд и голову вниз. Только вместо разглядывания своих рук, ему пришлось столкнуться с кариеми глазами Осаму.

— Меня, чтобы задеть, постараться надо, Ацуши-кун, — улыбнулся он. Юноша немного резко отпрянул. Слишком уже близко подошёл к нему писатель. Можно сказать, нарушил его личные границы, которым так дорожит Накаджима.

— Да? А похвалу вы явно очень любите. Вон, даже статью в рамку вложили, — поставил чашку на поднос Ацуши. Дазай иногда производил впечатление человека, которого, если похвалить, то он запомнит это до конца своей жизни и будет думать об этом иногда перед сном.

— А кто не любит похвалу?! Все, мы, люди эгоистичные, у каждого из нас есть самоценность. Похвала, положительные отзывы лишь раздувают человеческое эго. А ругань и критики опускают. Вот, и катишься меж тем на аттракционах, — Дазай примерял, куда повесит статью на стене.

— Мне кажется, такого не происходит, если у человека здоровая самооценка, — за окном барабанили капли дождя, занося в дом через открытое окошко запах прохлады и влаги.

— Да, наверное. Где-то должны быть гвозди и молоток, — болтал уже сам собой писатель. — Не вытаскивал их с отъезда Анго и Оды. Наверное, в сарайчике за домом. А там дождь.

Писатель будто не замечал присутствия Ацуши. Все болтал с собой, комментировал каждое действие. Поискав на кухне инструменты, он вернулся ни с чем, немного недовольным сложившейся ситуацией, и вновь пропал. Видимо, ушёл в тот самый «сарайчик», о котором упоминал в беседе с собой Дазай.

Накаджима же без разрешения хозяина разглядывал ряды книг с изданными произведениями, руководством по садовоству. Он взял первую попавшую под руку книжку и открыл где-то в первой трети её содержания:

«И любил этот старик выпить. А пьяницы чаще всего одиноки в семье. Потому ли они пьют, что чувствуют себя одинокими, или наоборот — из-за этой склонности их сторонятся остальные члены семьи?»"Как черти старика вылечили" Дазай Осаму, — прочитал Накаджима. Оперевшись на стенку, он увлечённо читал сказку про старика с шишкой на щеке и пьяных чертей на лунной поляне в лесу.

— Не люблю дожди, — констатировал факт явившийся Осаму. Он выглядел недовольнее пущего, к тому же и мокрым. По волосам стекали капли воды, а плечи кимоно немного взмокли. — Теперь и бинты мокрые. Ходить так ещё, мэх.

— Вы могли бы взять зонт, — отложил книгу Ацуши.

— Спроси знаю ли я, где он, — Дазай поставил молоток и банку с гвоздями на котацу.

— Вам помочь? — забеспокоился Накаджимы, словно писатель наровит скорее себе пальцы отбить молотком, чем повесить рамку.

— Нет, и сам справлюсь, — впрочем, осадок от мысли с травмой совсем не покидал Ацуши. Он пристально глядел в спину Дазая, ожидая, что вот-вот да занесет молоток по пальца. И интуиция не обманывала Накаджиму.

Осаму вскрикнул, уронив к тому молоток себе на ногу. Теперь мужчина стоял дул на пальцы и вместе с тем прыгал на месте от боли. «Бытовой инвалид», — подумал Ацуши, поспешив на помощь. Он убрал молоток на котацу и хотел было посмотреть на отбитые пальцы на руке писателя. Только тот ещё резче отпрыгнул от Накаджимы, будто ошпаренный.

— Я хотел посмотреть, не сильно ли вы поранились, — извинился школьник.

— Ничего страшного, — он корчился и тряс руку.

— Давайте, я лучше повешу вашу рамку. Куда вы её хотели повесить? — Ацуши взял молоток и гвоздь.

— Над фотографией, — надул губы Дазай, все придерживая несчастную руку.

Ацуши прибил гвоздь на стену и повесил рамку. Он вновь заглянул на статью, в конце стояли их с Куникидой имена. Накаджима сам себе улыбнулся, что статья занимает место рядом с, видимо, дорогой сердцу фотографии друзей.

Дазай разложился за котацу, не моргая поглядывая на Ацуши. И что только было в голове этого человека? Накаджима поставил инструмент прямо перед его носом.

— Вы кушали сегодня? — зачем-то спросил Ацуши, присев под котацу. Тепло обволокло его ноги, словно нежно приобнимая.

— Я завтра на осеннем фестивале поем, — зевнул писатель. — Грибной суп из намэко за 150 йен, жареная и соленая форель ямаме, жареная оленину и вареная кукуруза. Живот надорвать можно.

— Как-то нездорово это все, — поджал губы Ацуши, но писатель хотя бы из дома планирует выйти. Уже хорошо.

— О, нет. Ещё один Ода, — охнул Дазай. Он смахнул мокрые волосы назад, открыв лицо. Писатель выглядел сонно и, похоже, плохо спал этой ночью. А может и не только, учитывая, что с последней их встречи прошла неделя.

Сора уже восстановился, а значит мог выполнять свои обязанности волонтёра. Он даже предлагал сам отнести газету Дазаю, но Ацуши настоял на том, что он сам это сделает.

— И чего ты возишься с этим алкашом?! — положил руки в карманы Чуя. Иногда бывало школьники собирались за кортом в обеденный перерыв. Не сказать, что они тут стояли чай пили, конфетами друг друга угощали.

— Ладно, это. Ты его совсем не боишься что ли? — спросил полный парнишка со средних классов. Сколько он сюда не ходил на пару с Накахарой, он так и не запомнил ни его имени, ни номера класса.

Рядом с опушкой леса за скамейками было излюбленным местом сбора подростков. Негласная курилка, о которой знали все: школьники, учителя и родители. Бывало сам дисциплинарный комитет захаживал, как сегодня.

— Да байки это все, — плюнул себе под ногу Тачихакара. С ним же пришла и Гин. Удивительно, что два не самый ординарных школьника следили за порядком и соблюдением многостраничного тома устава школы.

— Он вроде обычный человек, — пожал плечами Ацуши. Не нравилось ему сюда ходить. Тут всегда стоял дым от дешёвых сигарет, которые таскал школьник, чья мать работала в магазине. Он же в свою очередь за каждую запрашивал по 20 йен. Организованный бизнес, ничего не скажешь.

— А Чуя-кун собаку завёл, — подала голос Гин. Что-то из ряда вон выходящее. Она, как и её брат, была не особо общительная в широких кругах.

— Хэй, ты-то откуда знаешь? — взволновался Чуя.

Ацуши немного удивлено взглянул на друга. Его отец был человеком суровых нравов и в них же воспитывал своих детей, старшего уж точно. И, как ни странно, Ацуши помнил прилежного и тихого Накахару, тогда ещё Кашимура (родители ещё не состояли в официальном браке по какой-то причине). Как только тому перевалило за пятнадцать: гормоны взыграли не в то русло. Он стал грубым, чаще отстаивал свои интересы. Начал бунтарствовать только так. И подобранный щенок нисколько не вписывался в его образ и установленные правила дома.

— Мы с тобой соседи. Забыл, — Гин посмотрела на него каменным лицом. — Так, что не тебе осуждать Ацуши-куна.

— Это правда? — обратился к нему Ацуши, который никак и не скрывал своей любви к всякой живности.

— Правда, — тихо ответил Чуя, стыдясь.

— А взглянуть можно будет? — все не нарадовался Ацуши.

— Посмотрим.

И все же в школьной среде было очень смешанное отношение к отшельнику в лесу. То ли из местных историй он жуткий алкоголик, то ли страшный мафиози. Одно можно сказать байку про медведя и Дазая, он никогда не забудет.

— Хотите послушать байки про себя? — посмотрел он на Дазая, который, кажется, вот-вот уснёт на столе.

— Валяй, надеюсь, они смешные, — подал голос Дазай.

— На самом деле, она одна. Я её услышал как-то на перемене. И думаю это чистой воды выдумка, — уточнил к чему-то Накаджима. — Так, вот. Школьник говорит, что ночью в ваш сад как-то взобрался медведь.

— Ну, это правда. Два года назад мне пионы растоптал, но с тех пор я его не видел, — голос звучал все тише.

— Так, вот. Медведь походил по вашему саду и при виде вас. В страхе убежал со словами: «А вдруг у него есть пистолет», — хихикнул Ацуши, однако ответа не последовало. Это заставило засомневаться Ацуши в себе. Да, уж. Рассказчиком он был не очень.

Но очень скоро он обнаружил, что Дазай сопел, заснув на столе котацу. Ацуши разглядывал спокойное, мирное лицо Осаму с минуту, отметив, что мужчина был все же симпатичен собой. Сравнение с котом само собой лезло в голову, что хотелось погладить его по голове. Он накрыл писателя тёмным хаори, что лежало рядом с котацу, написал записку на найденной чистой бумаге среди хлама в ведре и ушёл домой.

***

Воскресенье в сравнении с вчерашним днем выдалось, на удивление, темплым и солнечным. Всем клубом, ребята вызвались помочь Миядзаве организовать свою лавку на фестивале, который проходил в парке Носон.

Осенний фестиваль проводится в первое воскресенье октября, когда можно попробовать вкус осени в деревне Симукаппу. Грибной суп предлагается по 150 иен за чашку, жареная оленина, пицца с олениной, якитори, рис с грибами, лапша соба, лапша удон, разливное пиво, саке, безалкогольные напитки хачибана, помидоры черри, мед, свежие пакеты шиитаке, пакеты майтаке. Местные фермеры продают свежие овощи, собранные за этот сезон.

Семья Миадзава выращивала лук, картошку, лопух, чеснок, тыквы и гречку. Без прочего у них был и свой скот: коровы, козы, лошади, курицы, цеплята и свинья. Как положено в современности, даже имеется сайт, который вел Кэнджи, как один из самых юных детей в семье. Он выкладывал фотографии с работы на поле, выставлял котят с собаками, и свою подругу, корову.

Добродушный Кэнджи был не без странностей, как и каждый второй в клубе. Нередко за вознаграждения в виде свежих овощей школьники помогали им с пасбищами и полями. Бесплатные овощи на дороге не валяются.

Ацуши поставили на выкладку ящиков с тыквами, редиской, и картошкой. Тыква в этом году была чуть меньше тех лет, но небольшие круглые зеленые, красные и желтые, в тон осеннему празднику, плоды умиляли и навевали о иностранном тыквенном супе который готовила каждую осень мама.

Избегали участи быть бесплатной рабочей силой лишь Чуя и Рампо. Первый принципиально не участвовал в труду: «Мне это не надо», — говорил он. А Эдогава просто пропадал на период осеннего фестиваля. Он, кажется, ездил по делам в Саппоро с отцом.

— Отлично постарались, — воскликнул Кэнджи. До начала фестиваля оставалось пол часа. Он сделал пару фотографий лавки. — А теперь на сайт. Спасибо, ребята.

— Не за что, — поправил очки Кунникида.

— Тогда получается мы свободны? — Йосано развернулась в сторону площадки для гостей, где можно было посидеть с семьёй, с друзьями и отведать явства фестиваля.

— Ага, — широко улыбнулся Кэнджи. За прилавком помогать оставались желающие. Коими стали Ацуши и Акутагава.

Они сидели в ожидании покупателей, втыкая то в телефон, то в книги, как это делал Рюноске. Тот был в своём, в каком-то смысле, фирменном чёрном плаще. Белые пряди он заправил за ухо, отчего лицо казалось необычно открытым. Акутагава не казался особенно дружелюбным, но с Кэнджи маялся как-то уже совсем по-особенному.

— Ты сегодня с сестрой? — хотел скрасить ожидание Ацуши.

— Да, но она придёт по позже. Поэтому я и здесь, — отрешено ответил Рюноске. Как и всегда, беседа с ним Ацуши не удавалась. Оставалось лишь ответить сухим «Ясно». — А ты в этом году чего один?

— Да так, родители сказали, что мне будет скучно в их компании взрослых, поэтому наказали найти себе друга на фестиваль, — немного нервно усмехнулся Ацуши. Друга на фестиваль он не нашёл.

— И его у тебя, конечно же, нет, — холодно констатировал факты Акутагава, ничего нового.

— Почему же нет? Куникида, Акико. Чуя, если придёт, — он пытался говорить уверенно, но сам же себе не верил.

— Да-да, только вот, где они? — вскинул бровь Рюноске.

— Ты злой, Акутагава-кун, — хмыкнул Ацуши и вернулся к своему смартфону, играть в игру.

Уже с начала фестиваля было очень много людей. Возможно, тому было ограниченное в четыре часа время, и сельчаням хотелось и погулять, и закупиться продуктами. Ацуши стоял на взвешывании, а когда через час ушёл Акутагава с сестрой, но ещё и на складывании в пакеты. Спустя 3 часа он изрядно подустал, так и не пройдясь по лавкам с едой.

Накаджима к чему-то вспомнил, что Дазай хотел сходить на фестиваль. Но за весь день странного забинтового человека в кимоно он не встретил. Может передумал, выходить из дома. Или пришёл с другой части парка. С другой стороны, зачем ему ходить по лавкам с продуктами.

— Ацуши-кун, спасибо тебе. Можешь уже пойти прогулять. Дальше сами справимся, — пропел под ухом Кэнджи, вырывая из размышлений Ацуши.

— А? Да, ничего. Я могу ещё постоять, — нервно улыбнулся Накаджима. Конечно, он хотел пройтись по лавкам. Но одному совсем как-то скучно. Он опустил взгляд на опустевшие коробки с картошкой, в ней лежали совсем уж невзрачные маленькие корнеплоды.

— О, Ацуши-кун, — возник сам собой перед лицом писатель. И что за дурная у него привычка нарушать чужие границы?

— Дазай-сан, — как-то радостно поприветствовал его Кэнджи. — Вы как всегда?

— Да, я как всегда. Чуть не проспал фестиваль. Чего осталось для меня? — нелепо улыбнулся Дазай.

Даже в деревню он спустился в бордовом кимоно, накинув тёмное хаори. Неужели это так удобно? Чудик какой-то. Но Ацуши был рад, что он все-таки выбрался развеяться.

— Что-то можно собрать думаю, — ответил Кэнджи, оглядывая полупустой ящик. — Дазай-сан, а вы ходили уже по намэкогрибы?

— В начале недели, — они общались как-то непринуждённо, словно не было между ними предвзятости, возникших на фоне слухом. Кэнджи сам по себе был человеком искренним и честным, оттого не играл с Дазаем. Да, и Осаму, кажется, был положительно настроен на беседу с Миадзавой.

— А, Ацуши-кун, — как-то игрово обратился к нему Дазай. Ох, было что-то неладное в его манере и поведении. — Чего скучаешь за прилавком?

— Я не скучаю, я помогаю Кэнджи-куну.

— Я его уже отпустил. Он сам уперто остался работать, — донесся с глубины навесной палатки голос школьника. Отчего Ацуши стало немного стыдно, и немного пригрелись щеки. Лишь бы не заметил Дазай.

— Вот, я и говорю, что скучаешь, — посмеялся Дазай. — Неужели у Ацуши-кун совсем никого нет? Друзья? Девушка?

Слишком расковано тот говорил, а слова будто местами путались на языке. Ацуши немного нагнулся в сторону Дазая, будто потянулся поправить фасованных лопух. Осаму удачно стоял вблизь прилавка и опирался на неё рукой. Не сказать, что от писателя заверсту разило перегаром, однако запах насыщенного лог-намэко не мог перебить запах саке. Ясно дело, успел выпить. И как такой он пойдёт домой, если стоял уперевшись на складной стол с овощами? Однако должно ли было это заботить Ацуши?!

— Нет, друзья разбрелись по парку, — честно ответил Ацуши, отпрянув и проигнорировав последнюю часть вопроса.

— Какая жалость, — цокнул Осаму. — А я вот в твои года...

Дазай не удержался за прилавок и рухнул на землю. Посидев с непонимающим видом, он резко засмеялся во весь голос. Был ли смешон позор? Или шутовства это притворство? Ацуши было его просто жалко. Пока люди раздражённо озирались на очередную пьяницу, Накаджима обогнул прилавок.

— Дазай-сан, — помог ему встать Ацуши. Писатель крепко сжал его плечо.

— Нелепо-то как получилось, — тихо посмеивался Дазай. — И пил я вроде не так сильно.

— Может вам помочь домой добраться? — он все ещё придерживал Дазая за руку. Тот, видимо, очень скоро осознал это и вновь отпрянул, как и вчера, отпустив плечо.

— Я сам, — звучало как-то по-детски.

— Вы уверены? Вдруг опять упадёте, — настаивал Ацуши.

— Правда, я сам, — звучал он уже твёрже, будто немного трезвость ума вернулась.

— Держите, Дазай-сан, — Кэнджи протянул ему бумажный пакет с широкой улыбкой на лице. Дазай расплатился, немного криво поклонился Ацуши с Кэнджи и ушёл, скорее всего домой, напевая свою грустную песню.

Чудак, и все же Ацуши переживал не случится ли с ним, что по пути домой. Об этом он думал и перед сном вечером. Действительно, подобно уличному коту то пытается ластиться через общение, то сразу шипит и рычит, если попытаться его тронуть. Связано ли это как-то с бинтами?