Дазай мало хотел куда-то выходить после прошедшего бурана, что принёс первые снега. Осень все же уступала место более холодному снежному сезону. Осаму все же вышел. Тем более когда это предложил Накаджима, надо обязательно и безоговорочно. Ацуши лишь попросил встретить его у школы. «После занятий я буду весь ваш», — сказал Ацуши, или так комментарий по поводу школы услышал Дазай. Подмена понятий, но не суть важно же?!

Дазай стоял разглядывал пихты в чаще перед буддийским храмом, стараясь не выделяться на фоне подростков и оставаться неприметным как можно дольше. Как-то не нравилось ему, что какой-то взрослый дядька встречает школьника на территории его же школы. Сразу вызывает подозрения о пошлом умысле первого. «А так не должно быть», — думал Осаму, скручивая рукава шерстяного хаори. Где-то в подкладках пряталась пачка сигарет и зажигалка. Он долго раздумывал правильно ли вообще курить перед школой и храмом, но после вспомнил, что натянул впопыхах шарф возвращенный Ацуши, и желание покурить отпало само собой.

Писатель то сидел на корточках, то разминал ноги перекатываясь с пятки на носок, то расхаживая вдоль чащи. Он даже дошёл до белых изваяний, чтобы поглядеть на них. И все же в спешке он повременил прийти на встречу. Теперь отрабатывает лишние минуты сверх за ожидание. Иногда он пытался найти среди выходящих школьников светлую голову Ацуши, но удавалось то ли совсем неудачно, то ли его все ещё не было. К конце концов искать пришлось уже его.

— Дазай-сан, — школьник окликнул его, когда писатель неосознанно отошёл в сторону дома.

Осаму поднял голову: Ацуши стоял в компании своих друзей. Рыжий низкорослый парниша, высокая темноволосая девушка с хвостиком и парень в очках: Чуяхухуа, Акико, Рампо, кажется, так звали его одноклассников с литературного клуба. Дазай похолодел, подумав, что его обманом завели в дружескую сходку. Как-то и настроение пропало от предвкушения до «стоило остаться дома, а разница».

— Здравствуй, Ацуши-кун, — все же подошёл он, набравшись смелости. — И вам здравствуйте.

— Выглядите бледным. Не болеете, Дазай-сама? — к чему-то уточнила девушка, которую Дазай идентифицировал как Акико.

— Я ведь говорил, что он похож на тухлую рыбу. А ты не верила, — добавил Чуя, которого он запомнил лучше всех. Он вновь пришёл на похороны собственного уважения?

— Чуя, — тяжело вздохнул Ацуши. — Извините его, иногда он не думает перед тем, как говорить.

— Нет, я как раз таки подумал и перебрал все варианты оскорблений, — самодовольно произнёс Чуя.

— Не дорос ещё старших оскорблять, — резко выпалил Дазай, спрятав руки в хаори.

— Нарываешься? И не подумаю, что ты выше.

— У тебя мозги тоже в росте отстали или как? — нахмурился Осаму. И это близкий друг Ацуши? У мальчика плохой вкус на друзей, видимо. Но не ему судить.

— Ну-ну, — вышел вперёд Рампо. — Пошли уже домой, зайдем за одно в магазин. Конфет хочу.

— Накахара, ты мне проиграл в долг. Так, что оплачивать конфеты тебе, — отметила Акико, поворачиваясь за Рампо.

— Когда это я с тобой ещё спорил?! — вспыхнул заревом Чуя.

— Ещё раз извините, — заела пластинка Ацуши.

— Будто бы на семейном ужине побывал, — тихо прокомментировал Осаму, смотря вслед, уходящим школьникам. Он облегченно выдохнул, что не приходится таскаться с ними и теперь-то Накаджима действительно его.

Ацуши прыснул в руку, чем привлёк внимание Дазая. Чего смешного он сказал? Опыт общения с младшими действительно оказался крайне неприятен. Эх, вернуться бы в былые времена, когда, несмотря на стеснение и дискомфорт, он открыто шел на контакт с людьми. Что ж сталось с ним?!

В Симукаппу не так много достопримечательностей, да и храм таковым не назовёшь. Однако Дазай бывает тут лишь по осень. Один раз из интереса забрел в поисках местного фольклора, истории. То был туманный влажный день и тихое омытое белым облаком святилище запомнилось ему надолго. Ни на одном из праздников, проводимых местным храмом, он так и не побывал. То должно было быть большим упущением, репутация мало позволяла разгуливать на городских гуляниях. Вот же, мафиозник-сама пришёл очиститься от греха и грязи. Нелепо и смешно.

Храме под школой вне дни праздников всегда было умиротворяюще тихо. Когда же в дождливые дни лесок застилался едким туманом, тишина становилась пугающе страшной. Опавшая почерневшая листва, покрывшаяся тонкой коркой льда, хрустела и шуршала под ногами. Тонким слоем лежал снег, мокрый и рыхлый.

Сырость ощущалась тяжестью в лёгких. Кора голых деревьев, деревянное здание храма намокли от влаги, будто территория храма жила в отдельном мире, где есть лишь весна и дождливая осень.

Храм был беден и шаток. Вне праздничных дней пустовал, одиноко стоя на холме в полной тишине. Ни гула машин, ни ропот ребячий после школы не доходили до хайдэна, стоявшего в единении с пихтами и елями.

Чуть шаткие ворота тории стояли ровно, устало озирая на крутую каменную лестницу, что скрывалась в кустах эвтремы. Когда-то крепкие и новые балки арки потеряли былой блеск под настиком снегов, ветров и дождей, растрескавшийся по всему стволу. Однако тории держался крепко и уверенно, быть может однажды на его замену придут новые ворота. Чего не скажешь об опустевшей тэмидзуи, чей павильон вот-вот рухнет от скосившихся в старости, держащих бледно-красную крышу балок. Омывальня пустела, и собрала в свою каменную чашу лишь старые листьья, покрылась зеленоватым налетом. Ковшей для омовений не было, да и зачем если воды в неё наливали лишь на праздниках. С мойкой стоял крохотный каменный фонарь на камне.

Уверенностью и новизной чистоты пышали два гордых статуи-стражи — комаину, взирающих друг на друга, чудные львы с облачными хвостами. Поодаль от входа стояло главное святилище, хайдэн. Хондэна за ним не было, посим тот занимал главенствующее положение в дзиндзя. Деревянное бесцветное здание с синей крышей на мраморном фундаменте. Над ставнями висела веревка, сплетенная из рисовой соломы с белоснежными, выделяющимися в тени сидэ — симэнава. Такая же висела на дверях то ли административного здания святилища, то ли простого дома священника.

— Я бывал здесь и не раз. Почему именно сюда? — поинтересовался Дазай.

Они шли по дорожке с редко выложенной дощечкой. Накаджима шел чуть впереди с уверенной и пружинистой походкой. Тот явно был в бодром и приподнятом настроении. Не от компании Дазая ли? Осаму нравилось его смущать предыдущие дни, а Ацуши смущался легко и быстро. Мило было, когда щеки школьника наливались румянцем, сердце стучало чаще от глупой шутки или касаний, словно у влюблённого человека.

— Здесь тихо. И мне показалось вам нужно почаще выходить из дома, — ответил Ацуши.

— С чего ты решил, что я не выхожу из дома? — надулся Осаму.

— Потому что это вы. Ваши друзья проверяют приняли ли вы ванну, — развернулся к нему юноша. — Поэтому я теперь буду убеждаться, что вы проветривайте себя в обществе.

— Мило с твоей стороны, но от общества нужно наоборот мыться, — пожал плечами Осаму, пересекая ворота тории.

— Мне нравится здесь, особенно когда бывает туман. Но снег тоже сойдёт, — Ацуши схватил Дазая за руку и потащил того скорее вперёд. Писатель немного выпал от этого жеста. Кажется, Накаджима немного потерялся в границах между ними после бури.

Они молча разглядывали главное здание дзиндзя. Дазай крепко сжимал руку Ацуши, пока так разрешалось и так ему становилось намного спокойнее. Руки Накаджимы всегда такие тёплые в противовес его ледяных рук, будто у живого трупа. Школьник активно водил его туда-сюда под ручку, ничего не говоря по этому поводу.

— Это вот памятник Шокукансорейша. В Хоккайдо большинстве своем поклоняются богу Оокунитама-но-Ками, — рассказывал Ацуши, а Осаму мирно слушал.

Они стояли перед камнем с высеченными иероглифами чуть дальше основного комплекса. Идя по лесу, можно выйти в чащу перед буддийским храмом и средней школы. Чуть дальше по левую сторону от дзиндзя была начальная школа. На территории храма стояла радиовышка совсем неказистая и не вписывающаяся в антураж полузабытого места.

Освещения перед храмом не было, а в лесу и подавно. Совсем скоро от начала их встречи опустился полумрак, того глядишь друг друга не разглядят в скорой полной темноте.

— Я как-то читал одну занятную историю, — начал Дазай, смотря под ноги, когда они возвращались к храму.

— О чем она была?

— О посланнике бога, чье святилище пришло в упадок. На закате забвения в его дзиндзя пришёл молодой человек и пожелал себе удачи, — все, что было связано с фольклором, Дазай читал в годы подросткового максимализма. Друзья стопками таскали то классику, то авторские переиначивания.

— У него получилось получить удачу? — поинтересовался Ацуши, чесая нос.

— Нет, навлек лишь большие неудачи. Посланник был непутевым ёкаем. Только и делал, что беды насылал. То ли от незнания, то ли умышленно, — совсем как-то стало тоскливо Дазаю. — Но он пытался исправиться.

— Звучит как история любви, — прыснул Накаджима, опускаясь на каменную ступень. Они все шли, держась за руки. Сердце в груди Осаму истошно забилось от страха, будто за вратами Ацуши отпустит его. А значит миг при храме останется при нем же. Он замер под тории.

— Так, в общем-то это и есть, — кивнул Дазай. — Нелепое чучело и чудесное дитя.

— Тогда это должно быть чудесная история, — Накаджима поравнялся с ними. Лица было сложно разглядеть в сером мраке, однако глаза у Ацуши поблескивали, как у кошек.

— На самом деле, она имеет печальный конец с расставанием, — выдохнул Осаму. — Что планируешь делать после выпуска, Ацуши?

— Ай, пока лишь планирую Университет Хоккайдо на китайскую литературу, но все может поменяться, — ответил немного обеспокоено Ацуши. Видимо, понял к чему вся эта история вела. — Но я ведь пока тут, и мало ли что может поменяться очень срочно, Дазай-сан.

— Конечно, наверное, я как-то странно перескочил на другую тему, — посмеялся Осаму.

— А пойдёмте кошек кормить? — оживился Накаджима. Кошки хорошо. Кошки так не ранят, как людишки иногда.

— Ну, нет. Холодно совсем стало, и, вообще, я хочу есть, — паясничал Дазай, так скорее для красного словца. Он за Ацуши хоть куда пойдет, только поманит.

— Я и вас накормлю тогда. В магазине согрейтесь немного. Вообще, не понимаю вашего стиля одежды, — они спустили на дорогу. И магия места сама улетучилась. Дазай неохотно отпустил Ацуши, который первым освободился от рукопожатия. Осаму стало как-то совсем тоскливо, страх обнял его в крепкие объятия. Надо же привязался к нему. А ведь у мальчишки вся жизнь вперёди. Думал он так, будто у него её более нет. Впрочем, «Я давно уже умер, вы просто этого не заметили. Только душа моя все еще как-то живет»«Чайка».

Магазин шаговой доступности был невзрачным серым зданием с желто-красными флажками на входе. У входной двери стоял автомат, а рядом белый стул с ажурной спинкой и в такой же манер скамеечка. Там же стояли и мусорки для раздельного сбора мусора. На скамейке в ряд ютились две кошки, чёрный и белый с едва заметными серыми полосками. Дазай хотел остаться с ними на улице, но Ацуши силком затащил того в магазин.

Прозвенели колокольчики на входе, и на них устало оглянулся старая продавщица, после вернулась к чтению своей книги. Средних размеров помещение выглядело немного небрежным, беспорядочным. Ряды холодильников растянулись вдоль стен, а в центре были ряда с продуктов не требующих определенных условий. Скрипела и кряхтела из радиоприемника музыка 70-х годов.

Осаму было некомфортно в ярко освещенном магазине, словно та была больничный палата. Воспоминания себя, он помнил с каким ужасом он выкладывал товары на кассу, боясь, что придется обязательном порядке вести беседу. «Пакет? У вас есть наша бонусная карта?», — то была череда нарастающей паники Дазая. Напущенная уверенность хорошо и полезно, но когда ты стоишь за Одой в свои восемнадцать и говоришь: «Ещё гемотогенку. С ёжиком» — границы стираются.

Дазая таскался за Ацуши, чуть ли не налетая на него. Лез вперёд, наступал на обувь. Будто он впервые с кем-то в магазине.

Для Осаму Накаджима купил моти, а для кошек сухой корм. Дазай разложился на скамейке, довольно поедая десерт, когда белый кот залез к нему на коленки, греться.

— Оказывается их часто здесь подкармливает Фукудзава-сама, — отметил Ацуши. — Была бы у меня возможность, я бы кого-нибудь из них обязательно забрал бы.

— Ты складываешь впечатление ребенка, который тащит всякую неровно лежащую живность домой, — посмеялся Осаму.

— Ну, и что в этом такого?!

— Ничего, это очень мило и по-доброму так, — улыбнулся Дазай, поглядывая на юношу, подкармливающего второго их четвероногого друга.

— А вам кто больше нравится? — спросил Ацуши, поглядывая на писателя блестящими кукольными глазами.

— Такие котики, как ты, — немного поддался вперёд Дазай. Накаджима покраснел и спрятал глаза. Или так показалось Осаму. Морозный румянец и не поймёшь. — Я не люблю собак.

— Почему? Они очень милые же.

— Но они открыты в своей привязанности к хозяевам. К тому же более агрессивны, чем кошки, — помотал он головой.

— Кошки значит. Ясно, — Накаджима поглаживал мурчащего кота, который растянулся по коленкам, почувствовав комфорт и безопасность. — А про планы вы просто так спрашивали?

— Ты все время думал об этом?

— Ну, да. Вы такой тоскливый стали, как я вам сказал. Знаете, я не питаю больших амбиций, может и зря впрочем. Но я не уверен ещё.

— И что ж я буду делать без своего завсегдатая?! — охнул Дазай.

— Если вы мне дадите надежду, я придумаю что-нибудь, — мягко улыбнулся Ацуши, прищурившись, словно кот. О какой надежде он говорил? Дазай хотел было озвучить этот вопрос, но испугался, что спугнет его, вдруг как-то неправильно он его понял. От того стало немного спокойно, но вместе с тем и тревожно тоже.

— Она у тебя всегда есть, не нужно просить меня об этом, — потрепал он за волосы Ацуши, как хотел бы сделать этого давно.

— Тогда, — Ацуши взял кота, встал со своего места и подошел к Дазаю. Лёгкое касание губ на щеке такой ребяческий и нежный жест, а сердце выпало из груди и потерялось в ногах. Должно быть Осаму покраснел, раз уши разгорелись пламенем. — Спасибо вам за этот вечер, но мне надо вас оставить. Пора домой.

— Конечно, — как-то растерянно ответил Дазай. Ацуши посадил второго кота на колени писателя и убежал, словно робкая дева. — И тебе спасибо, Ацуши.