Сакура наблюдает за струйками дыма, окуривая покои сандалом и кедром, чтобы надушить шелка своих одежд. Дело нелёгкое, ещё и дым щиплет глаза. Она выглядывает во двор. Там Саске упражняется с боккэном. «‎Где он его раздобыл?» — пролетает мысль. Даже деревянный меч в руках опытного воина — опасное оружие. А судя по слухам об Учихе Саске, он совершенно точно искусный воин. Сакура не находит в себе страха. Саске провёл с ней зиму и весну. Теперь она немного его понимает: мечи — его душа, честь — жизненная сила. Он не оспаривает условия, на каких его держат в заложниках.

Влажные от пота волосы липнут к его лбу и шее. Закатанные рукава обнажают изящные мускулистые предплечья. Сакура не может оторвать взгляд. «‎Он красивый мужчина», — думает она. Красивее, чем говорят. Высокий, широкоплечий — как подобает тому, кто носит мечи. Но у него тёмные глаза и высокий лоб, как у поэта. Сакура не ожидала.

Она смотрит на него чуть дольше.

***

Сакура вышла замуж в пятнадцать. Когда ей было шестнадцать, она с полгода носила во чреве дитя. Оно не выжило, и больше детей не было. Происхождение у неё незнатное, и вряд ли господину-мужу для наследников была важна её кровь. Женщин Наруто предпочитал темноволосых и сероглазых.

Воспоминания о брачном ложе не то чтобы вызывали чувство отвращения: Наруто не был груб. Скорее, молод и неуклюж. Но по брачному ложу Сакура не скучала. В действительности близость длилась недолго и запомнилась неприятной. После — тоже странно: Сакура привыкла говорить с Наруто о погоде и сравнительных преимуществах сётю и саке. Ни то, ни другое, казалось, не подходило для бесед в постели. Она была рада, когда он встал и ушёл.

***

Вечера становятся теплее, и теперь Саске чаще присоединяется к ней на крыльце. Ширма между ними — больше видимость приличия, чем само приличие. Однажды Саске заглянул за полотно, и Сакура увидела его лицо, а он — её. Но Саске — потомок древнего рода, сдержанность у него в крови. Она позволяет ему это притворство, да оно и неважно, ведь она увидела. Теперь можно представлять, как свет свечи играет на его лице, как он задумчиво хмурит брови, как прелестно поворачивает кисти рук.

Кроме того, теперь он садится ближе. Иногда Сакура видит, как на ветру развеваются его одежды. Она могла бы коснуться шёлка — только руку протяни. Это приятная мысль. Сакура улыбается и разглаживает складки своего одеяния.

***

В этом году летние дожди начались рано. Сакура закрыла двери на веранду, чтобы полы не намокли. Тем вечером он и она — одни. Сакура читает. Саске…

— Господин! — восклицает Сакура, уставившись на него сквозь шёлк. — Вы шьёте?

— Носок протёрся, — отвечает он и, сделав паузу, спрашивает: — Вы потрясены? Такими вещами не положено заниматься в обществе?

— Я и общество — разные вещи, — уверяет его Сакура. — Мои придворные манеры далеки от изящных, и нам обоим было бы неловко, если бы я следовала этикету. — Она откладывает книгу, подтягивает колени и, сложив руки, опускает на них щёку. Затем рассматривает его тень сквозь шёлковый занавес. — Я не думала, что вы ловко обращаетесь с иголкой и ниткой. Мне казалось, такие вещи мужчины поручают своим жёнам или слугам.

— Мастером меня не назовёшь, — говорит Саске. — Это всего лишь необходимость: у меня ни жены, ни слуг.

— Да, но почему вы не позвали здешних слуг?

— Было поздно, — бормочет он. — Великое дело. В следующий раз позову.

Некоторое время она наблюдает за его тенью через шёлковую ширму и находит в этом мало волнительного. Шитьё — кропотливое дело, не требующее размашистых движений. И всё же она наблюдает за Саске ласковым взглядом. Есть что-то знакомое в округлости его плеч и наклоне головы. Знакомое и родное. Она провела с этим мужчиной зиму и весну. Прибавить лето с осенью — и будет ровно столько, сколько она жила с мужем. Странная мысль.

— Получается, господин? — спрашивает Сакура, осмелившись поддразнить.

В его голосе слышится улыбка, когда он отвечает:

— Не очень, моя госпожа. Я укололся.

— У вас кровь? Рана смертельна?

— Я переживу, — говорит он серьёзно.

— Мне вас пожалеть? — спрашивает Сакура и, не дожидаясь ответа, просовывает руку под шёлковый занавес. — Я вас спасу.

На пару мгновений он замирает. Прилично ли давать ей свои таби: он ей не муж, не брат, не сын. Но Сакура не убирает руку. Наконец Саске втыкает иголку с ниткой в ткань носка и передаёт ей, задержав пальцы на её ладони.

— Я спасён.