Вопли толпы оглушают. Дилюк пытается осмотреться, но свет слепит глаза куда ни глянь, словно прицельно преследуя. Перед ним стоит рыжий мальчишка и ухмыляется, подкидывая в руке булыжник. Дилюк не видит ничего из-за света, но знает, что пары зубов ему недостаёт, лицо усыпано веснушками, а глаза — мертвые, точь-в-точь как у выброшенной на берег рыбы. Булыжник летит ему в голову, рукой он едва успевает заслониться — хруст. Рот открывается, но крик не срывается, будто задавленный в основании. Во второй руке нож. Он всегда там был? Не важно. Тело легкое и тяжелое одновременно, Дилюк словно плывет сквозь воздух, а мальчишка смотрит с непроницаемым лицом. Ухмылки больше нет.

— Ты слабак, — голос в голове сквозит разочарованием, — я всего лишь раз ударил тебя, а ты уже рассыпаешься. 

Дилюк смотрит на зудящую от боли руку. Кожа крошилась по частям, словно скорлупа, открывая обескровленные сплетения мышц, по которым пошли трещины.

— Потому что сейчас день, — отвечает ему Дилюк, — я могу драться только ночью.

— Сейчас ночь, дурень.

Стоит ему это сказать — свет гаснет. Дилюк смотрит наверх и видит золотое кольцо в небе. Нет, не кольцо. Это солнце почернело изнутри, оставив лишь ореол. Толпа молчит. Теперь они в унисон хлопают в ладоши. Хлопок. Рыжий перед ним с занесённым булыжником. Хлопок. Будто вырвавшись из-под толщи воды, Дилюк обретает привычную скорость, возвращая контроль над телом, блокирует удар, выбивая камень из мальчишеской руки. Заносит нож, целя в шею, но, стоит кончику лезвия коснуться бледной кожи, тело развеивается словно дым. Хлопок. 

— Я здесь, — смех, — даже ночью ты ничтожество, Полуночник.

Дилюк чувствует злость, но не свою, внутри, а словно схватившую руками за горло, точно та обрела форму, обвила нитями, подвесив, словно куклу. Злость выгнала его из тела юного себя. Теперь он смотрит со стороны, как мальчишки дерутся, падают на землю, пинаются, кусаются, хватают за волосы, рыча и истерически смеясь. 

Хлопок.

— Жалкое зрелище, — слышит он низкий, обволакивающий морозной патокой, до холода в лопатках знакомый голос прямо над ухом. Тяжесть ледяными ладонями давит на плечи. 

Дилюк оборачивается, обжигаясь об искрящую холодом туманную лазурь. Один глаз. Другой скрыт плотной повязкой, спрятанной за тёмными, как ночное небо, волосами. Смуглое лицо ничего не выражает, словно искусно выточенная деревянная маска. 

— Кэйа, — пересохшими губами хрипит Дилюк, чувствуя ужас вперемешку с детским, ничем не оправданным режущим любопытством.

И просыпается.

Хлопок. Нет, это не хлопок. Это стук. 

— Кэйа? — голос, раздражающий даже замутнённое тяжелым сном сознание, разносится рядом, — Это же принц, который тебя купил? Его тут нет.

Стук повторился.

Дилюк открывает глаза, задерживая дыхание. От увиденного разум теряется, пытаясь понять, где он находится. Крохотное пространство, окно над его головой, откуда падает солнечный свет. Он полулежит на твёрдой скамье — сиденье. Дилюк вспоминает. Он в экипаже, куда его посадил Аякс — представившийся как Чайльд Тарталья — накануне. Тот сейчас сидит напротив, на таком же сиденье, обитом тёмной кожей, крутя между пальцами метательное лезвие. Дилюк смотрит на стену над собой. Так вот откуда стук. Он поднимает голову, опираясь рукой о сиденье. Стук. Лезвие бесшумно лизнуло по щеке, и вонзилось в стену за ним.

— Упс, — Аякс поднимает руки, — Думал, что раз уж ты проснулся, то увернёшься. 

Не успела кровь алой каплей скатиться из пореза, как Дилюк резким движением вытащив одно из загнанных в дерево лезвий, метнул его промеж голубых глаз. Аякс поймал, не поморщившись.

— О, ну вот теперь точно проснулся, Полуночник.

— Где мы? — хрипло спросил Дилюк, достав следующее лезвие и сунув его за ремень штанов, — Который час?

— Мы в трущобах, сейчас время обеда, и это мои ножи, эй! — ответил Аякс, протянув руку к Дилюку, деловито вытаскивающим лезвие за лезвием.

Сталь сверкнула на солнце, тень заслонила фигуру Предвестника, нависнув, перехватывая и резко уводя в сторону протянутую руку, прижимаясь остриём аккурат в сонную артерию. А тот и бровью не повёл.

— Куда ты меня увёз, фатуйский выродок? 

— Полегче, товарищ, ты вообще-то в моей повозке часов пятнадцать продрых, пуская слюни, немного поздно для угроз, не находишь? — как ни в чем не бывало возмущался Аякс, тем не менее не шелохнувшись, — Если так хочешь подраться, я только за, но не в повозке, лады?

— Куда ты меня увёз? Ты сказал, что никто тебя за мной не посылал.

С прояснившимся сознанием память услужливо заменила сон реальностью, и теперь Дилюк вспомнил все, что происходило перед тем, как он отрубился. Главное, что он теперь знал — его бывший сокамерник ныне Предвестник и он не работает на Дотторе. И всё же выбора ему не дали и затащили в экипаж, чему вымотанное тело и разум отказывались сопротивляться. И хоть интересы Аякса ему известны не были, зная его одержимость поединками и пренебрежение всей остальной выгодой, лишний раз его можно было не опасаться.

— Так и есть, Полуночный Герой, я хотел сразиться с тобой напоследок, но смотрю на тебя и понимаю, что сейчас это бессмысленно. Как конфету у ребёнка отнять. А ведь на арене ты был таким грозным… — Аякс насмешливо оскалился, с вызовом поддавшись вперёд.

— И поэтому ты меня увёз? — сильнее прижимая лезвие к горлу, спросил Дилюк, прожигая собеседника взглядом.

— Я тебя увёз, потому что ты уснул! Пока я с тобой разговаривал! Я тебе рассказываю о своей жизни, значит, о внешнем мире, о том, сколько миссий на службе ее Величества Царицы выполнил, какие грандиозные победы одержал, смотрю, а ты не шевелишься, распластавшись как мешок с дерьмом, — Дилюк, поморщился, чувствуя себя непроходимым идиотом, но старался не подавать виду, лишь озлобленно оцарапал бледную кожу кончиком лезвия, — Эй! Я тебя и звал и пинал — ничего. Подумал было, что ты помер, налакался чего-то из этих бутылочек и отъехал к праотцам. Но нет, грозный Полуночник просто пускал слюни на обивку, жалкое зрелище, хах… 

Мысленно Дилюк себе поклялся никогда больше и капли в рот не брать этой дотторевской дряни, а ещё лучше, прямо сейчас вылить все на раздражающую рыжую голову, но после сна контролировать свои порывы было проще. Поэтому он отошёл, отведя лезвие и плюхнувшись назад на сиденье. Единственное, что его волновало, это то, что за прошедшие часы с ним могли делать что угодно: вернуть Дотторе, продать новому господину, пустить на чёрный рынок. Он мог и вовсе не проснуться. Возможно, если бы не Аякс, он бы развалился в ближайшей подворотне.

— И ты все это время ждал, пока я проснусь? — отвернувшись от насмешливого лица, которое за три года, что они не виделись, почти не изменилось, в отличие от роста, увеличившегося как минимум вдвое, Дилюк уставился в окно, на раскалённую солнцем красную землю. 

«И этот вымахал как после дыбы» — назойливым жужжанием мелькнуло в мыслях и тут же затерялось, стоило осознать, где они находились. Аякс говорил про трущобы, но Дилюк не придал этому значения. Они были за пределами столицы, ещё немного восточнее — и будет главный тракт, ведущий прочь из города. Ещё недавно, меньше месяца назад, он въезжал сюда вместе с Фатуи, как раб, а теперь руку протяни — свобода.

— Нет конечно, я ж не извращенец, — скривился Аякс, стерев каплю крови с шеи, — Выполнял свои дела в городе, мы, Предвестники, знаешь ли, люди занятые. Все свободное время я потратил, наблюдая за боями на арене, не разочарован конечно, но ты сам понимаешь, я бы справился лучше. Просил дать мне возможность сразиться с победителем, но мне зубы заговорили и как-то… Думал при личной встрече тряхнуть стариной, а вот оно как обернулось…

— Хочешь сказать, ты просто возил меня по всему городу, как багаж? — перебил Дилюк. Он не знал, оскорбляться ему, или стыдиться, поэтому нахмурился, разозлившись.

— А что с тобой делать? Предпочёл бы, верни я тебя Дотторе? — Пожав плечами, отмахнулся Предвестник, — Я думал, но решил, что тогда мне точно с тобой не помахаться. Он меня к своему драгоценному подопытному не подпустит. Чем он кстати тебя накачивает, что ты спишь сутками? Эта та же дрянь, что у тебя в кармане? И давно ты под ней дерёшься?

Аякс сам прекрасно знал, что Дотторе творит со своими бойцами. Дилюк отвернулся, сжав челюсти. Он с охотой брал любую дрянь, которая обещала сделать его сильнее, единственный ребёнок, который не был в рабстве, но добровольно выступал на арене под покровительством Предвестника. Ему даже платили. Дилюк наблюдал за ним с отвращением и ненавистью, которыми умело маскировал невольное восхищение всякий раз, когда щуплый бледный мальчишка выигрывал поединки против головорезов втрое больше себя. Аякс смеялся, когда его ранили, злился, если не выкладывались на полную, если смотрели свысока, горел воодушевлением перед каждым боем — изголодавшийся пёс, готовый накинуться на брошенные кости. Именно поэтому они и не ладили. Их часто селили в одну камеру, и не было ни дня, чтобы Аякс не нарывался на драку. И как бы сильно Дилюк его за это не ненавидел, когда Аякса забрали к себе Фатуи и он остался один, то понял, что звериная ярость, пробуждаемая рыжим мальчишкой, в чем-то даже шла на пользу. Не давала поглотить отчаянию с головой, приучила драться не как рыцарь, а как животное, без оружия, лишь руки, ноги и зубы. Однажды Дилюк откусил противнику ухо во время боя, и лишь благодаря этому выжил. Правда, это было уже после того, как Аякса забрали, так что некому было по достоинству оценить его приём.

— Какая разница чем, — Дилюк продолжал смотреть в окно, провожая взглядом дома, — главное, с этим покончено. 

— Ну-ну, — скептически усмехнулся Предвестник.

Какое-то время они ехали в молчании. Теперь с уверенностью можно было сказать, что экипаж направлялся в сторону тракта. Дилюк едва удерживался от единственного волновавшего его вопроса, то и дело норовившего выскользнуть с губ. По словам самого же Аякса он прибыл сюда недавно, так зачем же он направляется прочь из города? 

— Что ты планируешь со мной делать? — с плохо скрываемым напряжением, выдохнул Дилюк, скосив в сторону Предвестника подсвеченные солнцем карминовые глаза. Если бы хотел навредить, у него была уйма возможностей.

— Избавиться от тебя, что же ещё, — отмахнулся Аякс, — отпустить на волю щипать травку, греться на солнышке и много кушать. Расти и крепнуть.

— Я тебе что скотина? 

— Ты мой соперник номер один, Полуночник. Какой у нас там счёт? Девяносто шесть к пятнадцати? Пока не верну эти пятнадцать поражений, не успокоюсь. Но бессмысленно вызывать на бой сломанную игрушку.

— У меня твои ножи, слова выбирай, мясник, — огрызнулся Дилюк, вытащив лезвие из-за пояса, — и откуда девяносто шесть, нас от силы дюжину раз на арене стравливали. 

— Я считаю каждую нашу драку, даже те, что были за пределами арены. — самодовольная усмешка, — А ты что, нет? Я, кажется, говорил тебе перед уходом, что однажды мы сочтёмся. Я не бросаю слов на ветер, знаешь ли. 

Дилюк ощутил непреодолимое желание помассировать виски. 

— Говори, куда мы едем.

— Я же сказал, выпустить тебя на волю, — иронично подчеркнув последнее слово, ухмыльнулся Аякс, — рано или поздно судьба снова нас сведёт, и тогда, я надеюсь, ты будешь в лучшей форме, чем сейчас. Хотя, можешь и продолжать принимать эти стимуляторы или как их там. С этим тоже будет интересно иметь дело, до чего способны довести эксперименты Дотторе.

— Мне это больше не нужно. Ни Драконья кровь, ни бессмысленные поединки, — увидев, как экипаж выехал на главную дорогу, с которой открывался вид на раскалённые красные пустоши до самого горизонта, Дилюк ощутил, как внутри все дрогнуло, совершив кульбит, и с губ невольно сорвалось, — Не верится, что этот кошмар позади. 

— Знаешь, товарищ, не хочу тебя огорчать, но ты ошибаешься, — уперевшись локтями в колени и смотря снизу вверх, вздохнул Аякс, — таким, как мы, оттуда не выбраться. Оно всегда с нами.

Дилюк нахмурился.

— Ты же выбрался.

— О нет, — рассмеялся Аякс, прикрыв безжизненные голубые глаза, — я никуда не выбирался. Просто сменил хозяина.

***

После часов под палящим солнцем, швыряющим пыль и песок горячим ветром и нескончаемой дорогой, Дилюк бросил попытки путешествия на своих двоих. Аякс высадил его на выезде из города, вручив сумку с солдатским сухпайком и оружием: «Мои инвестиции в твоё выживание. Интересное словечко, да? Ин-вес-ти-ции. Я много теперь умных слов знаю, был полгода назад в Ли Юэ, и там сотрудничал…» дальше Дилюк слушать не стал, кивнул и ушёл под пристальными взглядами Фатуи, подчиняющихся Тарталье. Из города постоянно шёл приток и отток повозок, телег и экипажей, и до самого вечера одинокий путник провожал взглядом то одних то других, присматриваясь, пытаясь выбрать кого-то, к кому мог бы напроситься попутчиком. Ночь под открытым небом в пустынной красной равнине его не прельщала, а ноги, с натертыми до кровавых мозолей ступнями, ныли и болели. 

На него смотрели с подозрением. Оно и неудивительно, он выглядит, как бродячий наёмник, в лучшем случае, если не как грабитель и головорез, с исполосованными шрамами руками, скрытой челкой верхней половиной лица, практически без багажа и с кинжалом — подарок Аякса — на поясе. Попыток принять дружелюбный вид он не предпринимал, заранее зная, что ничего не выйдет. Пара неуклюжих попыток заговорить оборачивались провалом — его либо игнорировали, подгоняя мулов, либо угрожали, если продолжит приставать. С каждой минутой, с которой солнце становилось ближе к горизонту, Дилюк светился все больше. Откинул челку, спрятал кинжал в сумку, натянул рукава рубахи ниже пальцев, пытался говорить как можно спокойнее, не пряча взгляд — ничего. Одно было хорошо: от города он ушёл настолько далеко, что тот лишь крышами дворца пронзал небо сквозь колебания нагретого воздуха. От этого факта, странным образом, становилось легче дышать.

— Убивать людей теперь кажется проще, чем пытаться с ними договориться, — невесело усмехнувшись, пробормотал под нос Дилюк после очередного отказа. Путников становилось все меньше. Придётся искать место для ночлега, пока ещё не совсем стемнело.

Дилюк сошёл с пешей тропы вдоль тракта, ища глазами редкие кустарники, с которых можно будет набрать сучьев для костра, позади раздалось ржание, грохот и брань. Резко обернувшись, он увидел, как пустая повозка виляет из стороны в сторону, а запряженные в неё мулы брыкаются, истерично крича и лягаясь. С земли вставал пожилой мужчина, громко ругаясь на натланском языке. Дилюк замер в нерешительности, и пока он раздумывал пойти ли помочь, прозвучал приглушённый свист и балка с одного из ослов с грохотом упала на землю. Животное, испугавшись пуще прежнего, попятилось, брыкаясь, мотая головой, пока наконец, не вырвалось из пут и не шуганулось в сторону. В сторону Дилюка. 

— Держи его!

Кто бы мог подумать, что взбесившийся мул станет его счастливым билетом. Помоги остановить лягающееся животное на полном ходу, рискнув получить копытом в лицо — и вот, тебя с радостью берут в попутчики. Но Дилюку не пристало жаловаться. Поэтому сидя в кузове пустой повозки, после того, как почти час они провозились с упряжкой и испуганными — «змеей иль крысой, кто ж этаких тварей в ночи-то разберёт» — животными, он чувствовал только ошеломляющее облегчение.

Его попутчик приехал в столицу из деревни с юга, чтобы продать бытовую утварь ручной работы, и, судя по пустой телеге, торги выдались удачными. Вполуха слушая о жизни старика, Дилюк размышлял, что ему дальше делать. Находясь в бреду, он решил мстить Королю Каэнри’ах. В целом, даже в трезвом рассудке это намерение не изменилось — слишком долго оно росло и крепло все эти годы — единственное, что прямиком туда сейчас отправиться он не мог. Ему нужно домой. В Мондштадт. 

От одной мысли об этом сердце болезненно сжималось, и тут же трепетно билось о рёбра. Он хотел и боялся вернуться. Боялся, что слишком изменился, слишком переломался, чтобы быть принятым. Хотел, потому что скучал. Как бы ни хоронил в себе прошлое, вместе с обретённой свободой душа мчалась к землям, где её почитали за высшую ценность. Несмотря на то, что полноценной ее формы Дилюк на родине не знал. Даже тогда он не был так свободен, как сейчас. Это опьяняло. На долю секунды. Потом находило осознание, что со своей свободой ему делать нечего, кроме как обратить ее в цель — месть и поиск правды. А правда, по крайней мере ее часть, находится в Мондштадте. И в первую очередь именно это стало причиной, почему Дилюк направляется туда. Так он себя убеждал.

По пути к деревне, как старик и оповестил, расположился небольшой постоялый двор. Там Дилюк и оставил попутчика. Теперь предстояло напросится переночевать, имея те крохи моры, что были в сумке, подаренной Аяксом. В крайнем случае, он устроится в пустующих стойлах.

Таким образом прошёл и следующий день: поиск попутчиков, постоялый двор, попытки заработать трудом, чтобы хватило на еду. Ему удалось подсмотреть в карту одного из путешественников на первом постоялом дворе и понять, как проложить путь до Мондштадта. Сначала в Сумеру, затем в Фонтейн и через Ли Юэ — домой. Путешествие предстояло долгое, но Дилюк готов был стерпеть что угодно, теперь, когда у него была цель и смысл жизни. Ну или почти что угодно.

Утром третьего дня, с тех пор как он покинул столицу Натлана, проснувшись в стоге сена в стойлах, Дилюк услышал грубую речь, которую ни с чем бы не спутал, проведя в ее окружении шесть лет. Фатуи. В трёх днях от столицы. В том же месте, где остановился он. Разверзнись под ними Бездна.

Он слышал их совсем рядом со стойлами, видимо они не торопились внутрь таверны, чудо, что они не увидели его, и разместили своих лошадей в соседних.

— Мы их упустим, они здесь не ночевали.

— Лошади загнаны, что сделаешь?! Не денутся они никуда, им тоже придётся остановиться, не здесь, так в следующем дворе.

— Если упустим, ты первый пойдёшь под нож Дотторе, понял?

— Успокойтесь все, — громыхнул бас, до зуда в затылке знакомый, — Пару часов даём лошадям остыть и выдвигаемся. Никуда они от нас не денутся. А сейчас вольно, займитесь своим делом.

Дилюк тенью выскользнул из заполненного Фатуи постоялого двора. Кого бы они не преследовали, это были солдаты Дотторе, и им на глаза попадаться было совершенно нельзя. Особенно Борису, ублюдку, чьи ручищи — что стальные тиски — схватил и не вырваться, как бы ни пытался. Идеальный подручный, когда надо держать особо буйных провинившихся или подопытных. Ему Дилюк бы с радостью проломил череп, но он был не один, с ним ещё минимум четверо, и пятерых разом он не потянет. Не сейчас. 

Дилюк знал, что погоня продолжится через пару часов, и потому тут же навязался в попутчики, протянув отложенные на еду монеты. На его счастье ему попалась сердобольная замужняя пара, согласившаяся подбросить его до ближайшей крыши над головой.

Над землей нависали свинцовые тучи, полностью скрывая солнце, придавая пейзажу угнетающую, давящую атмосферу. Небо и земля, словно тянулись к друг другу, грозясь схлопнуться, похоронив между собой все живое. Дышать было особенно тяжело, воздух сгустился, с трудом проникая в легкие. Будет гроза, как будто и без того проблем было мало. Дилюк вновь прикрепил кинжал к поясу, положив ладонь на рукоять. Без солнца время определить было почти невозможно. 

По дороге то и дело попадались редкие деревья, чахлые, голые, почти высохшие. Сквозь бурую землю пробивались трава и сорняки. Дилюк уже какое-то время замечал крохотные изменения в окружении. Он все ближе к границе с Сумеру, где, в отличие от Натлана, нет проблем с растительностью. Через какое-то время позади послышался топот десятков пар копыт. Ещё не обернувшись, Дилюк знал, кто это. Видимо прошло сильно больше пары часов. Дурное предчувствие змеей обвило шею, шепча над ухом «они за тобой».

Шум приближался, и вместе с ним нервы скручивались узлом, сжимались, вибрировали. Ладонь вцепилась в рукоятку кинжала, сжимая до побеления костяшек, другая забралась в сумку, где лежали метательные лезвия и остатки сухпайка. Он успеет расправится с двумя, прежде чем они что-либо предпримут. 

— Впереди развилка, — бросила ему хозяйка повозки через плечо, — если хотите, можете остановится в нашей деревне, а потом продолжить путь. Вот-вот начнётся гроза, ее лучше переждать.

Дилюк едва слышал, что она говорила, за стуком собственного сердца и приближающейся погони. Они вот-вот поравняются с телегой. Он задержал дыхание, готовясь вскочить с места и метнуть нож в первого, кого увидит, обернувшись. Телегу тряхнуло, Дилюк потерял равновесие, завалившись вперёд, но раньше, чем он успел сгруппироваться и приготовиться к атаке — вот-вот, сейчас он услышит приказ схватить его, они уже едут рядом с телегой, — телега сбавила ход, пропуская всадников, и те промчались мимо, не замешкавшись.

— И куда так несутся, — пробормотал хозяин, — сынок, товар не пострадал? Въехали в ямку, а все из-за этих…

Дилюк отрицательно покачал головой, и только заметил, что все это время не дышал, шумно втянув воздух. Пронесло. Всадники свернули на юго-восток, вскоре скрывшись за холмами. Они его не узнали, не обратили внимания, занятые преследованием.

— Как долго до постоялого двора по этой дороге? — спросил Дилюк, когда телега подъехала к развилке.

— Да не очень, но дождь уже накрапывает, а деревня наша вон, отсюда видна…

На этом Дилюк попрощался с попутчиками и направился по дороге, ведущей к Сумеру, той, по которой скрылись Фатуи. Гроза застала его в пути. В первые же минуты он промок до нитки, вода хлестала по лицу, гром рокотал разъяренным зверем, небо освещали лиловые всполохи. Пару раз молния ударила совсем рядом — сначала в мёртвый ствол одинокого дерева на холме, куда Дилюк поднимался, затем за ним, где, как ему казалось он проходил. На его счастье, таверна действительно была недалеко и довольно скоро он ее увидел. И сразу заметил творящийся там переполох. Но главное — никаких Фатуи и их лошадей рядом не обнаружилось. Буря поглощала все звуки, поэтому понять, что случилось, он смог только примчавшись во двор. Как раз к тому моменту из помещения вынесли тело иностранца с белой кожей, светлыми соломенными волосами и ножом в спине. Но не это заставило сердце Дилюка пропустить удар. На нем была форма, которую ни с чем не перепутаешь. Гвардеец из Каэнри’ах. Не успел юноша опомниться, за ним вынесли второе. Тоже в форме, но с алым пятном на груди. 

— Что здесь случилось? — непослушными губами пробормотал он, подходя ближе к телам.

Отвечать ему стала кухарка, — судя по мясницкому ножу в ее руке — что до этого беспрестанно ругалась на пороге, заламывая руки. Женщина сказала что-то про головорезов-иностранцев, драке и побеге. Но Дилюк и так догадывался, пазл сложился сам собой. Фатуи преследовали Кэйю. Тот сбежал, а двух его стражей убили. Оставалось надеяться, что они не были его единственной охраной. 

Мысленно проклиная себя, Фатуи и принца, Дилюк бросился к конюшне, где мальчишка-конюх как раз хотел расседлать лошадь одного из постояльцев. Полуночный герой был убийцей, а не вором, но выбора у него нет. Оставалось надеяться, что он не разучился ездить верхом, даже если в последний раз управлял лошадью в шестнадцать. Под возмущённые крики и угрозы Дилюк покинул двор, мчась на испуганном коне галопом по размытым дождем следам.